Игорь Петрович Иванов и коммунарская методика

кленовые листья

На главную

БУБЛИКОВА Галина Генриховна

ГОЛЫШЕВ Павел Васильевич

Повесть о «Красных Зорях»

Встречи у руин

Артиллеристы расчета противотанковой батареи, сделавшие небольшую остановку у Михайловского дворца в Стрельне, с недоумением смотрели на одинокую фигуру пехотного капитана, который, сняв с головы каску, неподвижно стоял у стены разрушенного войной здания, похожего на дворец. Потом он подошел к солдатам, наполнил стреляную гильзу почерневшей колесной смазкой, смешал ее с пороховой гарью и, возвратившись к дворцу, быстрым движением руки, макая палочкой в самодельную краску, что-то написал на сохранившейся стене. Затем капитан выпрямился, отдал святому для него месту честь и вскочил в кузов проезжавшей мимо автомашины.

Так появилась на стенах Михайловского дворца, — пенат «Красных Зорь», — первая запись.

* * *

Закончилась Великая Отечественная война. После ожесточенных боев за Ленинград от Михайловского дворца остались разрушенные закопченные стены, на которых кое-где сохранились розовато-голубые гирлянды да обломки лепных плафонов и карнизов. Внутри здания — с крыши до подвала — разбитые кирпичи, искореженные перекрытия и сплошной мусор. Каким-то чудом уцелела венчающая дворец восьмигранная башня. У парадного входа не было бронзовых львов, — их украли, увезли гитлеровцы. Каштаны вырублены. Разрушены и другие здания дворцового комплекса. Вот такими увидел свои родные места возвращавшийся с фронта солдат Степан Мусоров, выпускник агропедтехникума «Красных Зорь». Он поднялся на Ореховую горку, окинул взглядом все вокруг и с горечью произнес: «Проклятые фашистские гады! Разорили родное гнездо!».

Спустившись ко дворцу, солдат, к своему удивлению, увидел на обломках мраморной стены стихи, написанные черной краской и корявым почерком.

Когда развалины увидишь эти,
Невольно жизнь бежит к далеким временам,
Уютный класс, резвящиеся дети…
Как дорого все это было нам!
Рука слезу смахнула поневоле,
Шумящей чередой прошли у юности года,
Но камни эти и друзей своих по школе
Мы не забудем никогда.

«Жан Моршан». Иван Морщинин.
Выпуск 1925 года.

Он прочитал эти строчки и решительно ниже написал: «Кто помнит меня, заходи по адресу… Мусоров». Так постепенно изо дня в день потянулись в родные «Красные Зори» ее бывшие воспитанники — школьники и студенты агропедтехникума. В одиночку и группами приходили и приезжали они из многих мест в «Михайловку» и, с немым укором взирая на руины своего былого родного дома, оставляли на обломках его стен адреса, номера своих телефонов и фамилии. Писали краской, углем, мелом, осколками кирпича и карандашами. Шла переписка людей, жаждущих вновь встретиться со своими друзьями детства, с педагогами, со всеми, кто остался в живых после войны.

Пусть кидает нас жизнь-старуха,
И летят за годами года,
Краснозорьцами были, по духу
Краснозорьцами будем всегда.

Подпись: Борис Фуксман, и ниже — адрес, номер телефона и приписка: «Кто жив из выпуска 1925 года позвоните мне». Да, это тот самый Боря Фуксман, краснозорьский поэт, который в те далекие годы писал неплохие стихи.

С каждым днем «автографов» на стенах появлялось все больше больше. «Сообщите, кто знает о других». Подпись. «Друзья, краснозорьцы, где вы, откликнитесь?» — адрес, имя, фамилия. «Вспомните, как в этом зале мы танцевали! Здесь прошла наша юность», и снова адреса, адреса, фамилии…

* * *

В один из воскресных дней по Михайловскому парку шла женщина. Недалеко от дворца она увидела мужчину, стоящего у мольберта. Подошла поближе. На холсте возникало изображение Михайловского дворца.

— Скажите, пожалуйста, а почему вы рисуете наш дворец? — поинтересовалась незнакомка.

— Как почему? Потому что я здесь воспитывался и это мой родной дом.

— Надо же! — воскликнула женщина, — и я тоже здесь воспитывалась. А как вас зовут?

— Леднев Дмитрий, может, помните?

— Ой, теперь вспомнила! Я же вас очень хорошо знаю. Вы учились в одном классе с Валей Сергеевой и, кажется, симпатизировали ей.

— Было такое, — смущенно ответил мужчина, продолжая наносить мазки на холст.

— А я Капа Порошина, — не дожидаясь вопроса, сказала собеседница, — приезжаю сюда не в первый раз.

— К сожалению, я бываю здесь не часто, — поддержал разговор Дмитрий. — Живу я в Лебедине. Семья и прочее. С фронта вернулся с тяжелым ранением. Врачи несколько раз «штопали» мои ноги, но вот, видите, хожу. Когда я бываю в Ленинграде, то обязательно приезжаю в «Зори». Ведь они спасли меня от голодной смерти, и я многим им обязан.

Он прервал свою работу, аккуратно сложил кисти и краски в этюдник и предложил:

— Давайте пройдемся.

Они медленно обошли дворец, заглянули внутрь его. Здесь все еще было, как после недавней бомбежки. Посоветовавшись, решили переписать в блокнот все, что было написано на разрушенных стенах. Некоторые из надписей уже поистерлись, и их едва можно было прочитать.

— Слушай, Капа, — сказал Леднев, — а что, если мы назначим определенный день встречи краснозорьцев? Ну, допустим, первое воскресенье июля. Очень удобное время. Школьники и студенты к этому времени заканчивают занятия, и тогда многие смогут сюда приехать. Я уже и четверостишие по этому поводу сочинил. Вот, послушай:

Краснозорец!
Ты видишь руины — работа врага,
Нет горше печали на свете.
Коль память детства тебе дорога,
Приди на развалины эти.

— Давай напишем их вот на этой белой доске. Она высоко, все увидят, и вряд ли кто-нибудь сотрет. Я и уголь нашел, и лестницу присмотрел.

Они переписали стихи, а ниже добавили: «Собираемся в первое воскресенье июля. Порошина и Леднев».

* * *

Через год на площадке возле дворца собрались краснозорьцы. Некоторые из них были еще в военной форме. Странной и непонятной для неосведомленных людей казалась вот такая сцена: седой мужчина, с орденами на груди, хлопает по плечу солидную даму и весело кричит:

— Муська, ты? Только где же твои косы?

«Муська» — мать уже взрослых детей — ахает и восклицает:

— Господи, Колька, а где твои кудри?

— Не узнаешь? Я Лида Вощилова.

— Ну, как же, только солидная стала.

— А кто из наших мальчишек вернулся с фронта?

— Почти никто.

Восклицания, смех, поцелуи, всюду слышно: Люба, Лилька, Нонна, Таня, Сережа, Лида, Петька!

— А помнишь?

Именно с этого слова начинали они свои воспоминания, и дальше обязательно следовало: «…как Игнатий Вячеславович Ионин…», иногда же, по школярской привычке, короче: «…как Игнатий…». Из уст же самых старших воспитанников слышалось ласковое, домашнее: «…как наш Игнаша…»

— А помнишь, Борька, как мы в футбол набили 6:0, а тут Игнат на мотоцикле, и нас как ветром сдуло в кусты… А ведь жалел-то он ботинки наши.

— Сережка, вспомни, как ты дал «петуха» в арии Ленского!..

Тот смущенно разводит руками:

— Был такой грех!

И снова: — А помнишь?

Так на протяжении нескольких десятков лет после окончания Великой Отечественной войны, каждое первое воскресенье июля собирались и собираются краснозорьцы на свой традиционный сбор. Приезжают в «Красные Зори» с детьми, внуками и просто с друзьями и знакомыми.

Что же влечет их сюда? — Не только прекрасный парк, почти восстановленный дворец и другие здания. Их влечет память нелегкого и в то же время счастливого детства, встреча с педагогами и воспитателями, отдавшими им свои знания и искреннюю любовь. И, наконец, их сюда влечет память о замечательном организаторе и директоре «Красных Зорь» — педагоге, воспитателе и прежде всего Человеке с большой буквы — Игнатии Вячеславовиче Ионине.

Первые шаги трудовой коммуны

— Товарищ комендант, вот тут еще троих привели. Куда их?

Сергеев устало поднял голову:

— Троих, говоришь? Правонарушители или тихони?

— А черт их знает. Грязные, оборванные, разные по годам, смирные из себя, только девчонка все плачет.

— Ну, веди их сюда!

В кабинет коменданта первого Центрального детского распределительного пункта, разместившегося в одной из лучших гостиниц Петрограда под названием «Европейская», робко вошли и прижались к зеркальной двери три маленькие, тщедушные фигурки: два мальчика и девочка. Они дрожали от холода, пряча озябшие руки в карманы своих лохмотьев. Истощенные, грязные лица с грустными проваливающимися глазами.

— Это еще что за святая троица явилась? — нарочито грубым басом встретил их Сергеев, шагнув вперед. Полы матросского бушлата распахнулись, и на поясном ремне стала видна кобура револьвера. Ребята испуганно прижались друг к другу.

— Вот ты, малец, — он взял за руку черноглазого мальчугана. — Кто такой? Как звать, сколько лет, где родители?

Мальчишка, испуганно моргая глазами, молчал.

— Э, да ты, может, благородных кровей, принц российский, из королевского дворца убежал, а?

Девочка, перестав шмыгать носом, криво улыбнулась:

— Какой он принц! Это же Родька, ему 7 лет, у него позавчера мать с голоду умерла. Это вот Колька с Балтийского вокзала, а я Лиза, мне уже 11 лет… Дяденька, дайте чего-нибудь поесть…

Комендант хотел было ласково потрепать девчонку по волосам, но, увидев гнойные струпья на голове, тяжело вздохнул, достал из стола завернутый в газету кусок хлеба, разломил его на части, дал детям.

— Товарищ Шестов, накормите новеньких и отведите в 32-ю комнату. Там уже много таких. Завтра мы всех их определим. Ребятишки, торопливо глотая хлеб, поспешили за Шестовым. Сергеев подошел к окну. Серые, холодные ноябрьские сумерки уже скрывали очертания домов на неосвещенных улицах города. Шел мелкий снег. Поправив ремень с кобурой, комендант задумался. Сколько бездомных детей уже подобрано с улиц и вокзалов голодного Петрограда. Сколько открыто детских домов и колоний. Но еще ежедневно появляются все новые и новые беспризорные ребятишки…

— Как это просто и вместе с тем гениально было решено — отдать дворцы обездоленным детям. Дворцы — детям! Правильно. Все лучшее, что есть у рабочего класса, — детям! Вот таким, как эти Колька, Родька, Лизка… М-да, но все же куда мы эту новую группу поместим?

Он сел к столу и стал читать список пригородных дворцов и имений:

— Так, дворец в Лигове переполнен. В бывшем Сергиевском монастыре в поселке Володарская — колония «Труд»; тоже переполнена. В Павловске — детская коммуна «Красная славянка», — Сергеев поморщился, — название не очень удачное. Константиновский дворец в Стрельне переполнен, в Ораниенбауме — занято, в Новом Петергофе — тоже под завязку. Остается Михайловский дворец, что между Стрельной и Петергофом. Правда, там место глуховатое, зато удобное: вековой парк, Финский залив, пруды… Вот и отдадим его этим Колькам и Лизкам из «Европейской». Пожалуй, впоследствии человек 300 можно будет там разместить, а то и все пятьсот…

Комендант постучал карандашом о настольную лампу и обратился к вошедшему помощнику:

— Товарищ Шестов, вы подобрали кандидатуру на заведующего в «Михайловку»?

— Подходящей пока нет, Федор Иванович. Боятся туда ехать, — мол, Юденич рядом, глухомань и прочее. Тут, правда, сидит у меня один молодой человек, бывший учитель. Из госпиталя выписался, в грудь был ранен… Просится на любую работу в деревню, лишь бы воздух, говорит, был хороший…

— Кто такой?

— Игнатий Ионин.

— Ну-ка, ну-ка, давай сюда своего Игната!

В кабинет вошел очень худой, невысокого роста, черноволосый молодой человек в кожаной тужурке. Его серые проницательные глаза, небольшие усики, бородка клинышком придавали ему интеллигентный вид. Положив на стол свои бумаги, он, выправившись по-военному, доложил:

— Бывший летчик-наблюдатель второй аэровоздушной эскадрильи Ионин.

— Садитесь, товарищ Ионин. Что это вас так подтянуло, кожа да кости!

— Не повезло, пуля в легкое попала.

— Не робей, Игнат, скоро будешь богат, — пошутил собеседник. — Могло быть и хуже. Я ведь тоже трижды продырявлен.

Сергеев пробежал взглядом по анкете.

— Так, рождения 1893 года, интеллигент, веры православной, партии сочувствующий, окончил Петербургский университет, холост… Гм, все есть, определенно подходит. И Федор Иванович улыбнулся своей доброй улыбкой.

— Скажите, товарищ Ионин, а вы детишек любите?

Игнат удивленно поднял глаза.

— Извините, в каком смысле? Своих у меня пока еще нет, а чужих… Я молодой учитель, но практически с детьми работал мало. Признаться, иногда побаиваюсь великорослых подростков на темной улице.

— Ничего. Скажу по секрету: в такой ситуации и мне становится не по себе. Ну, уважаемый, а если мы предложим вам заведовать детской колонией в «Михайловке», в Стрельне? Там находится дворец бывшего великого князя Михаила, громадный парк, да не парк, а скажем прямо — лес дремучий. Финский залив, пруды, воздух чистейший… Что вы на это скажете?

— Боюсь, не справлюсь, — неуверенно произнес Игнат.

— Как же так, бывший военный — и вдруг боитесь? Соглашайтесь, право, пока есть место. Там сад фруктовый есть, огороды можно развести. Ну, по рукам, что ли?

Игнат с минуту молчал, как бы взвешивая все «за» и «против».

— Согласен, по рукам! Только у меня к вам просьба…

— Давай, давай, Игнат, — весело произнес Сергеев, перейдя с Иониным на «ты», — что у тебя? Да много не проси, сам знаешь, какова сейчас обстановка.

— А я и не прошу, я требую, — в голосе Игната прозвучали уже твердые нотки.

— Ого?! — восликнул Сергеев.

— Первое. Верните коня, которого в октябре забрали для нужд фронта. Сейчас он морякам не нужен. И второе…

— Постой, постой, а ты откуда знаешь про Буланого?

— Так я ездил туда позавчера и ознакомился с положением дел.

— Вот оно что? Молодец! Я ему тут битый час расписываю в красках «Михайловку», а он, видите ли, хитрец, все и так знал, слушал и молчал. Ладно, Игнат. Батальон революционных моряков скоро уйдет из «Михайловки», так я распоряжусь, чтобы они оставили Буланого вам. А вторая просьба какая?

— Видите ли, товарищ Сергеев, Михайловский дворец, все его постройки, сад и угодья — это теперь народное достояние, а жулики разные и местные жители соседних деревень бессовестно растаскивают все, что могут унести. Вот и выдайте мне этакую… ну, что ли, охранную грамоту, чтобы прекратить безобразие.

— Верно, товарищ заведующий, ставите вопрос. Это мы сейчас устроим.

Сергеев что-то написал на клочке бумаги и, вручив ее Шестову, приказал немедленно отпечатать.

— И еще, — обратился он к Шестову, — принесите-ка нам пару стаканов кипяточку, мы с новым заведующим побеседуем за чашкой чая. Не возражаете, Игнатий Вячеславович?

Ионин неопределенно пожал плечами, но потом утвердительно кивнул головой:

— Не откажусь!

— Да вы не стесняйтесь, угощайтесь. Здесь хлеб, а вот тут сахарин. Много не кладите, вредно… Обратите внимание, что мы пьем кипяток из стакана с позолоченными вензелями, заметили небось? С ребятами постарайтесь быть таким, какой вы есть, но в тысячу раз умнее, требовательнее к себе и честнее. С перегибами, по-моему, все ясно: будете с ними уж слишком жесткими — они не поймут вас, будут сторониться, избегать, бояться, а не уважать. Это ясно. Но я считаю: нельзя быть с ними и этаким слезливыми благодетелями. А как вы считаете?

Ионин отпил глоток и поставил стакан:

— Безусловно, крайности всегда вредны. Я за рациональную строгую требовательность…

— Вот-вот… Мы уже организовали по стране около двухсот детских домов, колоний и коммун, собрали туда беспризорных. В некоторых я побывал, и знаешь, Игнат, честно признаюсь: что-то не нравятся они мне. Одни напоминают бывшие приюты и пансионы с этакими гувернантками, классными дамами и благородными девицами, другие скорее похожи на детские тюрьмы, а третьи вообще не поймешь что. Всех их роднит пока лишь одна забота: как бы накормить детей и как бы удержать их, не дать им разбежаться. Чего же этим учреждениям не хватает?

Сергеев налил по второму стакану кипятка и, положив туда сахарин, продоложил:

— Не хватает им, по-моему, одного — производительного труда! Да, да, самого настоящего производительного труда!

Ионин решительно согласился.

— В деревенских семьях работа малолетних детей в поле никого не удивляет. Было бы глупостью, имея свое хозяйство, не привлекать ребят к посильному труду на земле, к работам по заготовке на зиму топлива и, наконец, для совершенствования своего хозяйства…

— Верно, Игнат. А то в некоторых колониях сидят на одной каше да на сухарях, а занимаются вышивками и аппликациями. Я не знаю, как в будущем, когда мы покончим с разрухой, восстановим производство в городе и на селе и двинемся дальше, используя новейшую технику, — не знаю, останутся или не останутся у нас тогда детские дома, но в сегодняшних условиях производительный детский труд совершенно необходим даже чисто экономически. Но ведь он важен и как ничем не заменимое средство воспитания, не так ли? Нет, не институт благородных девиц, а трудовую коммуну мы должны организовать в «Михайловке»!

Федор ударил ладонью по столу.

— Да, именно трудовую коммуну! Нам нужны свои, понимаешь, Игнат, умные рабочие, смелые воины, свои талантливые инженеры и академики, артисты и экономисты, но такие, которые бы не боялись ни трудностей, ни самого черта. А труд и учеба именно таких людей нам и сделают. И вот ты и будешь их готовить, Игнат!

— Но с кем? Где взять учителей и воспитателей?

— Как где? Сначала работай с теми, кого найдешь, а потом готовь своих.

Ионин оживился:

— А что, можно, к примеру, набирать учителей из бывших дворян?

— А почему бы и нет? Этого бояться не следует. Владимир Ильич в свое время был уверен в том, что и эти учителя пойдут за нами! Будут работать, будут учить детей рабочих, солдат, крестьян по-новому. Слабые уйдут, сильные — останутся.

Сергеев улыбнулся.

— Знаешь, Игнат, я ведь прежде тоже учителем был, в Туле. Тянет к ребятишкам. Вот закончится гражданская война, снова пойду в учителя, в родную Тулу подамся. Там такую детскую коммуну организую, еще позавидуешь. У меня вот здесь, — он постучал себя по лбу, — столько идей накопилось, на многие годы хватит. Да жаль, не до этого сейчас. А к тебе я в Стрельну приеду обязательно и, если что не так, бить буду, учти!

Ионин торопливо поднялся, застегивая кожанку:

— Спасибо, Федор Иванович, за советы. Приезжайте в любое время, гостем будете.

— Да ты, Игнат, сиди, сиди, — задержал его Сергеев, — разговор еще не закончен, да и чаек еще не допит. А как по-твоему, какими методами надо будет поощрять или наказывать детей?

— Над этим я пока еще не задумывался, — ответил, снова садясь, Игнат. — Конечно, такие меры наказания, как «в угол», на колени, порка, карцер — для нас не подходят. Да и поощрения должны быть другими.

— Это верно, — поддержал Ионина собеседник, — прежние меры наказания не годятся. Физическая расправа — это унизительный акт. Тут нужно искать что-то другое. Я считаю, что нужна требовательность и как можно большее уважение к детям. Нужно требовать от них безусловного подчинения элементарным требованиям дисциплины и в то же время уметь различать: сознательно тот или иной пацан или девчонка выступают против своих товарищей или по дурной привычке, от которой можно ведь помочь избавиться. Как ты считаешь? Надо учитывать и особенности характеров. Тут, брат Игнат, еще много и много неясного, над всем этим нужно еще думать и думать. В этом отношении опыта пока у нас с тобой, пожалуй, маловато, а армейские приемы для детишек неприемлемы.

Резкий телефонный звонок прервал беседу.

— Да, я вас слушаю. Кому передать? Есть, сегодня! До свидания. Шестов, ко мне! — крикнул Сергеев.

— Слушаю вас, Федор Иванович.

— Пошлите посыльного на Николаевский вокзал к ночному поезду и устройте одно место до Москвы. Мои дела передайте Корневу.

Игнат встал, выпрямился по-военному:

— Спасибо, товарищ Сергеев, за советы, за угощение…

— Вы извините меня, Игнат, дело срочное. Вызывают в Москву. Спасибо же не мне, а вам, Игнатий Вячеславович. Спасибо, что беретесь за трудное дело. Вот ведь не успели договорить, а как много еще хотелось бы обтолковать и обдумать. Ладно уж, разберетесь по ходу дела. Завтра же забирайте всех ребят из 32-й комнаты. До свидания. А я к вам обязательно приеду. Да! Не забудьте дать название коммуне… Красивое, зовущее вперед. Все нужные документы получите в губернском отделе народного образования.

«Вот это человек!» — уважительно подумал Ионин о Сергееве, выходя из здания. Он запахнул свою кожанку и решительно зашагал по темным улицам Петрограда.

Первые колонисты

Переполненный трамвай с морозными узорами на оконных стеклах медленно тащился к конечной остановке в поселке Стрельна. Двадцать семь грязных, оборванных мальчишек и девчонок в возрасте от шести до четырнадцати лет сидели молча, тесно прижавшись друг к другу. Пассажиры откровенно сторонились этих детей, опасаясь подцепить от них какую-нибудь заразу. Ионин был не в духе. И не столько оттого, что не спал всю эту ночь в губернском отделе народного образования, сколько от неудачного посещения отдела снабжения. Вместо обещанных продуктов одиннадцати наименований ему выдали только мешок перловой крупы и ящик сушеной воблы. А из одежды и обуви — вообще ничего. И теперь, сидя на ящике с воблой, Игнат со всей ясностью понял всю сложность своих новых обязанностей и всю степень своей ответственности перед этими беззащитными ребятами. До конца маршрута оставалось не менее часа, и он был рад тому, что слабым, голодным детям не пришлось стоять в трамвае. Когда богато разодетая дама в мехах вошла с передней площадки и, бесцеремонно согнав одну из худеньких девочек, брезгливо морщась, уселась на ее место, Игнат не выдержал и громко произнес:

— Граждане пассажиры! Имейте в виду, что я везу больных детей, среди них могут оказаться и тифозные!

Такое предупреждение возымело действие. На следующей остановке все пассажиры вышли и в вагоне остались одни дети. Это несколько развеселило ребят. Однако первый заряд бодрости скоро иссяк. Напрасно Ионин пытался шутить, спрашивал, хотят ли они учиться в школе и работать в саду и на огороде. Все молчали. Одни еще не преодолели робости, другие дремали или думали только о еде. К концу пути, когда Ионин поднялся со своего «душистого» ящика с воблой, дети оживились.

— Ребята, в нашу коммуну мы поедем завтра, а сегодня вас накормят и устроят на ночлег в другом детском доме, в самой Стрельне, тоже во дворце, но только другого бывшего князя — Константина.

И тут же Ионин довольно строго предупредил всех:

— Кто из вас не захочет трудиться у нас, в «Михайловке», может остаться в Константиновском детском доме. А мы поедем в «Михайловку», туда, где есть фруктовый сад, а весной будет и огород, и где надо будет трудиться, чтобы эти огород и сад дали нам свои плоды. Выбирайте, ребята!

Это был хитроватый ход, ибо упоминание о фруктовом саде для голодных ребятишек звучало поистине волшебной музыкой. Но был и риск. Про себя Ионин испытывал мелкий, эгоистический страх и невольно подумал: «А не останутся ли вот все эти, уже, казалось бы, совсем его, Игната, девчонки и мальчишки в другом детском доме?».

Константиновский детдом встретил новую группу ребят многоголосым криком:

— Голодранцы приехали!

— Самим есть нечего, а еще они сюда приперлись!

— Ребята! Смотрите, это же овечки, а вон там их козел с бородой! — съязвил кто-то из старших.

Прибывшие, боясь, как бы их не побили, тесной кучкой прошли в отведенное для них помещение, там их накормили и уложили спать.

— Васильева! — обратился Игнат к старшей девочке, — останешься главной до моего прихода.

— Хорошо, товарищ заведующий!

Часом позже Ионин подошел к комнате, где отдыхали ребята, прислушался. Из-за двери раздавался выразительный голос Верочки Васильевой. Что это? Очень знакомые стихи. Ага, Лермонтов. Так и есть: «Умирающий гладиатор». А как читает! Молодец, Вера!

* * *

Утро 21 ноября выдалось холодным, и Игнат торопился побыстрей увезти ребят в «Михайловку». Он стоял у запряженной в сани лошади и ждал, пока дети позавтракают.

— Ай да Сергеев, не подвел с лошадью. Вот он, конь Буланый, хотя и тощий, а все же наш… Как-никак, одна лошадиная сила! Ничего, подкормим, выходим. Вот кого только из ребят прикрепить к нему? Кажется, Боря Фуксман самый энергичный. Может, его?

Ребята, поеживаясь от холода, погрузили на сани свои узелки, свертки и выстроились попарно. Игнат облегченно вздохнул: никто не остался. Налицо все двадцать семь! Да нет, уже двадцать восемь? Двадцать восьмой — не наш.

— Ада Войцеховская, это твой брат? Если желаешь, то можешь остаться здесь, вместе с ним.

Девочка громко заплакала:

— Не хочу здесь… Возьмите меня с собой, пожайлуста, а братик Вася потом приедет к нам…

Ребята загудели:

— Игнатий Вячеславович, пусть она едет с нами. Мы с ней уже подружились. Она хорошая.

— Ладно, Войцеховская, оставайся в строю, а ты, Вася, беги на уроки. После все решим.

Мальчик нехотя вышел из строя и медленно, с опущенной головой пошел обратно, в свой класс.

— Ну вот, ребята, сейчас мы двинемся в «Михайловку». У военных это называется совершить марш. Пройти надо будет четыре с половиной километра. Обычно красноармейцы такой путь проходят за один час. Мы, будущие воины, должны пройти не хуже. Малыши, быстро в сани! Остальные — шагом марш!

Маленький, разношерстный отряд ребятишек медленно плелся по Петергофскому шоссе вслед за санями. Игнат подбадривал ребят, шутил, расспрашивал каждого, откуда он попал в распределитель, и скоро безошибочно знал имена и фамилии всех детей.

— А что, ребята, неплохо бы этак лет через пять-шесть пройтись по этой же дороге, да не только с духовым оркестром, но и под Красным знаменем. А?

— Еще бы! А где их взять?

— Шутит заведующий, тут через год с голоду помрем и похоронный марш некому будет играть, — сострил один из мальчишек.

С шоссе свернули направо, прошли под обветшалой вывеской «Лесопильный завод», вошли в густой парк. Вековые дубы, липы, осины и лиственницы стеной окружили дорогу. Игнат сел на пенек и, сняв шапку, с некоторым волнением произнес:

— Вот, дорогие ребята, здесь мы и будем жить! — И он показал рукой направо.

А там, за деревьями, у пруда, стоял сказочный дворец с восьмигранной башней. Желтоватый фасад кое-где посерел, на нем были видны трещины, лепные украшения местами отбиты, мраморные перила надломлены.

— В этом дворце, — начал свой рассказ Игнат, — до Октябрьской революции жил сын бывшего царя Николая Первого — великий князь Михаил Николаевич. Теперь здесь будет наша трудовая школа-коммуна. С сегодняшнего дня вы станете хозяева и дворца, и парка, и прудов. Поздравляю вас, ребята, с прибытием! Временно во дворце живут моряки, поэтому мы пока разместимся в оранжерейном домике. Раньше там жили садовники князя. Ну, а потом, когда моряки уйдут, мы переселимся во дворец.

Но ребята молчали, им хотелось есть. Проделанный маршрут оказался явно не под силу отощавшим детям.

Подошли к оранжерейному домику.

— Стой! — скомандовал Ионин. — Ну вот и пришли! Сначала обед, потом баня и отдых… Девочки пойдут с воспитательницей Верой Дмитриевной, мальчики — с Евгенией Степановной. Разойдись!

Такая команда была принята с одобрением, и скоро обе группы скрылись в оранжерейном домике, который отныне стал для ребят их родным домом.

За длинным обеденным столом, пока дети жадно ели солянку из горькой воблы и мороженой капусты, заедая их черными сухарями, Игнат еще раз внимательно присматривался к каждому. Он мысленно прикидывал, как распределить между детьми обязанности по хозяйству.

На заготовку дров — Федя Пчелин, Костя Боровков, Миша Черников, Яша Мальков, Кирилл Волков. Качать воду в бак — Боря Пуцикин, Коля Лященко, Женя Козаков. Мыть полы — Оля Михайлова, Люба Лаврова, Вера Васильева. Мыть посуду — Лиза Семенова и эта, с огненными волосами… Нюта Томп. А ухаживать за Буланым… Кому лучше — Борису Фуксману или Мише Фролову? Пожалуй, второму. Он, видно, любит животных. Ну, а малышам — протирать кровати, двери, подоконники. Пусть ребята не спеша привыкают к новой обстановке.

На второе подали селедку с картошкой в мундире, без масла. Да и мечтал ли кто-нибудь о масле в то время? Когда и дети, и воспитатели пообедали, Ионин поднялся:

— Дорогие ребята, дорогие учителя! Поздравляю всех вас с открытием новой трудовой коммуны! Что такое коммуна? Это общность людей, где все работают сообща, вместе учатся, вместе отдыхают, хорошо и сытно едят. Нашим основным лозунгом будет: «Кто не работает, тот не ест!». Запомните это. В коммуне нет нянек, уборщиц и классных дам. Вы все должны будете делать сами. Прежде всего — учеба в школе, потом — хозяйственные работы. Старшие будут ходить в Волхонскую школу за три километра отсюда. Значит, вставать придется раньше, и чтобы без опозданий! Малыши пока будут учиться здесь. Всем все понятно?

Ребята плохо реагировали на слова заведующего. Их тянуло ко сну. Игнат оглядел всех и вдруг громко рассмеялся:

— Ну, сонная гвардия, в баню! Все лохмотья в печь, и чтоб ни одной вши ни у кого не было!

На следующее утро подростки из соседней деревни встретили колонистов язвительной песенкой:

Коммунисты-лодыри,
Всю Россию продали…

В должности директора Игнат развил бурную деятельность, ибо главной его задачей на первое время было: во что бы то ни стало элементарно выжить. Он бегал по различным учреждениям Петрограда, о чем-то хлопотал, кого-то убеждал, кому-то что-то доказывал, требовал или просил. Дрова, керосин, мыло, продукты, буквари, белье, полушубки и т. д. и т. п. И всюду успевал. К вечеру, вконец измотанный, возвращался Игнат в «Михайловку» с какой-нибудь очередной поклажей.

На пятый день Миша Фролов, встречавший на станции Ионина, погрузив в сани продукты и пустив Буланого рысцой, с тревогой в голосе доложил:

— Товарищ заведующий, у нас забастовка. Ребята отказываются пилить дрова. Ушли в лес, развели костер, митингуют и вас ругают…

— Вот как, а кто зачинщик?

— Не знаю. В общем, смута. Девочки плачут. Евгеша, то есть, извиняюсь, Евгения Степановна пыталась ребят уговорить, но не помогло.

— Гони, Миша, Буланого. Я им покажу, лентяям… Где же у них совесть?

В глубине парка пылал яркий костер. Игнат бросился туда.

— Здравствуйте, ребята! Что это у вас за праздник зимой, да еще на ночь глядя? Почему одни, где девочки?

— Катись со своими девочками, знаешь куда? — крикнул кто-то, и все рассмеялись.

Ионин нахмурился:

— Что случилось? Почему вы у костра, а не дома?

— К черту! Не хотим пилить дрова! Не будем работать! Что мы, заключенные, что ли? Все каша да вобла… Наобещали горы золотые, а где они? — перебивая друг друга, выкрикивали мальчишки. — Надоело, завтра уйдем в Питер. На улице лучше. Свобода! А здесь скука — буквари дали, переписывать заставляют, а мы не хотим — и все. Оставайтесь сами тут со своими девчонками и с подлизами, которые на лошадях ездят!

— Правильно! — поддерживали «оратора» другие ребята.

Игнат лихорадочно думал: «Что это, серьезно или нет? Где он допустил промах? Как остановить все это? Да, наконец, по какому праву эти подростки, еще ничего не сделавшие для общего дела, выступили против коллектива, о какой свободе толкуют?». Он искал выхода и не находил его.

— Ребята, сейчас же домой! После разберемся.

— Не желаем. Нам и здесь тепло! — послышались голоса со всех сторон.

Ионин круто повернулся и зашагал к оранжерейному дому. Он понял, что сейчас этим «бунтарям» нужна разрядка. Пускай шумят, все равно ночью никуда не уйдут. Пока есть хворост, они еще будут сидеть у огня и возмущаться. А потом? Потом этим лентяям надоест искать хворост в снегу и они явно захотят спать.

Он расспросил учителей о причине бунта, но те ничего определенного сказать не смогли. Ничего определенного не смог он узнать и от кухарки тети Вари. На вопрос: «Как кормили сегодня?» — она спокойно ответила:

— Какая тут еда! Как всегда, товарищ заведующий, по норме!

Еще дважды подходил Игнат к костру и предлагал разбушевавшимся мальчишкам вернуться домой.

— Если дрова не будут заготовлены, — сказал он, — то завтра все дети останутся без горячей пищи. «Бунтовщики» смолкли, однако остались на своих местах.

Игнат уловил этот переломный момент и через некоторое время привел в парк девочек с пилами и топорами.

— Девчата, — громко сказал он, вот тут наши мальчики греются у костра, у них кончается хворост. Может, напилим им дров, а то они, бедные, сами не умеют и очень устали!

Взяв топор, Игнат начал спокойно подрубать сухую ель.

Девочки по очереди неумело орудовали пилой.

Сцена показалась до того нелепой, что ребята сначала оторопели. Еще несколько минут они спорили между собой, а потом нехотя взялись за топоры. Скоро общая работа захватила всех, а когда две сухие ели были распилены и расколоты, уставшие «бунтари» с шутками и смехом отправились домой.

Так закончился этот стихийный «дровяной бунт». Игнат не стал искать зачинщиков и наказывать кого-либо, но после этого случая все старшие подростки стали ездить по очереди на станцию. Главным же конюхом по-прежнему оставался Миша Фролов.

Вскоре над входной дверью дома бывших дворцовых садовников появилась философская надпись: «Кто говорит, что он не может, это значит, он не хочет!».

Теперь отлынивать от хозяйственных и ремонтных работ стало просто невозможно. Заведующий ставил перед ребятами задачи и назначал исполнителей. Ребята старались делать все необходимое: сгружали и пилили дрова, ремонтировали Кухонный дом, мыли полы, шили, стирали, а в оттепель даже мостили дорогу.

Понял Игнат и необходимость более близкого знакомства с каждым из ребят. С этой целью он ежедневно за обедом заслушивал их короткие биографии. Первой пришлось рассказывать о себе Лизе Семеновой. Худенькая девочка двенадцати лет, краснея и заикаясь перед такой необычной аудиторией, поведала следущее:

— Папа умер в августе 1918 года, и мы с мамой остались одни. Она не имела специальности и нанялась домработницей к бывшей генеральше. Жить нам пришлось в полутемной комнатушке, где зимой было очень холодно. В школу я пошла не столько учиться, сколько из-за питания. Нам тогда выдавали четверть фунта черного хлеба с рыбной икрой. А у генеральши мы питались лепешками из картофельной шелухи и кофейной гущей от ее стола. Силы падали, кружилась голова. Мыла не было, и мы подолгу не ходили в баню.

Лиза смутилась и замолчала. Кто-то из девочек всхлипнул.

— Потом я уговорила маму и пошла записываться в детский дом… А еще я хотела пойти в балетную студию, так как очень люблю музыку и танцы.

— Милая ты моя девочка, — всплеснула руками учительница Евгения Степановна Острогская, — что же ты раньше не сказала мне про музыку? Я ведь играю на рояле и тебя научу. Был бы только инструмент!

— Есть рояль! — вскочил Женя Козаков. — Ей богу, сам видел в Бальном зале дворца!

— А где его ставить? — усомнился Костя Боровков.

— Можно в пальмовой оранжерее поставить, там теплее, и будет у нас там свой клуб, — предложила Люба Лаврова.

Игнат поднял руку:

— Тише, ребята, мы же все-таки на обеде и должны соблюдать порядок. Я согласен с Любой. Давайте сделаем клуб в бывшей пальмовой оранжерее. Но… Сначала ее нужно утеплить, починить печь, побелить, сделать сцену. Рабочих у нас нет. Придется все делать самим. Согласны?

— Согласны! Даешь клуб и сцену!! Сами все сделаем! — зашумели коммунары.

— Вот и хорошо. Завтра и начнем. А что до музыкальных инструментов — выход найдем. Во дворце целых три рояля, и я думаю, что краснофлотцы уступят нам один из них.

На следующий день за обедом все слушали рассказ Кирилла Волкова. Он говорил не спеша и не по-детски серьезно:

— Весь этот 1919 год наша семья сильно голодала. Отец тяжело болел. И вот однажды мы с мамой пошли в деревню, за Пороховые, менять вещи на продукты. На обратном пути нас задержали солдаты из продотряда. Мама остановилась, а я побежал с картошкой. Солдат крикнул: «Стой!» — и выстрелил в воздух. Я со страху упал, мама подумала, что меня убили, и потеряла рассудок. Ее увезли в психиатрическую больницу. Отца тоже положили в больницу, а нас троих определили в детский дом. Я вот здесь, а сестренки — Люда, ей восемь лет, и Рая, ей семь лет, — в Гатчинском детском доме. Мне их очень жалко. Наверное, они умрут без меня… Товарищ заведующий, сделайте, чтобы мы все трое были здесь, очень прошу…

Игнат успокоил:

— Умереть не умрут, за это я ручаюсь. А перевести сюда твоих сестер постараюсь. Обещаю.

Третий рассказ был до предела краток. Миша Фролов, часто моргая глазами, сообщил:

— Отца убили на германской войне. Мать-пьяница приводила разных мужиков. Когда была Октябрьская революция, я убежал из дому и попал в воровскую шайку. Меня, как самого маленького и тощего, подсаживали в форточку, чтобы открывать квартиру. Нас поймали. Взрослых посадили в тюрьму, а меня отправили в распределитель. Вот и все.

— Ты, Миша, забудь о своем прошлом. У тебя здесь началась новая жизнь! Бежать не собираешься? — лукаво спросил Ионин.

— До лета побуду, а там видно будет.

— Ну-ну. А тебе, Миша, что больше нравится: музыка, танцы или путешествия?

Тот почесал за ухом и мечтательно произнес:

— Книжки с картинками про войну люблю смотреть.

— Садись, Миша. Как, ребята, думаете: убежит от нас Миша или нет?

Все зашумели:

— Конечно, убежит! — Нет, нет, останется, он хорошо работает. — Мало ли что работает, а если воришкой был? — Это он не сам, его заставляли. — Да!.. Нет!.. Нет!..

Игнат остановил шумящих:

— Я тоже думаю, что Миша от нас никуда не убежит ни летом, ни осенью, потому что у него, как и у вас всех, есть теперь свой дом. И книги интересные у нас будут!

Теперь уже вошло в традицию: перед обедом ребята заслушивали чьи-либо биографии, затем оглашался список–распределение на хозяйственные работы — и делались различные объявления.

* * *

В один из понедельников Вера Дмитриевна подвела к Ионину незнакомого мальчугана.

— Вот и пополнение у нас, — сказала она. — Прошу любить и жаловать!

— Кто такой? — приглядываясь к прилично одетому мальчику, поинтересовался заведующий.

— Да это же мой братик, Вася! — бросилась к пришедшему сияющая Ада Войцеховская.

— А, Вася! Я и не узнал! Ты приехал к нам насовсем?

Вася смутился.

— Я хочу быть вместе с сестренкой. Примите меня, пожалуйста.

— А это — как ребята скажут.

— Конечно! Пусть остается! Возьмем! — раздались веселые голоса.

— Хорошо. Так и будет. Пусть остается!

Шел декабрь. Жизнь детской трудовой коммуны, несмотря на скудное питание, нехватку одежды, дров, керосина для освещения и прочего, все же налаживалась. Школьные занятия младших классов проходили в спальной комнате, дети сидели на кроватях. Школьники 4-х и 5-х классов, несмотря на морозы, аккуратно ходили в Волхонскую школу за три с половиной километра от дома. Жгучий ветер с Финского залива насквозь пронизывал серые осенние пальтишки. На ногах у многих были туфли, связанные из веревок.

Изобретательный Коля Желещиков, а за ним и другие ребята смастерили из досок старых княжеских шкафов лыжи сначала себе, а потом и девчатам. Теперь школьники ходили в школу на самодельных лыжах. Поломка старых шкафов не осталась незамеченной. Игнат мучительно переживал это дерзкое решение мальчишек. С одной стороны, он понимал, что ребятам нужны лыжи, и мысленно даже как бы одобрял их инициативу. Вместе с тем подобное отношение ребят к народному имуществу претило ему. Ведь он сам объявил себя поборником сохранности и неприкосновенности дворцового добра, выпросил «охранную грамоту», безжалостно гоняет с территории «Михайловки» жуликов и проходимцев, пытающихся поживиться за казенный счет, а тут, выходит, смотрит сквозь пальцы на дела своих же ребят. Сначала он решил было отобрать и сжечь лыжи. Потом передумал. На общем собрании он резко осудил поступок Желещикова и других «горе-мастеров». Однако лыжи не отобрал.

* * *

За неделю до Нового года к заведующему, громко стуча сапогами, вошел комиссар отряда моряков Зернов. Он вежливо поздоровался за руку с Игнатом, вручил ему ключ от Михайловского дворца и сообщил, что моряки убывают на деникинский фронт.

Ребята высыпали на поляну перед дворцом и с трепетным волнением смотрели, как вооруженные матросы быстро строились в походную колонну. Зернов дал команду, и моряки под развернутым красным знаменем зашагали по парку к Петергофскому шоссе. Один из пожилых военных поднял на плечи маленькую Валю Пахомову. Сунув ей в рот кусочек сахару, он нес ее до моста, потом осторожно поставил на дорогу и поцеловал:

— Гуляй, доня. Выучишься грамоте — не забудь письмо написать. Эх, и у меня в Гомеле вот такая же дочь растет!

Ребята гурьбой сопровождали отряд до конца парка. Матросы ушли, и осталась маленькая коммуна одна в большом Михайловском имении.

* * *

Приближался новый, 1920-й год. Как-то за ужином Люба Лаврова завела разговор о новогодней елке. Учительница Вера Дмитриевна предложила:

— А что, девочки, и правда. Давайте готовить игрушки на елку втайне от мальчиков. Я помогу.

Это понравилось всем, и работа закипела. По вечерам девочки запирались в столовой и что-то усердно резали, клеили и красили. Наступил Новый год. Елка получилась на славу. Ребята младших классов с восторгом смотрели на лесную красавицу. Был праздничный обед. Потом начался концерт. Николай Иванович Фенстер — учитель немецкого языка — аккомпанировал на виолончели Евгении Степановне Острогской, исполнявшей приятным грудным голосом романсы Глинки и Чайковского. Выступали и сами ребята: пели, декламировали. Ада Войцеховская вместе с Женей Козловым даже сыграли маленькую сценку про куклу:

— Доктор, доктор! Что такое с бедной куколкой моей?

Женя, в очках и белом халате, серьезно отвечал:

— Ах, сударыня, не скрою: очень, очень плохо ей.

Дальше юные артисты начисто забыли свои роли, и это вызвало у зрителей бурный восторг. Когда выступления закончились, Игнат вышел на середину зала и поздравил детей и учителей с Новым годом. Ребятам он сказал:

— Желаю вам в 1920 году хорошо учиться, весело и полезно трудиться на опытном огороде, который мы, конечно же, будем иметь, и так же весело отдыхать. А сейчас давайте позовем Снегурочку!

В зал вошла красивая Снегурочка в белом, с блестками, платье. Все, конечно же, узнали в ней Евгению Степановну. Она обошла ребят и подала каждому по прянику, на котором сахаром было написано его имя. Радость была непередаваемая. Пожалуй, впервые в своей жизни эти дети так хорошо и весело встретили Новый год.

— А теперь, ребятки, — предложил Ионин, — пусть каждый, кто хочет, выйдет и скажет, о чем он мечтает.

На середину зала никто не вышел, зато с мест, как из рога изобилия, посыпались пожелания:

— Получить новые ботинки!

— Чтоб есть больше давали!

— Развести пчел, чтоб мед был.

— Чаще ходить в кино.

— Вскопать огород, чтобы свои овощи были.

— Книжек иметь больше, и хороших!

— Даешь оркестр!

— Все, что ли? Мечты ваши, ребята, хорошие, и я уверен, они сбудутся очень скоро, — заверил Игнат. — Но этого маловато. Вот я, например, мечтаю иметь своих коров, лошадей, развести рыбное хозяйство, цветоводство; ходить в дальние походы; иметь лодки, яхту, а на зиму буер; чтобы вы занимались спортом и имели бы коньки, лыжи, мячи, гимнастические снаряды; чтобы поскорее переехать во дворец и, главное, — чтобы вы все после окончания школы стали бы агрономами, учителями, врачами, квалифицированными рабочими, талантливыми военными, художниками, музыкантами — словом, полезными для общества людьми. С Новым годом!

* * *

Второй день января начался для коммуны с ЧП. На завтрак не пришли двенадцать девочек из 4-х и 5-х классов. Игнат вопросительно глянул на дежурного по коммуне Яшу Малькова. Тот неопределенно пожал плечами:

— Не знаю!

Игнат быстро поднялся на второй этаж в спальню и уже хотел было произнести: «Это еще что такое?» — но остановился как вкопанный. Все двенадцать, находившиеся в спальне, лежали неподвижно с бледными, как полотно, лицами. «Угорели», — сразу понял Ионин.

— Ребята, тревога! Старшие, ко мне! Младшим оставаться на местах!

Столовая мигом опустела. Старшие бросились к директору, перегоняя друг друга. Игнат уже принял решение и громко отдавал приказания:

— Не суетиться! Вдвоем, а если трудно, то вчетвером, берите по кровати и выносите девочек на улицу. Накиньте на каждую пальто. Быстро, ребята, быстро!

Через несколько минут все кровати были поставлены на улице и девочки постепенно стали приходить в себя. Оказалось, что накануне истопником была Оля Михайлова и она рано закрыла печную вьюшку.

За обедом Игнат так основательно «прочесал» незадачливую дежурную, что та не выдержала и громко расплакалась. Игнат поднял над головой лист бумаги и выразительно прочитал:

Топишь печки — не зевай,
Рано труб не закрывай!

Все громко рассмеялись и приняли эти шутливые строки за правило.

* * *

К празднику Красной Армии «пальмовая» оранжерея (так называлась одна из уцелевших оранжерей, где при князе выращивались пальмы различных видов) была отремонтирована. Одна ее половина была заставлена ящиками с рассадой цветов. Вторую занял давно задуманный импровизированный клуб с деревянным настилом для сцены и скамьями для зрителей. Игнат сдержал слово: рояль с помощью самых крепких ребят погрузили на сани. Понукаемый десятком голосов — «Ну! Пошел!» — все еще тощий конь Буланый доставил груз к оранжерее. Теперь по вечерам в клубе, полуосвещенном одним керосиновым фонарем, начались музыкальные занятия. Сначала играла сама Евгения Степановна. Ее тонкие, изящные пальчики быстро бегали по клавишам. Ребята сидели как завороженные. Соскучившись по музыке, пианистка играла все подряд: прелюдии и вальсы Шопена, Штрауса, «Песню без слов» Мендельсона, краковяк из оперы «Иван Сусанин» Глинки. В последующие дни она отобрала трех девочек и стала обучать их игре на рояле. Наиболее способной оказалась Лиза Семенова. Ее любовь к музыке, усидчивость и незаурядные способности помогли девочке довольно быстро овладеть основными навыками игры, и вскоре она стала участвовать в школьных концертах, исполняя маленькие пьески и романсы. Не отставала от Лизы и Вероника Дубянская. Особенно она любила произведения Глинки. Слушая игру девочек, Ионин все больше убеждался, какие богатые способности таятся у этих вот обделенных судьбой детей. Помочь им раскрыть свои таланты — разве это не одна из настоящих, истинных целей воспитания? У каждого из этих ребят есть свой талант, неталантливы, пожалуй, только лентяи.

Отныне по субботам в клубе устраивались музыкальные вечера.

* * *

Восьмое марта оказался для коммуны счастливым днем. Еще бы! Всем ребятам впервые выдали новые ботинки. Нужно было видеть, с какой радостью держали они блестящие черные ботинки, как они любовались ими, боясь поцарапать или неосторожно помять. Особенно восторгался полученными ботинками Миша Фролов. В его жизни, как впрочем и у большинства других ребят, это были первые настоящие новые ботинки. Он поминутно гладил их, вытирая, и хвастался перед товарищами:

— Вот это да! Смотрите, у меня-то ботинки не такие, как у вас!

— А какие? — недоумевали те. — Ведь с одной фабрики!

— У вас вот подметки черные, а у меня красные!

— Ну и ходи в своих красных!

— Жалко.

— Почему это?

— Новенькие, красивенькие, еще запачкаю…

В первый день Миша так и не надел новые ботинки, а на ночь спрятал под подушку. Утром протер их еще раз и, вздохнув, все же надел. Первые шаги в ботинках вызывали в душе мальчика необычайное волнение: ботинки скрипели! Скрипели, как у того толстого булочника на углу, к которому он часто бегал босиком за хлебом три года тому назад. Теперь скрип своих ботинок отдавался в его душе волшебной музыкой. После уроков Миша подошел к заведующему:

— Игнатий Вячеславович, можно мне завтра съездить домой, к матери?

— Что так? Соскучился?

— Ага!

— Хорошо, только не опаздывай на уроки.

Игнат, конечно, понимал, что не скука по матери тянула Мишу домой, а просто естественное детское желание похвастать обновкой. Правда, мелькнула и тревожная мысль: а не убежит ли? Внутренний голос Ионину подсказывал: Миша Фролов не убежит.

Домой отпросились еще девять ребят. Они выстроились в шеренгу и нетерпеливо посматривали на заведующего. Игнат быстро обошел строй, остановился и, заложив руку за спину, обратился к коммунарам:

— Старшим группы назначаю Веронику Дубянскую. Ее слушаться беспрекословно. Понятно?

— Понятно! Ясно!

— Все получили ботинки?

— Все! — веселым хором ответил строй.

— А у кого жмут?

— Ни у кого! — послышался уже далеко не столь дружный ответ.

— Ну, тогда до свидания. Вечером в воскресенье все должны быть здесь. В понедельник, как всегда, уроки начнутся точно по расписанию.

Ребята с шутками гурьбой двинулись к железнодорожной станции. Объявление у кассы, гласившее о том, что сегодня поезда с теплушками до Питера не будет, ребята восприняли стоически: нет — и не надо, пойдем по шпалам. Подумаешь, до Питера всего каких-то двадцать километров!

Сначала шли бодро, пели песни. Потом поутихли, так как новая обувь дала о себе знать: многие натерли ноги. В город пришли ночью. Фонари на улицах не горели, но никому не было страшно.

Все воскресенье отпускники отлеживались дома в постелях, лечили свои мозоли и, конечно же, не явились на уроки в понедельник. Встревоженный Ионин разослал старших ребят по адресам, они и доставили в «Михайловку» горе-путешественников.

Позже всех прибыл Миша Фролов. Он шел, опустив голову и как-то странно прихрамывая. На ногах, вместо новеньких, блестящих ботиночек с красными подметками, которые еще недавно празднично скрипели, теперь были обуты большие, грязные и рваные опорки на одну и ту же ногу. Мальчишки сначала было прыснули громким хохотом, но, увидев слезы на глазах Миши, встревожились:

— Что с тобой, Миша? Где твои новые, красненькие? Ноги натер, да?

Фролов безнадежно махнул рукой:

— Нет, ребята, мать… — Он не договорил и, наверное, впервые вот так, перед всеми, искренне разрыдался, размазывая слезы по щекам.

Больше Миша не отпрашивался домой. Несмотря на то, что Игнат разрешил выдать ему новые ботинки, он наотрез отказался от них и всю весну ходил в старых, чиненых башмаках.

Эта струнка в характере Миши понравилась Игнату. Он считал, что гордость должна быть у каждого из его воспитанников, но не мелочная, не обывательская и не манерно-рыцарская, как в старых романах, а совсем другая, основанная на доверии и чести коллектива.

Понравилась Игнату и честность Миши. Ведь он мог бы соврать, сказать, что у него украли ботинки, что на него напали беспризорники, или придумать что-либо еще. А он сказал правду, в этом никто не сомневался. Признаться честно в том, что новенькие ботинки пропила его родная мать, видимо, стоило ему больших усилий.

Не терпел Игнат воровства и вранья и всеми силами старался прививать коммунарам честность как одну из главнейших черт в характере человека. Вот почему, когда Оля Степанова, перебирая на кухне яблоки для компота, не утерпела и впилась было зубами в самое красивое и наливное яблочко, Игнат положил ей руку на плечо:

— Положи на место!

Обернувшись, девочка покраснела, увидев заведующего.

— Я больше не буду!

— Хорошо. Запомни: эти яблоки не мои и не твои. Они — общие, то есть принадлежат всем нам, и ты не имеешь, понимаешь ли, никакого права, есть их одна!

За обедом он, не щадя самолюбия Оли, рассказал воспитанникам о ее проступке и тем дал понять, что съеденное тайком яблоко или огруец — это не мелочь, а путь, который, если не предотвратить его вовремя, может привести к воровству. Спустя некоторое время Оля рассказывала подругам, что стыд и страх долго преследовали ее, ибо ей казалось, что многие осудили ее тогда.

Был и такой случай: несколько семиклассников работали на пасеке. Они откачивали мед, а совсем рядом, в парниках, росли огурцы.

— А что, если попробовать огурцы с медом, — сказал кто-то из ребят, — говорят, вкусно.

Ирина Городцева вызвалась сходить за огурцами. Она подбежала к парнику, присела и стала срывать шершавый зеленый огурчик.

— Правильно, огурцы с медом очень вкусно, — услышала она за спиной голос Игната.

Ирина оторопела и долго не могла подняться с места, а когда встала, рядом уже никого не было. Расстроенная, без огурцов, вернулась она к ребятам.

После этого случая Ирина не стала ходить в школьный кинотеатр, боясь, что заведующий вызовет ее на сцену, как обычно он делал с нарушителями дисциплины, и расскажет всем о случившемся. Однажды около дворца Ионин остановил Ирину:

— А что это я тебя в кино давно не видел? — лукаво прищурив свои серые глаза, спросил он ее.

— Боюсь, что выставите меня перед всеми, — опустив голову и краснея от стыда, тихо ответила Ирина.

— Напрасно ты так думаешь, Ира. Разве я могу тебя, семиклассницу, да еще вожатую малышей, унизить перед ними! А сама-то ты осудила свой проступок?

— Конечно.

— Вот и запомни это навсегда, а в кино ходи, не бойся.

Однажды трое младших ребят полезли за помидорами. Двое набрали помидоров и отправились в спальню, а третий побежал к заведующему и наябедничал.

На собрании их разбирали и, естественно, наказали, но наказали всех троих, в том числе и доносчика.

Тот возмутился:

— А меня за что?

Ионин объяснил:

— Запомни раз и навсегда: доносчику первый кнут. Вот если бы ты предупредил их, сказав: «Ребята, нехорошо воровать у себя же!», если бы ты отвел их от этого проступка, вот тогда бы ты был молодец. А ты этого не сделал, а побежал и наябедничал про своих же товарищей. Так вот знай, что ты виноват в равной степени.

Несмотря на то, что у краснозорьцев было достаточно овощей, некоторые ребята все еще не могли расстаться с воровством. Напротив парка, через шоссе, стоял небольшой магазинчик. Туда краснозорьцы чаще всего бегали покупать конфеты, у кого, естественно, были деньги. Но вот одного из мальчишек привлекли соленые огурцы, и он своровал их. Продавец магазина явился к Ионину, рассказал о случившемся и описал внешность паренька. Заведующий вызвал воришку к себе в кабинет и после соответствующей беседы сказал:

— Отныне назначаю тебе огуречную диету…

Тот сначала не понял, что это такое, и спокойно вышел из кабинета. На ужин «в нагрузку» он получил два соленых огурца. Так продолжалось несколько дней: на завтрак, обед и ужин у тарелки провинившегося оказывались соленые огурцы.

Ребята посмеивались:

— Свежих полно огурцов, а он все соленые ест!

Парень не выдержал насмешек и явился к Ионину с повинной:

— Игнатий Вячеславович, снимите с меня огуречную диету, я больше никогда воровать не буду.

И он сдержал свое слово.

Как назвать коммуну?

В долгие зимние вечера, когда воспитанники крепко спали, Игнат уже не впервые доставал лист бумаги, испещренный квадратиками, кружочками, цифрами, прикидывал силы, возможности и ожидаемый эффект от использования земельного участка, сада, парка, прудов. В левой стороне листа значились квадратики с пометками: садоводство, животноводство, пчеловодство, семеноводство, цветоводство, рыболовство и т. п. Справа в кружочках — классы, начиная с первого и кончая девятым. Мысль упрямо тянула руку с карандашом соединить кружочки с квадратиками. Мысленно он уже представлял себе заманчивые картины того, как ребята, изучив в школе ботанику, биологию, зоологию, химию, потом практически будут работать в той или иной отрасли сельского хозяйства и тем самым закрепят свои знания. Какой же будет эффект? — Очень даже большой. Улучшим питание — это раз, накопим денежные средства для всякого рода походов, экскурсий, поощрений — это два. В-третьих, совершенствуя сельское хозяйство, применяя новейшие приемы и технику, мы окажем влияние на окружающее население, повысим их общую и производственную культуру. Ну, это дальняя перспектива. А сейчас, в ближайшие три-пять лет? С чего начать? Начнем, пожалуй, с того, что уже есть — с фруктового сада из 60 яблонь. Сад, правда, уже изрядно запущенный, но все же плодоносящий. Затем — цветоводство с использованием теплиц и отремонтированной пальмовой оранжереи. Это пока что, пожалуй, самый простой способ получения денежных средств. Ионину вспомнился разговор с администратором гостиницы «Европейская», — она уже не была детским распределительным пунктом, а просто одной из лучших гостиниц Петрограда. Администратор гостиницы сетовал на нехватку цветов, когда они встречали первые зарубежные рабочие делегации.

— Везите, везите, уважаемый! Возьмем в любом количестве и в любое время, — пожимая руку Игнату, говорил он. — Ведь цветы — улыбка природы!

Итак, — продолжал строить планы Игнат, — весной мы можем сдавать нарциссы, гладиолусы, тюльпаны, гвоздику, калы; летом — все цветы, начиная от садовых — майоров, ноготков, виол, левкоев и даже роз. Начнем делать, черт возьми, свадебные и юбилейные букеты. Осенью, конечно же, астры, хризантемы. А ведь есть и еще так называемые дежурные цветы для торжественных собраний, похорон и прочего — примулы, гортензии, пальмы и кактусы различных сортов. Ионин закрыл глаза. — Это уже реальность. Хорошо, что садовник Иван Иванович у нас деловой человек. До революции он был главным садовником у одного тамбовского помещика. Значит, к майским торжествам мы сумеем предложить «Европейской» гостинице свою первую продукцию.

Цветы — это хорошо, но в перспективе. Сейчас же очень тяжело с продуктами. Значит, нужен свой огород. Земля есть, рабочие руки есть, семена капусты, брюквы, моркови и укропа обещали дать в земотделе. Ящики для рассады сделают мальчики в столярной мастерской. Вот только чем будем копать землю? Шутка ли, ни одной лопаты! Все забраны на фронт. Придется одолжить у крестьян из деревень Викколово и Корколи… Комнату наполнил чад. Игнат убавил фитиль и потряс лампу — керосин кончился. Жалко, придется ложиться спать. Не забыть бы про материю к Первому мая. Ее обещали дать со склада. Он еще раз взглянул на развернутый лист бумаги и, взяв карандаш, вывел сверху крупно: «План переустройства Трудовой школы-коммуны в «Михайловке». Поморщился — уж слишком длинно — надо бы дать коммуне более короткое название.

Мечты, мечты! Как часто они далеки от реальности. Семян в земотделе не дали.

— Знаете, ничем помочь не можем, все отослали в новые сельскохозяйственные коммуны; но если что появится, вас обеспечим в первую очередь, — успокаивающе ответили Ионину.

Зато в вещевом складе Игнату вручили целый рулон материала, завернутого в фабричную упаковку. Расписавшись в ведомости и не посмотрев содержимое, Игнат помчался домой. Всю дорогу тревожила мысль: где достать семена?

Решение подсказал Кирилл Волков, встречавший директора на станции.

— Игнатий Вячеславович, а что, если ребята, у кого есть родные в деревне, съездят туда и достанут?

— Правильно, Кира! Может и достанут, хотя на селе люди голодают не меньше, чем в городе. Но нужно попробовать.

До «Михайловки» добрались быстро. Игнат с ребятами сгружал материю.

— Дорогая Евгения Степановна, вот вам и материальчик! — передавая из рук в руки упаковку, сказал Игнат. — Сшейте девочкам платья к 1 Мая, да самые модные. Привлекайте к этому делу самих девочек — тех, кто может держать иголку в руках!

Не успел Игнат пообедать, как в дверях появилась встревоженная Евгения Степановна.

— Товарищ заведующий, а вы знаете, ваш материал вряд ли пойдет на платья!

— Это почему? Марля?

— Не марля, а сатин, но абсолютно белый. Из него хорошие простыни вышли бы.

 Ну нет, уважаемая Евгения Степановна, другого материала нам не дадут. Придется белые платья шить. А что, ведь в гимназиях выпускницы в белых платьях на бал являлись. Может, сойдет?

— Игнатий Вячеславович, то выпускницы, да на выпускной бал, а у нас выпуском пока не пахнет, а девочкам платья придется носить долго.

— Гм, может, покрасить?

— Какая сейчас краска, где ее достанешь? Разве что луком, как яйца на пасху? Засмеют.

— Ничего, лето проносят, а там видно будет. Начинайте кроить!

И работа закипела. По вечерам девочки под руководством Веры Дмитриевны сначала делали выкройки из старых газет, а уж потом принимались за шитье.

* * *

В субботу за обедом Игнат обратился к ребятам с необычной просьбой:

— Весна идет. Скоро станет тепло, будем копать огород, а у нас нет семян. Ребята, сегодня я отпускаю домой всех, у кого родители или знакомые живут в сельской местности. Попросите у них каких-нибудь огородных семян. Повторяю: попросите, и непременно вежливо. Ну, примерно так: «Дорогая бабуся, пожалуйста, если можете, дайте нам для школы каких-нибудь семян!..».

Сказано это было таким тоненьким и просящим голосом, что ребята дружно рассмеялись. А Миша Черников ехидно добавил:

— Как козел с козлятами! — и мальчишки покатились со смеху.

Поиск оправдал все ожидания. К вечеру следующего дня ребята привезли семена различных сортов и наименований, завернутые в бумажные кулечки, фантики, тряпочки, спичечные коробки и, наконец, насыпанные просто в карманы. Каждый, выкладывая или высыпая на стол семена, докладывал:

— Мама у соседки обменяла на мыло семена тыквы, только я не знаю, сырые они или жареные.

— Вот здесь укроп, здесь брюква, — тараторила Оля Михайлова, — а в этом кулечке все вместе: морковка, щавель, капуста и, кажется, мак…

— И кого это угораздило все смешать? — недоумевал Игнат. — Теперь до самой осени не рассортируешь.

Ада Войцеховская принесла цветочный горшок, обернутый газетой. В нем оказался колючий шар кактуса.

— Чуть руки из-за него не обморозила.

Рассмешила всех ученица третьего класса, маленькая Катя. Она принесла в старой театральной афише целую репу!

— Это еще зачем? — удивился Игнат.

— На семена, — невозмутимо ответила та.

— А откуда берутся семена репы, ты знаешь?

— Да из репы же!

— А каким образом?

— Вот репу надо мелко нарезать, ну, потом высушить. Ну, а потом… сеять.

Дружный ребячий хохот потряс столовую.

В некоторых бумажках лежали разные семена, но каких растений, никто не знал. Все с любопытством разглядывали их, нюхали, жевали, но ничего определенного сказать не могли.

На рассвете Игната разбудила повариха тетя Варя:

— Беда, товарищ заведующий! Крысы!

— Ну и что? — протирая глаза, отозвался тот.

— Крысы, говорю, почти все семена съели…

— Что-о? — Игнат вскочил и бросился на кухню.

Действительно, коробка лежала на полу, а семена безжалостно съедены свирепыми от голода грызунами. Такого удара Игнат не ожидал. Он лег на пол и, освещая половицы керосиновой лампой, стал бережно собирать все, что можно было собрать.

Лучше других сохранились семена брюквы, обернутые в тряпочку с едким запахом; уцелел и кулечек смешанных семян, а также шесть тыквенных семечек. Потом весь день после уроков ребята заостренными палочками осторожно сортировали семена по форме, цвету и величине.

— Ну что же, теперь проверим их на всхожесть и узнаем, хороши ли наши семена, — сказал Игнат и показал, как это делается.

Так прошел этот первый, поучительный для ребят, урок по семеноводству.

* * *

Подготовка к весеннему севу шла основательно. Учащиеся четвертого класса, изучавшие по физике устройство и работу барометра, сами сделали метеорологическую будку, соорудили дождемер, вкопали столб и установили стеклянную колбу с водой для наблюдения за продолжительностью активного солнца, а также вставили трубки в землю для термометров. Дежурные по метеобюро стали вести наблюдения за погодой и все данные за сутки заносили в особые тетради.

Хуже обстояло дело с огородным инвентарем. Несмотря на все поиски и старания, ни одной лопаты достать так и не удалось. Апрельское солнце уже основательно подсушило землю, и пора было начинать обработку почвы и делать грядки. Торопила и капустная расcада, которая после пикировки радовала всех своей зеленью. Ее необходимо было пересадить в грунт. За завтраком Первого мая Ионин обратился ко всем:

— Дорогие ребята и дорогие учителя! Давайте отметим сегодняшний праздник коллективным трудом. Вскопаем грядки под капусту, репу, морковь. Осенью у нас будут свои овощи. Согласны?

— Конечно! Вскопаем! Согласны! А где лопаты?

— Увы! Ни одной лопаты у нас нет. Просил я у крестьян из соседних деревень — не дают, говорят, что мы авторитетом не пользуемся… Зато, ребята, у нас есть 80 столовых вилок, 60 леек и одни грабли. Ничего не поделаешь, придется копать грядки… вилками! — Ребята от удивления открыли, было, рты. — Даю пять минут на переодевание и — за мной!

Игнат расставил ребят друг перед другом на расстоянии одного метра, раздал им вилки и показал, как нужно работать. Коммунары дружно принялись за копку гряд и к обеду, сменяя друг друга, вскопали шесть десятиметровых грядок. На большее им уже не хватило сил. Но как-никак, а начало своему подсобному хозяйству было положено. Вечером, перед концертом, Игнат поблагодарил ребят и педагогов за дружную, самоотверженную работу, а затем сказал:

— Знаете, друзья, у всех у нас есть фамилия, имя и отчество, а вот коммуна наша не имеет названия. Предлагаю всем вам подумать над этим. Как нам назвать нашу коммуну?

Минуту ребята сидели молча, а потом будто прорвалось:

— Красный мак!

— Новая Михайловка!

— Заря свободы!

— Коммуна имени Третьего Интернационала!

— Красные Зори!

— Новая жизнь!

Игнат поднял руку:

— Может, достаточно? Какое из этих шести названий самое лучшее?

— Красные Зори, — единодушно поддержали коммунары.

— Но зори бывают утренние и вечерние. Вы за какие?

— За утренние. С утра начинается новый день!

— Правильно! И я за это! Пусть будут утренние красные зори. Итак, ставлю на голосование. Кто за то, чтобы назвать нашу трудовую школу-коммуну «Красные Зори», поднимите руку!

Поднялся лес ребячьих рук.

— Единогласно! Итак, с сегодняшнего дня наша трудовая школа-коммуна называется «Красные Зори», а все мы теперь — краснозорьцы. Запомните это. Даже после окончания школы вы навсегда останетесь краснозорьцами. Ну, а когда состаритесь — будете «старыми» краснозорьцами. Поздравляю вас!

— Ура! — дружно подхватили ребята.

Поздно вечером Игнат сел писать письмо Сергееву. Теперь ему уже было о чем написать, и он подробно, с увлечением, рассказал о первых шагах молодой детской коммуны «Красные Зори» в «Михайловке».

* * *

В конце мая наступили жаркие дни, и всех ребят потянуло к воде, к Финскому заливу и к большому пруду. Игнат отвел места для купания: мальчикам у Горбатого моста, девочкам — напротив Оранжерейного домика. Яблоком раздора на пруду оказался деревянный плот, на котором хотели кататься все. Побеждал тот, кто первым его захватывал. На этот раз Миша Желещиков, чтобы завладеть плотом, сбежал с двух последних уроков и беспечно бороздил по «бурным водам океана». Неожиданно с берега раздался возглас:

— Эй ты, адмирал! Давай-ка к берегу. Плаваешь хорошо? Станешь адмиралом — не забудь про нас. А сейчас — марш на уроки. И чтобы я тебя здесь во время уроков никогда больше не видел!

«Не» было подчеркнуто особенно внушительно! И, хитровато улыбаясь в бородку, Игнат долго смотрел вслед посрамленному «адмиралу».

— Подождите, ребята, будут у нас лодки! — заверил Ионин краснозорьцев после того, как основательно распек Желещикова за обедом. И ребята верили ему. Если заведующий сказал, значит, так оно и будет.

И верно! Как-то за завтраком Игнат поднял Колю Лященко и Бориса Пуцыкина, как наиболее физически сильных.

— Вот что, ребята, получайте дневной паек и поезжайте в Стрельнинский яхт-клуб к инструктору производственных мастерских товарищу Дорошкевичу. С ним поедете в город получать три лодки. Оттуда своим ходом сюда. Сумеете?

— А то как же! — гордо заверили ребята.

К часу дня они были на Малой Охте. Здесь здоровенный бородач в тельняшке передал ребятам три довольно хорошие лодки. Решили плыть в одной, а две взять на буксир. По течению Невы смельчаки довольно быстро проплыли под пятью мостами. У пирса на Васильевском острове немного отдохнули и перекусили. Морской канал встретил гребцов накатистой волной и порывистым встречным ветром. Лященко и Пуцыкин налегали на весла и гребли сколько было сил, но лодки двигались вперед очень медленно. К счастью, на спасательной станции заметили лодочников и выслали им на помощь катер, который и доставил все три лодки в Стрельнинский яхт-клуб. Была уже полночь, когда из «Красных Зорь» за двумя отважными «мореходами» приехал на телеге Василий Степанович Пашутин. Мокрые, усталые, но довольные тем, что все же победили стихию, «труженики моря» возвратились домой. Утром лодки были спущены на воду в Большой пруд и с шумной радостью опробованы всеми краснозорьцами.

Так было положено начало освоению прудов.

Игната не оставляла мысль о рыбоводстве. Он рассуждал:

— Напустим рыбу в пруд, и пусть себе растет — никакого корма не надо.

В годы революции и в период боев с Юденичем вся рыба в Михайловских прудах была выловлена местными и городскими любителями рыбалки. Затем пруды заросли тиной, потому что система водообмена была нарушена. Но Ионин узнал, что в Ропше действует государственный рыбопитомник, и ждал удобного случая, чтобы летом организовать туда экскурсию.

* * *

Первый учебный год, вопреки ожиданиям, для всех воcпитанников завершился успешно. И если теперь для учащихся школьные дела отошли на второй план и они перешли на хозяйственные работы, то для Игната забота о школе только начиналась. Необходимо было организовать в колонии свою школу. Надо было подобрать завуча, найти учителей, достать учебники, тетради, учебные принадлежности, а главное — в сжатые сроки закончить ремонт Кухонного дома. Ведь это сразу бы разрешило проблему размещения ребят, устройства классов и жилья для учителей. Для этой цели Ионин отобрал из старших ребят самых сильных и расторопных, полностью освободил их от других хозяйственных дел, создал их них ремонтную бригаду, — и работа закипела.

К началу учебного года вместе с другими учителями в «Красные Зори» прибыла новая учительница русского языка и литературы Нина Петровна Китаева. Молоденькая, стройная, очень красивая, с пышными черными волосами, персиковым цветом лица и обворожительными глазами.

Вся коммуна тут же влюбилась в нее. Мальчишки и девчонки валом валили в библиотеку, которую она взяла под свою опеку. Число читателей сразу возросло в несколько раз.

По-настоящему же влюбился в новую учительницу Игнат. Он не сводил глаз с ее красивого лица, чем смущал ее, и в то же время смущался сам. Ребята по-детски ревновали Игната к Нине Петровне и, наоборот, Нину Петровну к Игнату, порываясь помешать их свиданиям в липовой аллее. Но куда там! Влюбленная пара вовремя скрывалась от чужих глаз.

Вскоре Нина Петровна и Игнатий Вячеславович поженились.

Нина Петровна, теперь уже не Китаева, а Ионина, стала собирать школьную библиотеку, о чем так мечтали воспитанники и сам заведующий. Не обошлось и без конфуза. Один из предприимчивых дельцов предложил Ионину сделать товарообмен: краснозорьцы отдают ему привезенные ими для продажи овощи и фрукты, а он им — библиотеку в две тысячи томов.

За книгами были отправлены Миша Фролов и Боря Фуксман. Не разбирая, какие книги им дают, ребята скопом погрузили их на телегу и привезли в «Красные Зори». Каково же было разочарование ребят и негодование Ионина, когда при разборке книг выяснилось, что это была почти исключительно политическая, меньшевистская литература.

— Ну, попадись мне этот услужливый тип с Выборгской стороны! — горячился Игнат, бросая книги в кухонную плиту. — Я б ему показал, как обманывать сирот! Жаль, что теперь не найти в огромном городе этого ловкого проходимца!

За обедом Игнат рассказал ребятам про этот случай и посоветовал коммунарам, чтобы они попросили у родственников какие-нибудь книги.

— Сами понимаете: без книг нам жить нельзя. Если каждый принесет хотя бы по одной книжке, и то уже будет целая библиотека. А библиотекарь у нас уже есть.

Краснозорьцы, возвращаясь из отпусков, несли в библиотеку книги. Нина Петровна просматривала их, а члены библиотечного актива подклеивали страницы, классифицировали и расставляли по полкам. Библиотека привлекала ребят, и они с удовольствием бежали туда в свободное время.

* * *

В разговоре с ребятами садовник Иван Иванович высказал мысль о том, что из-за недостатка пчел цветы плохо опыляются, и это обстоятельство отрицательно отражается на развитии цветоводства.

— Неплохо бы было приобрести ульи.

Эта идея понравилась Ионину. Поблизости пасеки не оказалось, и тогда в разведку отправили Мишу Фуксмана. Вечером он доложил, что в 17 километрах от колонии есть пасека из восьми ульев. Хозяин согласился продать одну пчелиную семью, но не за деньги, а в обмен на продукты: крупу, селедку, муку и сахар. Это означало, что на сделку уйдет дневной паек всей коммуны. Ребята задумались, но желание иметь свою пасеку оказалось выше требований желудка, и летом, между грядок, под яблоней, встал-таки всем на радость ладненький голубенький улей. Передавая его в шефство четвертому классу, Игнат напомнил:

— Пчелиная семья — это живой, чрезвычайно сложный коллектив. Пчеловодство требует научного подхода и высокой культуры в работе. Поэтому начнем с наблюдений: поставим улей на весы и будем ежедневно отмечать изменения в весе семьи; подсчитаем интенсивность вылета пчел за взятком в различные часы суток. Смотрите, не прозевайте роения семьи. Нужно заготовить запасные ульи. К концу лета все наблюдения оформите в виде схем и графиков.

И, уже смеясь, добавил:

— А также не забудьте-ка угостить всех нас медом!

Так в «Красных Зорях» зародилась первая отрасль — пчеловодство.

Французы говорят, что аппетит приходит во время еды. После ульев краснозорьцы решили развести у себя свиней. Как ни скудно питались воспитанники, но кое-какие пищевые отходы все же оставались. Игнат быстро подсчитал выгоду свиноводства и дал согласие. Первый поросенок был куплен таким же образом, как и улей. Шефство над ним взял пятый класс. И снова Игнат поручил ребятам вести наблюдения за приростом веса поросенка в зависимости от кормов и пожелал шефам как можно быстрее угостить всех остальных краснозорьцев свиными шкварками.

* * *

Коммуна росла. Дети поступали группами и в одиночку. Вскоре и Кирилл Волков привез из Гатчины своих сестренок Люду и Раю. Нужно было видеть, с какой гордостью показывал он им спальни, классы, оранжерею и фруктовый сад.

— У нас все делают сами! — объяснил им заведующий.

— А мы уже знаем, — парировала бойкая Люда. — Нам Кира все рассказал.

27 июля 1920 г. краснозорьцы с интересом слушали сообщения Игнатия Вячеславовича о том, как он вместе с Нюрой Черновской и Мишей Желещиковым (воспитанниками) присутствовал на встрече делегатов Третьего конгресса Коминтерна. Там они видели вождя революции Владимира Ильича Ленина и пролетарского писателя А. М. Горького. Посыпались вопросы: Какой он, Ленин? Похож ли он на свои портреты? Что он говорил? Правда ли, что у него рука не действует?

Игнат рассказал ребятам обо всем, что видел и знал. А через два дня три делегата конгресса — учителя из Франции, Германии и Италии — в сопровождении переводчиков из Всероссийского общества культурной связи с заграницей прибыли в «Михайловку», чтобы ознакомиться с новой советской школой. Это была, пожалуй, самая первая иностранная делегация в трудовой школе-колонии «Красные Зори».

Надо сказать, что в дальнейшем в «Красных Зорях» побывало с экскурсиями очень много иностранцев. Особенно хочется вспомнить знаменитого американского педагога и философа, профессора Колумбийского университета Джона Дьюи, который посетил «Зори» летом 1928 года. Вернувшись в США, Дьюи в известном американском еженедельнике «Hью репаблик», в ноябре и декабре того же года, в шести статьях подробно описал свои впечатления от посещения им советских педагогических учреждений, и в частности учреждений для беспризорных детей и сирот. Вот что Дьюи написал именно о «Красных Зорях».

«Существование детских приютов для сирот есть заурядное явление во всех странах; но нигде в мире мне не пришлось встретить таких счастливых детей. Они не были выстроены в ряд для ревизии. Мы гуляли по полю и застали детей за работой: они занимались садоводством, ухаживали за пчелами, были заняты ремонтом зданий, уходом за цветами в оранжереях, построенных и обслуживаемых группой когда-то самых отчаянных и грубых сорванцов-мальчишек, делали простые инструменты и агрокультурные орудия. В моей памяти запечатлелось не то, чем именно они занимались, а то, как они работали и как относились к своим занятиям. У меня не хватает литературного таланта, чтобы описать это; но я уверен, что если бы дети, находящиеся в самых лучших семейных условиях, провели такую же работу, то это было бы замечательным достижением, не имеющим прецедента в моем долголетнем опыте. Когда я учитываю уму непостижимую историю этих беспризорных, то прихожу в восторг, ибо это дает мне понятие о способности тех народностей, из которых происходят эти дети.

У меня осталось неизгладимое впечатление, что потенциальные способности русского народа неимоверны, что революция дала полный простор и свободу развитию этих способностей, и эти возможности с большой преданностью используются для просветительских целей педагогами, которых я имел счастье встретить».

Но вернемся в 1920-й год. К августу Кухонный дом Михайловского архитектурного комплекса был отремонтирован и туда переселились педагоги. Заканчивались работы и на огороде. После окончания наиболее важных работ Игнат решил провести для краснозорьцев два туристических похода: младшие классы отправить в овощеводческий совхоз, а старшие — на рыбопитомник в Ропшу.

— Наблюдайте природу, — напутствовал он ребят, — смотрите во все глаза и, что увидите, все запоминайте, записывайте, зарисовывайте. Собирайте, как учили вас на уроках ботаники, цветы, растения, травы, различных бабочек, жучков, кузнечиков. По возвращении напишите свои впечатления в рукописный журнал. И чтобы весело было!

— Так ведь до Ропши семнадцать с половиной километров! — выкрикнул кто-то, — пешком далеко!

— Ну, далеко! Уж если вы, голубчики, зимой ходили в Питер за двадцать километров, то летом — это сущие пустяки!

Группа из 20 человек вместе с Буланым двинулась в поход. Дворец Петра Третьего в Ропше, где царь был задушен придворными, произвел на краснозорьцев сильное впечатление. Удивились ребята и еловой роще — так называемому фазаннику. Тонкие ели росли здесь такой сплошной стеной, что двигаться можно было только по дорожкам. При царе здесь разводили фазанов. Но особенно заинтересовал ребят рыбоводный завод, где в каждой комнате, в больших аквариумах и ящиках с проточной водой, развивались из икринок мальки карпов, форелей и золотых рыбок. Впечатления об экскурсии ребята описали в своем первом рукописном журнале.

* * *

Незаметно пролетело лето. Начался новый учебный год. Теперь в «Красных Зорях» была уже своя школа, в которой насчитывалось 100 учащихся и 10 педагогов.

Создавая школу, Игнат предполагал, что при наличии опытного многоотраслевого сельского хозяйства ребята должны учиться с некоторым уклоном именно в эту область. Основные положения о такой школе он обобщил в своей статье, помещенной в сборнике «Новая школа в деревне» (Л.1925):

Поздравив учащихся и педагогов с началом нового учебного года, Игнатий Вячеславович зачитал составленное им «Положение о детском самоуправлении», в основу которого были положены тезисы следующего содержания:

1) Самоуправление не заменяет собою органа управления школой-колонией.

2) Самоуправление преследует цель силами ребят содействовать отдельным участкам работы.

3) Органы самоуправления состоят из ячеек и выбираются общим собранием.

4) Для стопроцентного вовлечения ребят в организацию всей жизни коммуны создаются ячейки содействия каждой отрасли, а именно: агрономическая, по питанию, бельевая, библиотечная, санитарная.

6) Члены ячеек избираются на полгода самими ребятами на классных собраниях, а отчитываются на общешкольном собрании.

Это «Положение» было принято, и детское самоуправление было внедрено в «Красных Зорях».

* * *

Однажды к заведующему явился мужчина в очках и добротном пальто.

— Вы товарищ Ионин?

— Да. С кем имею честь? — вежливо отозвался Игнат.

— Администратор Географического института Грановский! Вот предписание. Прошу вручить мне ключи от Михайловского дворца. Отныне здесь будет размещаться Государственный Географический музей!

Ионин пробежал глазами по документу с подписью и печатью.

— А мы? — с волнением произнес он.

— А вы? — мужчина пожал плечами. — Вам придется убираться отсюда… Я, правда, не знаю куда, но все хозяйство переходит в наше ведение.

— Ну, знаете, батенька! — возмутился Ионин. — Я не позволю издеваться над детьми. Что им — снова на улицу прикажете идти? Я буду жаловаться во все инстанции, вплоть до Совнаркома, до самого Ленина!

— Пожалуйста, хоть самому Господу Богу, — язвительно произнес мужчина и, не попрощавшись, вышел.

В тот же день Игнат был на приеме в губоно, потом разговаривал по разным телефонам с руководителями в губернском и городском комитетах партии и исполкомах, доказывая нелепость передачи Географическому музею хозяйства в «Михайловке», отстоящей от города на 20 километров. Все соглашались, обещали разобраться и оказать помощь. А между тем во дворец привезли множество каких-то схем и карт. Потянулись тревожные дни ожидания.

21 ноября Игнат надел свой праздничный костюм, чтобы на общешкольном собрании поздравить ребят и педагогов с первой годовщиной «Красных Зорь».

— Первый год — это лишь первый шаг; впереди нас ждет не гладкая дорога, а каменистая тропа, и нам придется много, очень много преодолевать различных трудностей, чтобы добиться хорошей жизни. Но мы к ней обязательно придем! А вот свидетельство того, что мы можем, — этот диплом первой степени, полученный нами от Петроградской губернско-городской сельскохозяйственной выставки. На ней мы показали не только хорошую коллекцию овощей и огородных культур, но и гербарии сорняков, сводки метеорологических и фенологических наблюдений. Это заслуженная вами награда, дорогие ребята.

Краснозорьцы с восторгом рассматриваали свой первый почетный диплом.

* * *

Однажды Игнат получил от Сергеева письмо:

Здравствуй, дружище Игнат! Прости, что поздно отвечаю. С большой радостью прочел ваше письмо и сам зачитал его бойцам. Чрезвычайно рад за тебя и твоих коммунаров, что не падаете духом, учитесь, трудитесь и живете дружно. Комбат Зернов мне рассказал про тебя. Одобряю педагогические находки! А мы здорово дали Деникину. Почти вся Украина наша, советская. А детей бездомных, Игнат, здесь еще больше, чем в Питере. Анархия сделала свое черное дело — лозунг «Свобода» для подростков оказался слаще меда: садись на любой поезд и валяй, куда душе угодно! Мы, конечно, порядок наводим. Вот под Полтавой тоже создали детскую трудовую коммуну. Поручили энергичному товарищу — Макаренко Антону Семеновичу. Может, слышали? Если нет, то спишитесь с ним. У вас обоих есть что-то общее.

Да, Игнат, если попадется мальчонка один, Павликом зовут, спроси, не сынишка ли он санитарки Нюши из Калинкинской больницы. Вдова она. Я в долгу перед ней. Спасла она меня в 1916 году от ареста. Если бы нашли меня жандармы, — наверняка расстреляли бы. Передай ей поклон и сердечный привет.

Название «Красные Зори» мне и бойцам нравится. Желаем всяческих успехов по воспитанию нового подрастающего поколения. Ну, а мы теперь пойдем на Врангеля! К вам в Стрельну приеду после боев.

С коммунистическим приветом Ф. Сергеев.

Р. S. Пусть здравствуют «Красные Зори»!

— Ну как, Нина? — спросил он жену.

— Хорошо пишет, от всего сердца. Вот только не рано ли «здравствуют»? Как бы эти географы нас не выселили!

— Без боя не дамся! Лучшего места для детишек не найти, да и с какой стати уступать? Только раз дай слабину, и пойдут охотники за легкой наживой… Вот нутром чувствую, что не раз еще придется отбиваться от всякого рода «организаторов» и просто хапуг. Ой и трудно будет! Пусть трудно, но не отступлю ни на шаг. И как хорошо сказал Сергеев: «Пусть здравствуют «Красные Зори»!

Быть или не быть?

В один из январских дней Игнат возвратился в «Красные Зори» расстроенным. В отделе народного образования ему показали проект постановления о передаче «Михайловки» в распоряжение Географического музея и о возможном расформировании школы-коммуны. Все протесты и убеждения в том, что лучшего места для воспитания бывших беспризорных не найти, что коммунары уже второй год тут живут, учатся и работают на опытном участке, сочувственно настроенный представитель парировал одним простым, но веским доводом:

— Дворец пустует. Вы-то ведь не можете ни использовать его, ни охранять. А музею негде разместиться. Это же факт?

— Да, пока это факт. Но к нам поступают все новые и новые дети, из ближайших деревень стали приходить в школу сельские ребята, и скоро мы сможем использовать дворец. Откроем в нем учебные классы и кабинеты.

— Говоря реально, дворец еще нужно привести в порядок, а у вас силенок на это не хватит, да и денег мы пока вам дать не сможем.

— Конечно, это не в нашу пользу… Во дворце действительно нет ни печей, ни освещения. И как только в зимнее время будет функционировать музей — уму непостижимо!

— Видимо, на зиму его будут закрывать и организуют охрану, а это, уважаемый заведующий, уже облегчит ваше положение. Откровенно говоря, из всех 37 школ-колоний под Петроградом ваши «Красные Зори» мне нравятся больше других. Это, действительно, хорошее место для детей. Я очень рад, что вы приняли участие в прошлогодней сельскохозяйственной выставке и отмечены дипломом первой степени…

— Так это же только начало, — оживился Игнат. — Вы ознакомьтесь с перспективой!

И он развернул свой «План переустройства» с квадратиками и кружочками.

— Ого! Но пока что это лишь ваша мечта! Ладно, обещаю, Игнатий Вячеславович, сделать все, чтобы отстоять для вас «Красные Зори». Скажу вам по секрету, что у географов тоже есть своя ахиллесова пята: некому занимать остальные строения, их ремонтировать, обрабатывать сад, охранять парк и поля. Вот и будем нажимать на это. А потом, когда у вас будет 300-400 детей, обещаю твердо: дворец передадим вам!

На общешкольном собрании Игнат, ничего не скрывая и не прибавляя, изложил коммунарам разговор с инспектором облоно.

— Географический музей, который хочет разместиться во дворце, ставит вопрос перед городскими властями о ликвидации нашей коммуны и о передаче всего хозяйства им. Что будем делать, ребята? Каково ваше мнение?

Воцарилась напряженная тишина. Уже сдружившиеся между собой, познавшие плоды коллективного труда и душевно оттаявшие от злобы и отчаяния безрадостного детства, ребята не могли представить себя вне «Красных Зорь». Первым поднялся Кирилл Волков:

— Игнатий Вячеславович, я никуда отсюда не уйду. Вот и все.

Игнат вопросительно глянул на него:

— Как это? А если прикажут?

Тут зашумели все сразу:

— Не могут приказать идти снова на улицу бродяжничать! Это наш дом! Не позволим! Останемся здесь!

Лиза Семенова подняла руку:

— Игнатий Вячеславович, вы передайте там начальству, что ни в какой другой детский дом мы не пойдем!

Игнат жестом остановил шумящих:

— Дорогие ребята! Мы не можем устраивать демонстрацию протеста. Мне ваше желание понятно, и бросать все, что уже сделали своими руками, мы не собираемся. И хотя вопрос стоит прямо: «быть или не быть?» — давайте бороться вместе. Я там, с начальством, а вы все здесь, на учебном и трудовом фронтах. А сделать нам предстоит очень много.

И он стал перечислять, загибая пальцы на руках:

— Начать ремонт двух домов, Кавалерского и Конюшенного, — это раз. Подготовиться к весеннему севу — это два. Оказать помощь местному населению — три. И четвертое — прилежно учиться. Я не говорю о таких мелочах, как заготовка дров, уборка, стирка и прочее. Ну, так как, осилим?

— Много уже сделали и это осилим! Конечно! Какой разговор! — слышались голоса ребят.

— Вот и договорились. Никакой паники. Никакого уныния. Не пищать! За работу!

И жизнь в «Красных Зорях» пошла в своем обычном трудовом ритме. Старшеклассники просеивали через грохот (большое решето) землю для цветочных горшочков, строгали палочки для цветов, стеклили рамы для теплиц. Младшие, как и год назад, под руководством Веры Дмитриевны сортировали семена огородных растений и цветов. В этом году Игнат решил посадить в саду больше левкоев, — их хорошо покупали в городе. Кроме того, Ионин имел некоторую слабость к этим цветам, так как не мог понять, почему, казалось бы, из одних и тех же семян вырастают то махровые, то простые соцветия. Вот почему, передавая пакетик с семенами для сортировки, он сам присаживался к столу и показывал ребятишкам, как нужно отбирать семена по их форме: круглые в одну сторону, продолговатые — в другую.

* * *

Снежная зима, запушившая кусты и вековые деревья в парке, манила ребят на улицу. После уроков девочки катались на санках, а мальчики на самодельных лыжах. Не пустовал и лед на Большом пруду, хотя настоящие коньки имели только Зина Бобрик и Вероника Дубянская. Остальные катались на ботинках, — к большому огорчению нового учителя по математике и одновременно завхоза Василия Арсентьевича Клишина, который то и дело вздыхал:

— Да разве на таких сорванцов напасешься ботинок!

Особенно хорошо каталась на коньках Зина Бобрик. Она то стрелой неслась вперед, то делала залихватские виражи, вертелась волчком, вызывая восторг у болельщиков. Мальчишки откровенно завидовали Зине и стремились во что бы то ни стало достать коньки. Вскоре Борис Фуксман привез из города настоящие беговые коньки, на которых гордо вышагивал, как гусь, по скользкому льду.

На общих собраниях мальчишки не раз просили купить им коньки, но Игнат только разводил руками: «Обождите, друзья, вот подкопим деньжат, потом и коньки, и лыжи, и санки, и буера — все у нас будет».

* * *

Однажды в «Красные Зори» прибыл районный ветеринар. Он отобрал из старших ребят Волкова, Пчелина, Козакова, Борякова, Доргунца, Червякова и Малькова, чтобы привлечь их к ветеринарной работе. После обучения эта бригада обошла все дворы в деревне Викколово и под наблюдением ветеринара сделала прививки всему поголовью крупного рогатого скота. На следующий день она перешла в деревню Корколи, а на третий день — в деревню Шувалово. Таким образом заболевание коров было приостановлено. Так краснозорьцы победили эпизоотию.

На призыв Ионина относительно дружбы с деревенскими жителями откликнулись девочки. Первой в деревню отправилась Люба Лаврова. Она провела в избе-читальне беседу «О вреде алкоголизма». За ней Вероника Дубянская выступила на тему «Всегда ли люди верили в Бога?». Девочек слушали внимательно, но к рассказу Вероники отнеслись недоверчиво:

— Молоды, чтобы стариков учить, — надевая шапку, пробасил бородатый финн.

— Вы бы, ребятки, помогли грамоту одолеть, да книжек дали бы почитать, — просили другие.

Игнат учел это, и поскольку начало уже было положено, посылал в деревни и учителей. Однако книгами он помочь пока не мог, — просто их было мало. Зато капустную и брюквенную рассаду крестьяне получили от краснозорьцев бесплатно.

Так незаметно таял лед недоверия местного населения к своим соседям. Окончательно укрепились дружеские отношения между сельчанами и детской коммуной после того, как краснозорьцы принялись учить крестьян грамоте, а сельские жители ответили тем, что вспахали краснозорьцам гектар земли под огород.

— Ну вот, теперь мы не только картошку посадим, но и кое-что другое, — радовался Игнат и, оставаясь один, до поздней ночи «корпел» над своим «Планом переустройства». Его беспокоил вопрос научного подхода к использованию земли. Трехпольный севооборот, по его мнению, не был оптимальным, и он все больше склонялся к семипольному, при котором одна и та же огородная культура могла повторно попасть на отведенный участок лишь через семь лет. Это сулило высокие урожаи при нехватке удобрений на суглинистых почвах «Михайловки».

«Надо будет объяснить все это ребятам», — рассуждал он, — они молодые и быстро поймут выгоду многопольного севооборота, а потом на практике закрепят эти занятия и передадут другим».

* * *

После того, как был отремонтирован Кухонный дом, учителя получили там квартиры. Воспитанники занимали в этом доме вторую половину. Здесь были спальные комнаты, классы, кухня-столовая и мастерские. В старом Оранжерейном домике остался лазарет и квартиры медсестры Клавдии Ивановны и садовника Ивана Ивановича. Иван Иванович не только учил воспитанников, как нужно выращивать цветы и ухаживать за ними, но и рассказывал им, как надо подбирать букеты цветов по значению, как украшать окна, балконы и фасады домов различными цветами, как засаживать клумбы и газоны. Тем самым наш садовник приобщал ребят к миру прекрасного.

Теперь коммуна официально стала называться «Трудовая школа-колония «Красные Зори».

Снова начались посещения бесчисленных комиссий, имевших, пожалуй, только одну общую цель: убрать «Красные Зори» из «Михайловки». Первая комиссия из нескольких важных мужчин и женщин нагрянула в субботний день, когда после уроков все воспитанники убирали свои помещения. Они очень удивились, что ребята работают одни, без воспитателей. На вопрос: «Нравится ли тебе здесь, девочка, или ты хочешь жить в городском детском доме?» — бойкая Маша Иванова, отложив в сторону тряпку, которой до этого мыла окна, и аккуратно одернув платьице, вежливо ответила:

— Простите, тетенька, но нам всем здесь очень и очень нравится. Кормят вкусно, и я никуда отсюда не поеду.

А Яша Мальков, измазанный в известке, рубанул прямо:

— Пожайлуста, не мешайте. Я бывший беспризорник и вор. Здесь я уже многому научился, и лучшего дома для меня нет!

Не меньше удивились проверяющие, когда посетили кухню, где Оля Михайлова и Анюта Томп перебирали яблоки из школьного сада. В других детских домах редко давали ребятам фрукты. Члены комиссии побывали на занятиях во всех классах, присутствовали на сельскохозяйственных работах, осмотрели оранжерею, сад, пчельник, свинарник, проверили финансовую деятельность учреждения, смотрели выступления ребят на концерте художественной самодеятельности. И как бы ни были вначале своего визита предвзято настроены строгие контролеры, действительность в корне разрушила их мнение о «Красных Зорях». Председатель комиссии, подводя итоги проверки, признал на педсовете, что трудовая школа-колония работает правильно, учебно-воспитательный процесс налажен. Программы выполняются, дисциплина удовлетворительная, педагогический состав соответствует должностям. По окончании разбора он крепко пожал Ионину руку:

— Спасибо вам, Игнатий Вячеславович, за проделанную работу. Мы уже проверили несколько детских домов, но, признаться, такой, как ваш, встречаем впервые.

— Позвольте, позвольте, — поднялся один из членов комиссии с золотым пенсне. — У меня особое мнение. Прошу записать…

Председатель нахмурился:

— Опять вы, Арнольд Львович, со своей теоретической педологией. Ну, что там у вас?

— Я считаю, что воспитательный процесс в данной колонии поставлен неправильно. Все основано на грубом физическом труде. Дети лишены игр и забав. Работа с утра до темна — и так весь год. Это не метод воспитания. Нам со стороны виднее, куда это может привести. К рабскому повиновению, к торможению развития личности, к отсутствию у детей самокритичных начал. Дальше. Заведующий не выполняет ни одной из высланных нами рекомендаций. Ведь мы должны относиться к детям с благоговением вообще, а к обездоленным — особенно. А здесь, в детдоме, почти армейская дисциплина. Это обычно приводит к плохим результатам. Поэтому я предлагаю колонию расформировать!

Он сел, достал белоснежный платок и стал протирать пенсне. Воцарилась гнетущая тишина. Все смотрели на заведующего.

Ионин поднялся:

— Уважаемый Арнольд Львович. Должен заметить, что ваши рекомендации оторваны от практической жизни и пока нам не подходят. Может быть позже мы возьмем из них что-нибудь дельное, а пока… увы! Что же касается вопроса о расформировании, то я, как заведующий, считаю, что оснований для этого нет никаких. Мы уже затратили много средств и усилий, чтобы организовать детский дом, основанный именно на трудовом воспитании на базе учебного сельского хозяйства. И, к вашему сведению, мы готовим не кисейных барышень, а будущих членов советского общества, для которых труд — это основной вид человеческой деятельности. Вот почему приобщение к труду в «Красных Зорях» начинается с первого же дня поступления воспитанника к нам, разумеется, в посильной форме. Замечания по поводу строгой дисциплины лишены всякого основания и всякого смысла. Не знаю, как вы, а я считаю, что дисциплина — это обязательная нравственная категория. Уважительная требовательность к детям и разумная строгость — это не моя прихоть, а обшепринятые и неукоснительные педагогические правила и нормы, от которых я во всяком случае никогда не откажусь. Практикой давно доказано, что детям жить лучше в тех детских домах, где педагоги добрые, но в то же время требовательные и, если хотите, строгие. Может быть вам, как теоретику, непонятна эта диалектика, но дети ее понимают. Если вы хотите запретить все, что мы внедряем в нашу жизнь, то можете снимать меня с должности!

Председатель кашлянул:

— Ну, до этого, пожалуй, дело не дойдет. Будем считать работу комиссии завершенной. Не сердитесь на нас, Игнатий Вячеславович. Желаем успеха!

Разного рода комиссии продолжали посещать колонию в разное время и с разными целями. На них краснозорьцы уже не реагировали. Впрочем, одна из комиссий все же удивила их. Во всех младших классах инспектора провели тесты, то есть ребятам задали несколько довольно каверзных вопросов. Например, «Есть ли Бог?», «Есть ли у человека душа, и если да, то какой она формы?» и т. д. На первый вопрос почти все дети ответили: «Бога нет». Насчет души большинство из ребят заявили, что душа у человека есть, что она расположена в груди и имеет не то форму сердца, не то форму круга. Этот ответ послужил поводом для проверяющих, чтобы признать детей дефективными и умственно отсталыми. Комиссия сделала свои выводы, и последовало предложение: «Красные Зори» расформировать, а детей передать в колонию трудновоспитуемых! Нелепость решения горе-инспекторов была так велика, что Ионин даже не стал возмущаться. Особенно тяжело пришлось «Красным Зорям» в период мартовского мятежа в Кронштадте, когда «Михайловку» сделали эвакопунктом. Четыре раза какие-то администраторы предлагали Ионину эвакуировать школу-колонию. Только непримиримая настойчивость заведующего помогла отстоять «Красные Зори». Как бы то ни было, а слухи о возможной ликвидации школы-колонии и бурно развернувшаяся деятельность администрации Географического музея создавали тревожную обстановку. Масла в огонь подливали и редкие экскурсанты, которые после осмотра экспонатов музея просто бродили по парку, бесцеремонно заходили к воспитанникам и мешали им своими расспросами и филантропическими высказываниями. Поэтому Ионин дал указание дежурным по колонии никого из посторонних в помещения не пускать, а наиболее настойчивых препровождать к нему.

Чтобы как-то отвлечь внимание ребят от кризисной ситуации, Игнат решил после окончания учебного года организовать туристический поход за 33 километра в поселок Гостилицы, где можно было бы осмотреть большую механизированную мельницу и рыбозавод. Этот поход был выбран Иониным не случайно: мысль о своем рыбном хозяйстве не давала ему покоя.

Руководитель похода в Гостилицы, преподаватель математики Зинаида Алексеевна Бобрик, задавала ребятам математические вопросы: как определить время и местоположение точек стоянки по высоте солнца, как вычислить высоту деревьев и строений, как определить ширину реки и скорость ее течения. В клубе поселка Гостилицы краснозорьцы показали местным жителям концерт художественной самодеятельности. Путевые заметки и свои впечатления ребята потом поместили в рукописном журнале, и нужно было видеть, с каким интересом читали его те краснозорьцы, которые не ходили в поход.

* * *

Переписка с Сергеевым не прерывалась. Предыдущее письмо Игнат написал Сергееву, когда вернулся с заседания Ижоро-Знаменского сельсовета, где обсуждался вопрос о ходе подготовки к новому учебному году. Выяснилось, что число детей школьного возраста в соседних деревнях возросло, а мест для учащихся не хватает. Тогда Ионин предложил желающим посещать краснозорьскую школу. В числе прочего Игнат рассказал другу и об этом. И вот ответное письмо:

Здравствуй, дорогой Игнат! Что это вы там носы повесили? Неужели испугались грозных чиновников да ревизоров? Ой, нехорошо! Я еще не разобрался, кто ставит вопрос о расформировании «Красных Зорь», но твердо обещаю, Игнат, поговорить об этом кое с кем из моих товарищей и постараюсь отстоять вашу детскую колонию.

Спасибо за подробное письмо. Правильно, что оказали помощь односельчанам. Добро всегда помнится в народе. А мне, брат, не повезло: опять ранили, теперь уже выше колена, и пока нахожусь в московском госпитале. Хотели ампутировать ногу, да не дал. Нельзя, говорю, мне инвалидом оставаться. А тут получил твое письмо, обрадовался, будто кто живой водой опрыснул. Руки чешутся: самому бы так поработать с мальчишками и девчонками! Поправлюсь — буду проситься на работу в школу.

Да, Игнат, хотя и с опозданием, но сердечно поздравляю вас с законным браком. Это немаловажный фактор. Желаю счастливой семейной жизни и, конечно, кучу своих детей. Передайте привет всем краснозорьцам. Страстно желаю навестить «Михайловку», но в Крым ехать надо, громить барона Врангеля! Вот разобьем его, уж тогда-то приеду.

С большевистским приветом Ф. Сергеев. Москва.

Игнат тут же написал ответ.

* * *

Осень наступила раньше обычного. Все фрукты и овощи, за исключением капусты, были убраны. Как ни торопился Игнат достать большие чаны для засолки капусты, морозы нагрянули неожиданно. Утром, увидев падающий снег, Ионин поднял тревогу:

— Отставить уроки! Все на уборку капусты!

И работа закипела. Старшие школьники срубали кочаны, остальные на носилках, в корзинах и просто на руках носили их в подвал. Первоклассники собирали в кучи капустные листья. Только к вечеру ребята убрали с поля всю капусту. Летний труд не пропал даром.

За ужином Игнат произнес краткие, но запоминающиеся слова:

— Сегодня мы закончили второй сельскохозяйственный год. Уборка капусты, на которой вы все добросовестно трудились, показала, что такой крепкий коллектив, как наш, способен решать трудные задачи! И если бы имелась особая медаль, то я бы без колебаний наградил каждого из вас за ударный труд. Спасибо вам всем.

Ребята не знали, что ответить. Лишь озорная, с огненными кудрями, Нюта Томп, ни капли не смущаясь, заявила:

— А чего нас благодарить? Раз надо — значит, надо. Вы же сами говорили, что любую работу нужно делать быстро и хорошо!

Затем Ионин показал ребятам почетный диплом 1 степени «За организацию учебно-показательного пчеловодства», полученный «Красными Зорями» на сельскохозяйственной выставке. Краснозорьцы ликовали, но их желание отведать хотя бы по ложке своего меда не осуществилось — его оставили для подкормки пчел на зимний период.

Новички

Накануне Нового года прибыла партия детей из колонии «Труд». Другая группа новеньких — из детского дома № 27 Ленинграда — приехала сразу же после праздника. Педагоги недоумевали: кто это додумался в середине учебного года так нарушить учебный процесс? Теперь уже в «Красных Зорях» стало 200 воспитанников. Осматривая новичков, Игнат заметил, что все они одеты лучше краснозорьцев, но физически слабее их. Он уже успел переговорить с Петей Власовым, Колей Капустиным, Сашей Буркиным, с синеглазым Сережей Ивановым из детского дома № 27, с Ивановой из колонии «Труд». Ребята как ребята! Однажды за завтраком он обратился к новичкам:

— Ну вот, ребята, вы прибыли в «Красные Зори»! Запомните, у нас на первом месте — учеба, на втором — труд, на третьем — общественная работа, на четвертом — книги, музыка, игры, а на пятом — спорт. Кто не согласен, поднимите руку!.. Ага, никого! Значит, принимаете нашу программу? А сейчас по классам.

С большой радостью Игнат встретил и новых педагогов. О, это были очень нужные люди. Вот добродушный и немножко грузный Николай Мстиславович Бутырский. Он географ и плановик, свое воспитание и образование получил в культурной дворянской семье, но, несмотря на это, он участвовал в студенческих волнениях и встал на сторону революции.

Прибыла и молодая чета Гольбеков. Ричард Эрнестович Гольбек — музыкант, окончил консерваторию, играет на всех смычковых и клавишных инструментах. Он стал преподавать в «Красных Зорях» немецкий язык и обществоведение. Его супруга, молоденькая, пухленькая Евгения Александровна, — преподаватель русского языка и литературы. Она сразу согласилась стать и руководителем школьного драматического кружка. У них был сынишка Гуго, ученик второго класса. Екатерина Николаевна Ирадионова — преподаватель пения, прекрасная пианистка. У нее две дочери-школьницы. Большой находкой для коллектива оказался Антон Осипович Хомбак, садовник и овощевод. Он, в частности, помог ребятам вырастить гигантскую тыкву весом в 3 пуда и 4 фунта. Когда тыква была еще маленькая, каждый из тех, кто выращивал ее, острой палочкой начертил на ней свой автограф. Тыква росла — росли и росписи ребят. На ленинградской сельскохозяйственной выставке эта тыква огромной величины была объявлена чемпионкой. «Красным Зорям» вместе с дипломом вручили приз — пароконную косилку, о которой так мечтал Игнат.

Теперь, когда появился завуч Бутырский, Игнату стало легче заниматься организационными вопросами. Он побывал в Управлении речного пароходства и поговорил с комсомольцами относительно их шефства над колонией. Те, ознакомившись с положением дел в детской колонии, собрали книги для школьной библиотеки. Передавая их краснозорьцам, комсомолец Вайшля сказал:

— Дорогие ребята, будущие комсмольцы! Примите от нас, первых питерских комсомольцев, этот небольшой подарок — 200 книг. Здесь произведения классиков русской литературы: Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Толстого, Островского, Тургенева, М. Горького и других. Мы учились по ним, а теперь будете учиться вы.

Все захлопали. Игнат каждому шефу пожал руку:

— Спасибо вам, дорогие комсомольцы! Мы все очень рады вашему подарку. Когда наши ребята достигнут комсомольского возраста, то и у нас будет своя комсомольская организация. Давайте будем дружить! Приезжайте к нам почаще, будете у нас самыми дорогими гостями!

Пожалуй, совсем неожиданным оказался приезд в «Зори» заведующей городским отделом народного образования Златы Лилиной. Она обошла все хозяйство, обстоятельно познакомилась с постановкой учебного процесса и трудовым воспитанием, пожурила за то, что в «Красных Зорях» еще не создана пионерская организация.

* * *

День празднования Великой Октябрьской революции был ознаменован значительным событием. К всеобщему удовольствию, весь Кавалерский дом был освещен 30-линейными керосиновыми лампами. Их подарили шефы из Северо-Западного государственного речного пароходства. Такое освещение краснозорьцы считали великолепным, ибо не имели электричества и до этого в классах и спальнях пользовались одной-двумя маленькими керосиновыми лампами или фонарями. В этот же день первые 40 ребят дали пионерскую клятву и надели красные галстуки. Теперь утром и вечером в «Красных Зорях» звучал горн. Окрестное население, особенно ребята, с восхищением смотрели на краснозорьцев в красных галстуках. Новой и необычной казалась им жизнь школы-колонии. Вот воспитанники идут на праздник. Все пионеры в белоснежных рубашках или блузках, с алыми галстуками на груди. Мальчики в синих трусах, девочки — в шароварах. Все ребята загорелые, румяные. Впереди строя — старший пионервожатый Женя Стефанович и три горниста. За ними — несколько старшеклассников со знаменами, а дальше строй краснозорьцев по классам. У каждого класса свой барабанщик. Все ребята аккуратно подстрижены: старшие девушки — с косами, парни — с аккуратными прическами на косой пробор. Замыкают шествие две повозки с малышами-дошколятами.

После праздника колонисты возвращаются домой. Они идут свободно, группами, давая волю своим впечатлениям.

В общем, со временем предвзятое отношение к краснозорьцам со стороны местных жителей сменилось откровенной завистью и уважением. И потянулись сельские ребята в краснозорьский клуб на детские спектакли «Колобок», «Красная Шапочка и Волк» и другие. Эти спектакли ставили краснозорьцы младших классов под руководством своих учителей.

* * *

Трехлетняя борьба с географическим музеем закончилась победой «Красных Зорь». На общешкольном собрании Игнат торжественно зачитал постановление губернского и городского Советов о передаче всего хозяйства «Михайловки» в полное распоряжение детской трудовой школы-колонии «Красные Зори». В ней указывались сроки переезда музея — до мая 1923 года, но эти детали никого уже не интересовали. Краснозорьцы ликовали.

— Ура! Наша взяла! Даешь весь дворец!

Ионин слушал, никого не перебивая, а когда восторженный ребячий гомон поутих, он спокойно сказал:

— Да, мы победили, но дело вовсе не во дворце, а в том, что все мы, как единый коллектив, доказали нашу жизнеспособность.

Снова раздались возгласы: «Даешь дворец!»

Ионин возразил:

— Нет, дорогие ребята, за дворец нам браться еще рано. Подумайте: сумеем ли мы своими силами восстановить его, то есть установить в нем печи для отопления, отремонтировать окна, побелить стены, провести освещение да еще наладить работу парового насоса для водопровода? Нет, это нам пока не под силу. На это уйдет год, а то и два. Поэтому фантазировать не будем. Это еще не ближайшая задача. А вот что нам нужно в первую очередь. Вы, вероятно, заметили, что все больше и больше к нам поступает ребят. Теперь уже и Кавалерский дом не вмещает всех. Значит, пора нам браться за ремонт Конюшенного дома. Там же мы оборудуем и свою пекарню, и место для нового клуба там же подыщем. Сами видите, в Пальмовой оранжерее уже тесно. Ну и, конечно, необходимо хорошо подготовиться к новому сельскохозяйственному году. Вот примерно то, к чему обязывает нас эта победа, — завершил заведующий.

* * *

В один из зимних холодных дней произошло чрезвычайное происшествие. Подымаясь на второй этаж, ребята вдруг услыхали душераздирающий крик дежурной по классу:

— Внизу горит Вера!

Ребята в замешательстве остановились. Коля Лященко и дежурная воспитательница Екатерина Мстиславовна Бутырская сбежали вниз. В пустом классе им предстала ужасная картина: Вера Федорова, дежурная по классу, объятая пламенем, лежала на полу около топившейся печки. Лященко бросился к воспитательнице и, сняв с нее пальто, набросил его на девочку. Огонь был погашен, но поздно, Вера получила очень тяжелые ожоги. Подбежавшие старшие ребята обернули девочку в простыню, пропитанную подсолнечным маслом, и немедленно отправили ее в петергофскую больницу.

Игнат, который в то утро был в городе, тяжело переживал несчастье и считал виновным лишь себя.

— Опять эти злополучные печки!

Каждый день подруги посещали Веру, заботились о ней, как умели. Врачи прилагали все усилия, но, к сожалению, спасти девочку не удалось. Через три дня она умерла. Тяжелое известие потрясло всех краснозорьцев. Мальчики сделали в мастерской гроб. Двое суток ночью и днем ребята стояли в почетном карауле у гроба пионерки, а во время похорон несли его до самой могилы.

После похорон Веры Ионин составил краткую инструкцию по топке печей, ее размножили и наклеили на всех печах. Кроме того были назначины ответственные из старших ребят. В их обязанности входил тщательный инструктаж дежурных по классам, контроль за топкой печей и за их техническим состоянием.

История Михайловского дворца

Эвакуация Географического музея шла медленно, а краснозорьцам, особенно ученикам младших классов, не терпелось своими глазами увидеть дворец изнутри. Старшеклассников же больше интересовала сама история Михайловского дворца.

На собрании Игнат сказал:

— Ищите ребята, узнавайте, поднимайте исторические книги. Поезжайте в Эрмитаж, в Русский музей, в Пушкинский дом-музей. Не стесняйтесь спрашивать у старых людей в городе, в соседних деревнях: кто строил, кто проектировал, как и когда это было. А через некоторое время соберемся все вместе и заслушаем результаты ваших поисков. Согласны?

— Согласны! А какая премия будет тому, кто больше всех узнает?

— Тому, кто больше всех узнает?… — Игнат на секунду задумался, потом в его глазах блеснули веселые искорки. — Того мы будем считать и объявим лучшим нашим красным следопытом!

Ребята уже давно разошлись с собрания, а Игнат все вспоминал и вспоминал их вопрос: «А какая премия будет лучшим?». «И как это я раньше не подумал! Все от них только требовал и требовал, а о поощрениях и не задумывался! Нельзя ограничиваться лишь поощрением всего коллектива. Сама жизнь требует равнения на лучших. Значит, нужно этих лучших выявлять, поддерживать, и на их примере воспитывать и подтягивать отстающих. Итак, поощрения! Но какие? Как выявлять и учитывать индивидуальные заслуги и достижения ребят, как их градировать по степени важности и как о них в коллективе объявлять?».

Игнат зашел в учительскую — там никого не было. Присел за стол. Взял карандаш, листок бумаги и стал набрасывать пункты. Во-первых, благодарность, и обязательно гласная, чтобы все знали, за что отличившегося поощряют. А что второе? Может быть, деньги? Нет! — Он решительно отбросил эту мысль. У нас для премий денег нет, а главное — это может привести к стяжательству, к мелкому воровству. А вот если сфотографировать ударника да поместить в стенную газету, а? Правильно, Игнат!, — похвалил он сам себя. — Ведь у нас теперь есть свой фотограф, пусть и любитель, — преподаватель рисования Ушаков Петр Никитич! Фотоматериалами мы его, конечно, обеспечим. Еще что? Снова задумался. В голове мелькали цифры финансового отчета, где в графе «Прочие доходы» стояла жирно отмеченная красным карандашом кругленькая цифра от продажи цветов. Он уже давно прикинул, во что обойдется планируемая покупка племенного бычка, телки и еще одной лошади. Да, деньги еще останутся. А что, если весь, допустим, предвыпускной класс отправить на них в туристический поход, да не куда-нибудь, а к Черному морю? В Крым, например?! Он даже присвистнул. Вот это будет, наверное, самое лучшее поощрение! Такая поездка на всю жизнь запомнится. Значит, не только девятые классы, но и учащиеся средних и младших классов будут лучше учиться, лучше работать. И дисциплина должна улучшиться. (Логика поднятия дисциплины тут была, конечно, не ясна, но Игнат не стал сам к себе придираться). Ну, а потом, если разбогатеем, то можно будет награждать и памятными дорогими подарками. (Дешевые подарки памятными вряд ли смогут стать). А дальше? Дальше фантазии у Игната уже не хватило, и он стремительно встал и направился к счетоводу проверять свои наметки и расчеты.

Через две недели ребята собрались, чтобы заслушать сообщения об истории дворца и узнать, кто же будет первым «красным следопытом».

Слово попросил Боря Фуксман:

— Я слышал от одной бабушки, что Михайловский дворец был построен Клодтом. Тем самым, который поставил бронзовых коней на Аничковом мосту.

Ребята недоверчиво зашушукались. Поднялась Оля Степанова:

— Это что-то не то. Ведь Клодт был скульптором и не мог же он строить дворцы. Правда?

Второй выступила Люба Богомолова.

— Я побывала в Эрмитаже и узнала вот такую историю. При строительстве Кронштадта в 1704 году Петр I останавливался в разных местах, в том числе и в Стрельне. В 1711 году он приказал построить в Стрельне «пару изб для приезда, птичий двор, скотный двор, и ежели возможно, то хоть маленькую саженку для рыбы». В том же 1711 году проект был заказан итальянскому архитектору Себастьяно Чиприйни, но его замысел не был принят. В 1716 году проект дворца составил французкий архитектор Жан Батист Леблон, приглашенный Петром I. Однако и этот проект не был осуществлен. В 1720 году, то есть двести лет назад, строительство началось под руководством архитектора Николло Микетти. На закладке фундамента присутствовал сам Петр Первый.

Ребята удивленно восклицали:

— Вот это да!

— Неужели при Петре?

— Как интересно!

— А дальше что?

Игнат тоже слушал с интересом. Ему нравилась манера рассказа Любы, и он мысленно представлял себе ее в роли учительницы. А она тем временем продолжала:

— После отъезда Микетти строительство вел Усов, а затем Земцов. Царь Петр приказал вырыть канал от Финского залива прямо ко дворцу. От центральной арки дворца к этому каналу шла широкая лестница. Канал был мелок, поэтому баржи и глубокие суда не могли по нему плавать…

Здесь слушатели недоуменно зашумели:

— Какой канал? У нас же на горе дворец! Про какую центральную арку она говорит? Лестница есть, а канала нет. Арки-то и вообще не было.

Видимо, эти возгласы смутили докладчицу, и она, покраснев, тихо добавила:

— Но ведь потом дворец горел и его восстанавливали известные архитекторы Растрелли и Воронихин. Потом Петр I подарил этот дворец дочери Елизавете. Вот и все.

Доклад всем понравился, и ребята захлопали. Игнат поднялся:

— Молодец, Люба, хорошо провела поиск. Хотя тут много неясного. У кого есть вопросы?

Вопросов было действительно не мало. Почему так долго строили? Если царь подарил дворец Елизавете, то почему же он называется Михайловским? Какой должен быть канал, чтобы вода дошла до дворца?

Ребята задавали и задавали все новые вопросы. На них Люба не могла ответить. Выручил ее Вася Войцеховский. Он встал и твердо заявил:

— То, что говорила Богомолова, все это не про наш дворец, а про Константиновский, в самой Стрельне. Там действительно есть канал и центральная арка во дворце. Я же в том детском доме жил и знаю.

Все обернулись к Игнату. Тот не стал ни на чью сторону.

— Давайте остальных послушаем. Ну, кто еще что узнал?

— Можно мне? — поднялся Женя Козаков. — Я был в Архитектурном музее и узнал вот что. Название «Михайловская дача» относится к 1834 году, когда из приобретенных у частных лиц небольших земельных участков между Стрельной и Петергофом была создана большая загородная усадьба для великого князя Михаила, сына Николая I. В 1856 году был объявлен конкурс на лучший проект дворца. Первое место занял проект архитектора Шарлеманя. Строительство дворца и окончательную планировку парка поручили архитектору Боссе, который 1 мая 1862 года сообщил в придворную контору, что на даче все работы закончены… До революции 1917 года дворец предназначался исключительно для небольшой группы привилегированного класса.

Воцарилось молчание. Такой поворот, видимо, никого не устраивал. Одно дело 200 лет назад, при самом Петре I, и совсем другое — всего каких-то 60 лет назад, да еще при Николае Палкине.

Первым нарушил молчание Кира Волков:

— Это что же, значит, по-твоему, наш дворец не дворец, а дача, да?

— «Михайловок» ведь тоже много, — робко начали девочки.

— Вот дожили. Выходит, мы тоже дачники, — съязвил Пуцыкин.

Ионин поднялся:

— Кто еще что нашел? Нет никого? Тогда подведем итоги. Я рад, что вы так активно приняли участие в поиске исторической правды в отношении строительства нашего дворца. Кто из вас прав? Должен заметить, что архитектура дворца — не петровских времен. Такие восьмигранные башни строились в более позднее время. Кроме того, я мельком видел одну из выкопировок из рабочего чертежа Большого дворца, датированную именно 1857 годом.

Когда-то, в начале 18 века, земли эти принадлежали сподвижнику Петра I Александру Даниловичу Меншикову. На берегу Финского залива он возводит одну из 16 принадлежащих ему в окрестностях Петербурга дач и называет ее весьма недвусмысленно: «Фаворит».

Проходит почти столетие. На бывший меншиковский участок обращает внимание Николай I, задумавший построить под Петербургом несколько дворцов для своих детей. Всем хороша была местность: близость Финского залива, красивый парк с деревьями, посаженными еще при бывшем владельце. И только одно не устраивало Николая: всю эту идиллию нарушал слишком неприглядный вид соседних крестьянских лачуг. Но не закрывать же каждый раз глаза, подъезжая к собственной резиденции! И император отдает приказ: перестроить деревню Корколи, дабы каждому было видно, в каком довольстве живет русский мужик!

По высочайше утвержденному проекту быстро сносятся ветхие избы, и вдоль петергофской дороги вытягивается двадцать семь новых добротных домов, — своего рода «потемкинская деревня»! После этого начинается строительство дворца. Одним из авторов проекта и архитектором, возглавившим строительные работы, был Боссе. Сейчас это имя почти никому не известно, а тогда, в 1850-х годах, он был знаменит как знаток различных исторических стилей, как мастер интерьера. Не меньшее мастерство продемонстрировали здесь садоводы. Приусадебные парки были настолько красивы, что их создание современники относили к зодчеству.

Раньше, до строительства дворца, наши «Красные Зори» назывались «Михайловской дачей», так как хозяином ее был великий князь Михаил, сын Николая I. Новые постройки были созданы здесь в 1834 году как загородная усадьба, а в петровские времена на этой территории находились загородные дачи придворных вельмож.

— А кто посадил наш парк? — робко спросила Анюта Богомолова.

— Он закладывался без предварительного проекта. Садовый мастер-декоратор Форст искусно подсаживал к сохранившимся вековым деревьям новые деревья и кустарники. Вы обратили внимание на живописный пейзаж?

— А что такое пейзаж? — переспросил кто-то из заднего ряда.

— Пейзаж — это вид какой-нибудь местности, — пояснил директор. В нашем парке обширные поляны с душистыми травами, пруды, соединенные между собой протоками. В прудах водятся щуки и караси. А как называются наши пруды, знаете? Нет? Большой и Малый (ребята прозвали его Тимошкин). Через протоки перекинуты горбатые мостики с ажурными оградами.

— А какие породы деревьев в нашем парке? — посыпались вопросы.

— Площадь нашего парка 138 гектаров, и насчитывает он более тридцати видов пород различных деревьев. Это — клен, дуб, пихта, сосна, ель, береза, ольха, лиственница, орешник, каштаны… Тенистые рощи чередуются с лугами.

— В парке есть красные кусты, — добавляют ребята, — в них водятся соловьи. Мы слушали их пение.

— Я дополню рассказ Жени Козакова, — продолжал Ионин. — Архитектор Боссе также внес значительные изменения в первоначальный проект внутренней отделки помещений. Вместо парадных залов были созданы уютные комнаты с зеркалами, трельяжами, нишами. В архитектурном решении дворца нет стройности. Он как бы составлен из отдельных павильонов, а мы их называем Большой дворец и Малый дворец, хотя они находятся под одной крышей. Вы обратили внимание, что наш дворец окружен лестницами, верандами с цветниками. Когда-то здесь били фонтаны. А из искусственных горок вы, вероятно, знаете Ореховую и Лантенку. Из Самсоновского канала, питающего петергофские фонтаны, через близлежащие деревни Луизино, Знаменское и Корколи сюда был протянут водопровод. Как видите, ребята, Михайловская дача вполне соответствовала своему назначению. Ее строительство было закончено 4 мая 1862 года.

— А куда делось все богатство, которое было во дворце, ну, ковры там всякие, стулья мягкие, картины и другое? — осмелев, спросила белокурая девочка.

— После революции все ценности дворца были переданы в музеи, а дворец с прилегающими к нему постройками — Наркомпросу. Да, вот еще что отметьте. Все дворцы, расположенные на берегу Финского залива, представляют собой дворцово-парковый ансамбль. Построены они на верхней террасе и прекрасно просматриваются со стороны залива. Вспомните: Петергофский, Знаменский, Константиновский и наш, Михайловский. И знайте: не так важно, кто жил во дворце, а важно, что его строили русские люди, талантливые рабочие и мастеровые. Важно и то, что все вы теперь будете учиться в этом замечательном дворце. Ну, а красными следопытами давайте будем считать как Любу Лаврову, так и Борю Пуцыкина, так как они оба шли по следам истории строительства и привели всех нас к ясной цели: к новым знаниям. Борис же Фуксман — не в счет. Сказки старой бабки за науку не принимаем!

Великая стройка

5 мая приехали шефы, комсомольцы из Северо-Западного речного пароходства, и помогли создать комсомольскую организацию. В нее вошли девять старших школьников: Кирилл Волков, Федя Пчелин, Женя Козаков, Боря Фуксман, Яша Мальков, Сережа Иванов, Нюта Томп, Лиза Семенова и Таля Карачун. Секретарем единогласно избрали белобрысого, голубоглазого Сережу Иванова. Теперь во всех начинаниях и важнейших мероприятиях застрельщиками стали комсомольцы. После окончания учебного года все с нетерпением ждали очередного туристического похода и ломали головы, не зная, куда пошлет их Ионин в этом году. А Игнат молчал, он просто не хотел навязывать свое мнение и ждал, что предложат комсомольцы. На открытом комсомольском собрании было высказано много разных предложений. Однако убедительнее всех выступил Сережа Иванов:

— Сейчас вся страна строит первую гидроэлектростанцию на реке Волхов. Это в 120 километрах от нас. Согласен, далеко! Но зато мы увидим великую стройку и будем знать, как сооружается ГЭС.

Поездка на Волховстрой была принята всеми и поддержана Игнатом.

— Но в таком затрапезном виде я вас туда не отпущу, — сказал он. Надо сшить новую форму.

В назначенный день группа из 20 человек, с походными рюкзаками, выстроилась у подъезда дворца. Ионин сделал несколько замечаний и пожелал ребятам доброго пути. А путь этот проходил через Ленинград. Там краснозорьцы посетили Академию художеств, где как раз в это время демонстрировалась выставка произведений художников-абстракционистов. На холстах в золоченых рамах ядовито-яркими мазками были изображены пересекающиеся линии, квадраты, круги. На одной из картин — непонятные машинные люди, устремленная ввысь выхлопная автомобильная труба и женщина с расчлененными конечностями, туловищем и головой. Краснозорьцы с трудом воспринимали увиденное.

Переночевали в одной из школ на Фурштатской улице. Ранним утром на пароходе отплыли на Волховстрой. Размах строительства поразил ребят. Сотни рабочих лопатами копали котлован, на тачках возили землю, камни и бетонную массу. В глубоких кессонах копошились люди. Где-то сверкали огни сварки. И все это, казалось бы, хаотичное движение людей на самом деле направлялось опытной рукой начальника строительства и его штабом. Да, здесь было на что посмотреть и чему удивляться — страна строила первую гидроэлектростанцию.

На обратном пути пароходик следовал через Ладожский канал (канал Петра Великого). Уставшие от всего увиденного за день, краснозорьцы засыпали там, где только можно было примоститься. Первой проснулась от качки Соня Радецкая. Увидев красиво освещенные розоватыми лучами восходящего солнца берега, она тут же принялась рисовать это в свой дорожный альбом. Не спалось и Мише Фуксману. От безделья его потянуло на озорство и он, подмигнул Соне, развел краски и кисточкой нарисовал бороды и усы своим спящим товарищам. Проснувшись, ребята долго смеялись друг над другом, а потом, заметив, что без усов и бороды только Соня и Миша, с криком «Бей футуристов!» набросились на них и надавали им тумаков.

Толстому, улыбающемуся Мише Фуксману вечно не хватало еды, и он пробовал все то, что не могли есть другие. Прочитав однажды, что французы едят лягушек, он тут же изжарил на костре одну из болотных обитательниц и съел ее, затем потер ладошкой живот и вполне серьезно заявил:

— Есть можно, но… мало!

В другой раз, испробовав жареную ворону, он изрек:

— Дрянь!

Под стать ему по проказам и юмору была и Соня Радецкая. Глядя на ее всегда улыбающееся лицо и стремительные движения, Игнат только разводил руками: откуда это? Он хорошо знал ее мать, поселкового врача-фтизиатра, у которой был постоянным пациентом. Рано овдовев, она все внимание отдавала воспитанию единственной дочери. Соня росла одна и была, по рекомендательной характеристике матери, «тихой и застенчивой», а на самом деле, конечно, очень избалованной и бойкой девочкой.

Случилось так, что мать с медицинской бригадой уехала в длительную командировку, Соню же отдала в «Красные Зори». Расставание было тяжелым. Игнат старался всячески успокоить мать, пообещав, что отдаст Соню на попечение старших девочек.

В последующие дни Игнат часто справлялся у классной руководительницы о поведении и учебе Сони. Он знал, что дома выходить за пределы своего двора ей запрещалось. Здесь же — подруги, и никаких заборов. Соня несколько раз убегала домой, но каждый раз, побродив вокруг пустого родительского дома и наплакавшись вдоволь, возвращалась в «Красные Зори». Училась она хорошо, но часто проказничала. Это она на пари вместе с подругами бегала босиком по снегу вокруг клумбы, после чего девчонки заболели ангиной и попали в лазарет. Это она, все та же Соня, была зачинщицей спектакля в том же лазарете. Пьесу писали коллективно. Содержание дикое: скандал на кухне в коммунальной квартире. Действующие лица выкрикивали нелепые слова и фразы на русском и немецком языках. Режиссером была Валя Зуб. К моменту прихода врача спектакль был в самом разгаре. Костюмами служили простыни, одеяла и полотенца. В этом спектакле было все: и стихи, и песни, и трагические монологи, и большое количество действующих лиц. Было много шума и смеха, но, увы, зрителей было маловато — всего одна медсестра! Приход врача никого не обескуражил. Спектакль продолжался до тех пор, пока не был вызван Ионин.

Все та же Соня в темные вечера, закутавшись в простыни, изображала привидение и, дико воя, пугала мальчишек, отчего визг и крики гремели на весь Кавалерский дом. Она же необыкновенно живым рассказом увлекала ребят на коллективное прослушивание «райского» соловья, который оказался вовсе не соловьем, а древесной лягушкой.

Вот почему на вопрос приехавшей в отпуск матери Сони о том, как ведет себя ее «тихая доченька», Игнат ответил кратко:

— Девочка хорошая, но шкода и еще раз шкода!

* * *

К концу августа в «Михайловку» поступила очередная группа ребят из городских детских домов, а преподаватель географии Сергей Вениаминович Преображенский привез своего 16-летнего брата Бориса в 7-й класс.

С недоумением и опаской смотрел новичок на своих будущих одноклассников, одетых в белые парусиновые брюки и рубахи, в ватные, с большим количеством заплат пальто из чертовой кожи и в шапки, из-под которых торчали нестриженые волосы. Сдав брата на попечение Коле Боровкову, Сергей Вениаминович ушел проводить уроки. Первым вопросом к новенькому был:

— А ты в футбол играешь?

Утвердительное «Да, конечно!», видимо, успокоило Боровкова.

Вечером в спальне ребята упросили Борю Фуксмана почитать стихи, и Преображенский с удовольствием слушал, как тот читал Пушкина, Есенина, Лермонтова, а затем и свои, довольно неплохие лирические стихи.

На следующий день все учителя решили проверить знания новичка. Преподаватель Вера Никифоровна Георг выяснила, что по математике Борис отстал от программы и с ним необходимо будет заниматься дополнительно.

Понравились Борису простота и демократизм в отношениях между учащимися и преподавателями. Отвечать с места можно было, не вставая из-за парты. Вот к доске вызван Володя Червяков. Он смущенно мнется и жестами дает понять учителю, что у него сзади на брюках образовалась дырка и повернуться к классу в таком виде он не может. Объяснение признано удовлетворительным, а причина — уважительной.

На уроке литературы по классу передавали записку с призывом подписываться на облигации «брюквенного» займа. На большой перемене Яша Мальков скомандовал:

— Кто подписался на облигации — айда за мной!

Все мальчишки бросились за ним в деревню Корколи и, нарвав брюквы из чужого огорода, раздали всему классу.

— Вот тебе и заем! — удивился Преображенский. — А чем же его будете «погашать»? А?

На этот вопрос никто не ответил. Ясно стало одно: питание здесь было скудное, а сознание у ребят оставалось все еще низким.

С первых дней жизни в «Красных Зорях» Преображенский понял, что это не колония малолетних преступников, как его пугали дома, а как раз та школа, в которой очень интересно жить и учиться, а плохо одетые и лохматые ребята — настоящие друзья. Особенно окрепли его дружеские отношения с остальными сверстниками после первой же футбольной тренировки, где Борис показал себя отличным игроком. Выяснилось и то, что все краснозорьцы были за футбол … кроме одного: против футбола был заведующий. Понять Ионина было можно: получение каждой пары ботинок являлось в те времена целым событием, а развитие такой игры, как футбол, могло привести к стихийному бедствию, — ботиночной катастрофе. Но удержать игроков и болельщиков было трудно, и футбольные баталии все-таки проходили, но втайне от Игната и за пределами «Михайловки». На Нижней дороге выставлялись дозорные, которые должны были вовремя предупреждать о появлении Ионина. Не раз болельщики и игроки какой-нибудь соседней деревни в недоумении застывали с раскрытыми ртами, когда краснозорьскую команду в самый разгар игры будто ветром сдувало с поля.

Однажды за ужином Игнат подсел к столу 8-го класса и как бы невзначай заметил:

— Вот ведь, ребята, какое дело: название у нас есть, но его не видно — вывески нет. А как раньше купцы считали: без вывески и магазина нет!

Посыпались предложения:

— Давайте сделаем из досок!

— Что доски, они сгниют, лучше прямо на стене!

— Это тоже ненадолго, — заметил Игнат. — А может, из железа?

Идея ребятам была подсказана, и Ионин ушел. Мальчишки таинственно переглянулись. Они, видимо, догадались, что имел в виду заведующий.

При входе в Михайловский парк, у дороги, ведущей к взморью, красовалась большая вывеска «Лесопильный завод». Самого заводика в одну пилораму, как и частного хозяина, давно уже не было, а железная вывеска над дорогой все еще одиноко возвышалась и разрушалась от дождей, солнца и ветра. На следующий день, под вечер, Коля Лященко и Федя Пчелин подпилили столбы и старая вывеска, которая еще недавно олицетворяла незыблемые устои частной собственности, рухнула на территорию «Красных Зорь». Этого только и ждали ребята. Раздался залихватский свист, и невесть откуда появившиеся краснозорьцы, словно муравьи, обхватив вывеску, торжественно доставили ее ко дворцу. Преподаватель черчения Петр Никитич Ушаков оформил художественно эту железную махину, и через день новенькая вывеска красовалась на уровне второго этажа Кавалерского дома: «Трудовая школа-колония «Красные Зори». Основана 21 ноября 1919 года.»

— Дорогие ребята, — сказал на собрании Ионин, — мы уже сделали много. В облоно меня предупредили, что в ближайшее время надо быть готовыми принять к себе в два раза больше ребят и довести нашу семью до 500 человек. Поэтому нам нужно до весны закончить ремонт спальных помещений в Конюшенном доме. Это позволит расширить учебные классы. К 1 мая постараемся открыть клуб в Каретном сарае. К тому же впереди у нас весенний сев, и я призываю всех вас провести его в кратчайшие сроки.

Игнат сообщил также о том, что нашей советской Академии наук исполнилось 200 лет.

— В указе Петра I в 1724 году говорилось: «Учинить Академию, в которой бы учились языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили б книги…»

Боря Фуксман поднял руку:

— Игнатий Вячеславович, а вдруг и у нас кто-нибудь потом станет академиком. Вот было бы здорово — краснозорьский академик!

— Все может быть, — подтвердил Ионин. — Было бы только желание.

Далее Ионин упомянул о том, что хозяйственные работы за прошедший период проходили особенно слаженно и что хозяйство становится многоотраслевым. Три коровы отелились, свиноматки дали приплод в 50 поросят, в конюшне стоят три лошади, не считая Буланого. Теперь его, как ветерана, используют только на легких работах. На школьной пасеке уже четыре улья. Особенно хорошие доходы приносит цветоводство. Теперь не надо возить цветы в Ленинград: заведующие цветочных магазинов, директора гостиниц и первоклассных ресторанов сами присылают своих представителей и, на месте выбрав нужные цветы, увозят их.

* * *

В один из майских дней Игнат прочитал ребятам выдержку из «Ленинградской правды» о том, что на первомайской демонстрации колонну Путиловского завода возглавил первый советский трактор «Фордзон».

— Эта машина может пахать землю без лошадей много часов подряд. Ей принадлежит будущее в сельском хозяйстве, — рассказывал Ионин.

Посыпались вопросы.

— Сколько стоит такой трактор?

— Можно ли использовать его в саду, на огородах?

— А кататься на нем можно?

— Когда у нас будет трактор?

Игнат улыбнулся:

— Трактор заменяет 25 лошадей и стоит дорого, и в стране их пока мало. Будет ли у нас в «Красных Зорях» трактор? Пока мы можем только мечтать об этом. А если прикинуть реально, то, пожалуй, лет через десять, а может, и меньше, трактор у нас будет! Уверен. Ну, а кататься на нем, как мне кажется, не очень приятно. Крыши нет, гремит, газом чадит. Да вы потом сами в этом убедитесь.

Возросшее школьное животноводство требовало заготовки большого количества кормов и прежде всего сена. Теперь все луга побережья Финского залива до Нижней дороги выкашивались вручную и с помощью пароконной косилки. Глядя на работающих детей и педагогов, Игнат радовался:

— Вот чего мы добились за эти пять лет. Как изменились эти бывшие оборванные и голодные Лизки, Кольки, Родьки. Вот там косит траву плечистый Миша Фролов — тот самый бывший воришка, который обещал убежать, «как настанет лето». Не убежал ни в то лето, ни в последующие. Через год он закончит школу и скорее всего станет командиром Красной Армии. Ну, что же, им теперь открыты все дороги, выбирай любую. Вот она, Советская власть, — не на бумаге, а на деле. Жаль, что Сергеев не увидел всего этого.

Игнат перебирал в памяти тревожные строки письма, в котором комиссар части известил Игната о героической гибели Федора Ивановича Сергеева.

Жаль, что не удалось ему побывать в «Красных Зорях», но его заветы и мечты он, Игнатий Ионин, претворяет в жизнь.

Теперь, когда школьное хоязйство стало давать ощутимую прибыль, Игнат решил вопрос об экскурсии в Крым. На первомайском вечере он объявил:

— Ребята, отныне каждый год предвыпускной класс будет совершать месячный туристический поход… — он сделал паузу, — куда бы вы думали?

Все ожидали услышать, как и раньше, о маршрутах в пределах Ленинградской области.

— Нет, не отгадали… В Крым, ребята!

— Ура! — закричали все и повскакали с мест. — Даешь Крым! Вот это да! Это вам не Ропша, а Черное море!

Игнат не перебивал ребят, а, дав успокоиться, продолжил:

— Но, дорогие ребята, Крым есть Крым, и поедут туда только те, кто будет хорошо учиться и сознательно, по-ударному, трудиться. Согласны?

— Согласны! Согласны! У нас лодырей нет. В Крым все хотят.

— Значит, договорились!

Все десять выпускников сдали экзамены успешно и, получив свидетельства об окончании средней школы, сразу же подали заявления в вузы.

Настал день, когда они, одетые в белые летние костюмы, с рюкзаками за спиной, выстроились перед Кавалерским домом. Классный руководитель Зинаида Александровна Бобрик доложила Игнату о готовности к походу.

Игнат не торопился — ждал, когда соберутся все воспитанники. Пожав на прощание каждому туристу руку, он выкрикнул:

— В путь!

Он знал, что молчаливая сцена проводов гораздо сильнее отложится в памяти у всех воспитанников, нежели длинная и ненужная официальная речь.

Вскоре на имя Игната стали поступать открытки: из Москвы, Бахчисарая, Ялты, Алупки. Все воспитанники знали, что краснозорьцы шагают по крымской дороге, и с нетерпением ждали подробностей о походе.

«Эх, хорошо в Крыму, а дома лучше!» — говорили возвратившиеся с юга туристы. Рассказов было много, в них упоминались незнакомые названия: Ай-Петри, Симеиз, Гурзуф, Алушта, Учан-Су, Чуфут-Кале и… бескрайнее Черное море. Собравшиеся с разинутыми ртами слушали туристов об их походе, о встречах с местными жителями и о смешных историях, которые сопутствовали им в пути.

Вступительные экзамены в ВУЗы все десять выпускников сдали успешно, и Игнат пригласил их, уже студентов, до начала учебного года пожить в одном из отремонтированных классов дворца. Вот и сбылась мечта первых краснозорьцев: пожить в самом дворце бывшего князя Михаила.

* * *

Ранним утром Игнат вызвал Федю Пчелина, Яшу Малькова, Бориса Преображенского, Женю Козакова, Колю Боровкова и Рому Скалон, чтобы они на трех подводах привезли школьные парты из колонии «Труд», размещавшейся в поселке Володарский. Бригадиром назначил Федю Пчелина. А между тем сильный ветер гнал волны Финского залива навстречу течению Невы, из-за чего река вышла из берегов, заливая улицы и площади Ленинграда. Началось наводнение.

Домой, до Стрельны, ребята ехали по верхнему, Петергофскому шоссе, а потом спустились на обсаженную липами Приморскую дорогу. Вдруг передняя подвода остановилась и Федя Пчелин закричал:

— Ребята, вода!

Действительно, серые волны Финского залива свободно гуляли по дороге вплоть до самого Михайловского парка. «Что делать?» — спрашивали юноши друг друга. Назад возвращаться далеко, вода прибывает все быстрее и быстрее. Решили ехать только вперед, тем более, что два ряда лип обозначали дорогу. Лошади уже шли по брюхо в воде. Сила ветра была настолько велика, что он чуть не опрокинул высокие возы с партами. Поднявшись на верхнюю дорогу, ребята неожиданно услышали крики о помощи. Вскоре они увидели, что вся семья сторожа лесобиржи сидит на крыше своего затопленного домика. Вместе с людьми на крыше были коза, кошка и собака. Успокоив сторожа и его семью обещанием, что помощь будет, ребята погнали лошадей ко дворцу. Рассказав Ионину о случившемся, они быстро спустили лодку на воду и поплыли на помощь пострадавшим. Странно было плыть по затопленному парку, между вековыми деревьями. Кое-где вода поднялась на полтора метра. С ободряющими криками юные спасатели подплыли к домику и за несколько рейсов перевезли семью сторожа вместе с животными в «Красные Зори». Заботу о матери и ее детях взяли на себя девочки, поселив их у себя, в Кавалерском доме, а сторожа с его имуществом разместили в Каретном сарае Конюшенного дома. Пострадавшие от наводнения пережидали стихийное бедствие в «Красных Зорях», пока не обсох их залитый водой дом.

* * *

Вспомнив об охранной грамоте, Игнат решил организовать спасение бронзовых скульптур, стоящих вокруг дворца, и привлек к этому делу юношей девятого класса. Дело в том, что в период нэпа как в Ленинграде, так и в его пригородах появилось много кустарных мастерских по изготовлению предметов домашнего обихода и всякого рода «сувениров» в виде кошек, собак, свиней-копилок и т. п. Для них использовались главным образом цветные металлы: бронза, латунь, медь, серебро. Все это предприимчивые дельцы добывали во дворцах Гатчины, Петергофа, Стрельны, варварски разбивая бронзовые скульптуры оленей, львов, грифонов и им подобных.

Вокруг Михайловского дворца также было много бронзовых скульптур. В частности, на северной стороне, перед дворцом, охраняя лестницу-спуск в нижний парк, стояли бронзовые олени, причем, самые изящные из них располагались перед окнами дворца. Красивые статуи дискобола, бегуна и греческих богов украшали площадку перед южным фасадом дворца. И вот эти художественные ценности стали потихоньку исчезать. Сначала были украдены плохо просматриваемые из-за кустарников сирени олени, потом воры разбили и увезли фигуру бегуна.

— Вы наследники и хозяева всего того, что имеется на территории «Михайловки», вы и должны поймать грабителей, — сказал ребятам Игнат.

Целую неделю «стража» дежурила ночью у окон дворца, откуда были хорошо видны все скульптуры, но воры не появлялись. На восьмой день предположили, что «гости» могут пожаловать в ближайшее время. И в самом деле, днем какая-то женщина с важным видом осматривала скульптуры и подступы к ним. Стемнело. Ребята, дежурившие с северной стороны дворца, сообщили, что воры пришли с нижней дороги и затаились в кустах. Все приготовились. Когда двое мужчин подошли к бронзовому оленю и, подцепив его ломом, свалили на землю, ребята, как пули, повылетали из окон дворца и с криками бросились на грабителей. Те разбежались в разные стороны. Миша Желещиков крикнул: «Стой, стрелять буду!» Ребята все же догнали воров и сгоряча намяли им бока. На следующее утро Игнат сдал задержанных в милицию, и позже оттуда сообщили, что на допросе они помогли раскрыть целую шайку похитителей статуй и производителей «сувениров». Оставшиеся статуи Игнат приказал перенести на склад, чтобы сберечь их до лучших времен.

Что там, во дворце?

Павлику явно не повезло. Всю дорогу в поезде он простоял у окна в ожидании скорого приезда в сказочный царский дворец. Но когда багровое солнце садилось за лесом и уже показалась станция назначения, ему в глаз попала соринка. Как позже, идя по дороге, ни моргал, как ни тер Павлик глаз, ничего не помогало.

— Петь, а, Петь! Посмотри, что у меня в глазу сидит? — обратился он к товарищу, шагавшему рядом.

Тот долго смотрел в покрасневшее веко, потом концом рукава провел по нему и, слегка заикаясь, ответил:

— У тебя, Пашка, уголь от паровоза. На, смотри!

Стало немного легче, и друзья скоро догнали остальных ребят из 167-го детского дома, переведенного с Новосивковской улицы Ленинграда в школу-колонию «Красные Зори». Перед отъездом какая-то женщина с портфелем им объясняла, что теперь они будут жить в бывшем царском дворце. Это было заманчиво и непонятно. Как это, бывшие беспризорники будут жить в настоящем дворце, где царь пировал и министров принимал? Вот почему никто даже из самых отчаянных мальчишек, ранее совершивших по пять-шесть побегов из детских домов, теперь не пытался бежать: верх взяло любопытство.

До места добрались в сумерках, и разглядеть что-либо им пока не удалось. Как назло, в последующие дни непрестанно лил дождь и прибывшие ребята, словно нахохлившиеся воробьи, сидели в помещении.

На пятый день прибежал Митя Лозовский.

— Ребята! Пошли скорее, я там был. Вот это да! Ангелы на потолке!

— Какие ангелы?

— А трон царя видел? — наперебой расспрашивали остальные, шлепая по грязной дороге ко дворцу.

— Трон не видел. Там парты, столы, стулья и все навалом, — отвечал на ходу Митя.

Они миновали горбатый мост, где справа простиралась водная гладь Большого пруда, а слева шумел водопад и узкая ленточка воды далеко тянулась к взморью, к Финскому заливу. На горизонте блестели купол Исаакиевского собора и Петропавловский шпиль. Наконец сквозь зелень впереди показались желтоватые строения.

— Стой, ребята, пришли!

Все замерли. На них, будто загораживая вход во дворец, смотрели два грозных на вид бронзовых льва. Новички сорвались с места и побежали вдоль стен дворца к восьмигранной башне.

— Вот это дворец! — восхищенно заметил хромой Ваня Белых, влезая последним через окно в большой зеркальный зал, заставленный чуть ли не до потолка партами и столами.

— Сюда, сюда! — быстро, словно угорь, пробирался Митька под партами во вторую половину Белого зала и звал других.

— Да не здесь, — тянул он ребят, которые уставились было на полуобнаженные фигуры нимф, подпиравших руками потолок простенка. — Вот они, ангелы, наверху!

Действительно, весь потолок занимала фреска, где на голубом небе красовались розовые амурчики с крыльями. Ребята разинули рты, ибо никто из них раньше не видел ничего подобного. Петя Алексеенко, как самый старший, авторитетно заявил, что это рай. Остальные по-своему истолковывали детали картины.

Вдруг, заслышав чьи-то шаги, новенькие бросились врассыпную. Павлик, не ведая как, очутился на втором этаже прямоугольного балкона. Внизу была прихожая с колоннами, а вверху — стекляння крыша, откуда проникал дневной свет. Потом все произошло не так, как хотел Павлик. Переходя из комнаты в комнату, он сначала с любопытством рассматривал резную лепку на стенах, позолоченные картины, разноцветные узоры на паркетных полах, но, не найдя выхода, забеспокоился, а вскоре и совсем заблудился. Забившись в одну из комнат, похожую на спальню, Павел сел в мягкое кресло с ободранной обивкой и громко заревел. Здесь его и нашел Игнат. Так состоялось первое знакомство первоклассника Павлика Булышева с заведующим «Красными Зорями».

* * *

С прибытием трехсот воспитанников из пяти разных детских домов для «Красных Зорь» настали тяжелые дни. Хорошо спаянный в труде и в пятилетней борьбе за существование коллектив вдруг снова лицом к лицу столкнулся с проявлениями вопиющего анархизма, лени, разболтанности, воровства, с другими пороками, которые принесли с собой 300 детдомовских мальчиков и девочек. В том, что это была за публика, скоро убедились все. Новенькие сбегали с уроков и работ, курили, стреляли из рогаток, постоянно ходили в шапках, с засунутыми в карманы руками, сквернословили и вообще всем своим поведением как бы подчеркивали: мы сами себе хозяева, что хотим, то и делаем!

Некоторые из них недоумевали: какая же это колония, если нет заборов? — Смехота! Беги, куда хочешь!

Пока малыши знакомились с дворцом и с его окрестностями, новички повзрослее совершили погром школьного сада, где не столько наелись фруктов, сколько натворили безобразий. Затем в соседней деревне Викколово они же учинили драку с местными парнями, пообрезали у всего стада лошадей хвосты и вообще сделали много такого, что скоро вся округа потянулась к Ионину с жалобами на хулиганов. Игнат, как мог, успокаивал соседей:

— Хорошо, примем меры, это же новенькие, они еще не знают наших порядков. Не их вина в том, что им пришлось много раз менять не только воспитателей, но и быть в разных детских домах. Поставьте своих детей в такие же условия и посмотрите, что из них получится? Обещаю, что ребята исправятся!

Надо сказать, что такого рода трудности перед учреждением вставали и раньше, — буквально даже с первых же недель основания «Зорь». В своей книге «Школа-колония «Красные Зори» (Л.1933) Ионин рассказывал:

Колония открылась 27 ноября 1919 года, а уже в январе 1920 г. «в ввиду малочисленности» ее хотели закрывать. Надо было видить горе уже прижившихся в Колонии ребят… Было решено Колонию не закрывать, а расширить. В нее прислали группу из 21 мальчика из Первого центрального распределительного пункта, тогда развернувшего свою работу в б. Европейской гостинице. Это была группа трудных в воспитательном отношении… Ребята разделились на старых и новых. Старые имели традиции, новые не хотели им подчиняться. Старые гордились своим «прошлым», которое насчитывалось днями, новые смеялись над ними и пытались срывать трудовой и коллективный режим. Но старые уже были коллективом, и под руководством и вместе с учителями 1 мая 1920 г. наша Колония стала снова единым коллективом (с. 10-11).

Но, конечно, вливание новеньких в 1925 году было для «Красных Зорь» одним из самых драматичных моментов во всей ее истории. В другой своей книге «Используем опыт школы-колонии «Красные Зори» (Л.1932) Ионин так описывал сложившуюся тогда в учреждении ситуацию:

Осенью 1925-го были присланы 300 ребят из 5 закрытых детских домов. Каждый может себе представить, во что должна была превратиться Колония, когда к 200 ребятам, сплоченным в крепкий трудовой коллектив, было влито 300 таких ребят, с которыми педагогически не управились в пяти детских домах. И не что-нибудь, а именно строительство оранжереи разрешило задачу организации ребят, разболтанных раньше отсутствием дисциплины и трудового режима. Оранжерея эта весною 1926 г. была начата постройкою всем коллективом Колонии и закончена к 7 ноября. Учителя работали вместе с ребятами (с. 17-18).

И всегда, когда в «Зори» прибывала большая группа (часто очень разболтанных) новеньких, Игнатий Вячеславович сразу задумывал какие-нибудь масштабные работы. Большое и увлекательное общее дело быстро снова сплачивало всех в единый и прекрасный коллектив.

Первоклассники из новичков, наголодавшись ранее, сначала «паслись» на морковном поле, а затем, когда его убрали, перешли на брюкву, далее на турнепс, а когда на огородах ничего не осталось, с удовольствием переключилось на мороженую рябину.

Как-то после уроков, когда ребята с увлечением играли в спичечную горку на сахар, стараясь вытянуть главную спичку с пятью чернильными полосками и не задеть другие, вбежал Петя Алексеенко. Лицо его было бледным. Он хотел что-то сказать, но только глотал воздух, открывая и закрывая рот.

— Ты что, Петька, замерз, что ли? — обернувшись, спросил Толя Шмидт.

— Ре…б…ята, — заикаясь, начал тот. — Там ст…т…а…туя… — и он, скривив рот, состроил такую гримасу, что ребята невольно попятились.

— Залез это я, значит, в дальний подвал — дай, думаю, поищу морковку, — немного оправившись, продолжал Алексеенко, — ну, забрел в комнату со шкафами… Темно, только с дальнего окошечка пучок света. Открыл первый. Пусто. Второй — тоже ничего. Дошел до третьего, а дверца как заскрипит. Дернул… А там… Статуя… Белая, и руками машет. Ну, я и бежать!

— Дурак ты, Петька, — сплюнул Ваня Белых. — Да разве статуя машет руками. Она же глиняная или бронзовая, а может, и из гипса!

Любопытство пересилило страх, и ребята отправились смотреть «страшную» статую. И все же, когда Леша Афанасьев дернул за дверцу и она заскрипела, у всех похолодело в груди и каждый в любую минуту был готов бежать без оглядки… В темном углу шкафа действительно стояла мраморная статуя обнаженной женщины.

Первым опомнился Павлик:

— Что ты врал, Петька, будто она страшная, она же красивая, правда, ребята? Только без рук!

Ваня Белых авторитетно заключил, что раньше он видел точно такую же статую в Летнем саду, и что зовут ее Мегерой или Венерой, и что она так и родилась без рук.

После этого случая ребята еще долго смеялись над Алексеенко и его «Мегерой».

Дворцовый подвал первоклассники скоро так подробно изучили, что могли с закрытыми глазами войти и выйти из любого помещения никем не замеченными. Здесь в холодные дни они играли в «казаки-разбойники». Здесь пекли картошку и брюкву в амосовских печах. Здесь же прятались от старших ребят-обидчиков.

Вначале они испытывали некоторый страх, проникая в камеры амосовских печей с их лабиринтом железных коробов, по которым горячий воздух поступал во все помещения дворца. Здесь было темно, узко и жарко. Но скоро эти «амосовки» превратились в надежные укрытия. Тут уж никто не мог их найти.

И вот однажды, когда ребята с полными карманами картошки пробирались к заветному месту, они увидели в комнате, где стояли шкафы, группу старшеклассников, занятых изготовлением самодельных лыж. Они торопливо раскалывали в длину полированные дверцы старых шкафов, обстругивали их и тут же, нагревая снизу огнем от подожженной бересты, а сверху натирая снегом, выгибали доску, придавая ей форму изогнутой лыжи, а затем сверху прибивали планку с ремешком. Было шумно от треска ломающихся дверц, треска горящей бересты, от смеха и крика работающих ребят. Они так все увлеклись, что, когда кто-то крикнул: «Спасайся, Ионин!», — не сразу сообразили, что нужно делать. Толкая друг друга, побросав доски, неоконченные лыжи и бересту с огнем, все бросились в окна и двери. В наступившей темноте кто-то упал, кому-то стукнули лыжей по спине, кто-то заорал — и все стихло. Из своего укрытия первоклассники видели, как Игнат зажег спичку, покачал головой, осмотрел разбитые старые дубовые шкафы и громко сказал кому-то в темноту:

— Да! Это наша бедность! А ребята преподали мне наглядный урок: нужны настоящие лыжи, и они у нас будут!

Когда все ушли, первоклассники вылезли из укрытия и из брошенных старшими досок соорудили себе лыжи, на которых потом катались с Ореховой горки, пряча их на ночь под снег.

Через несколько дней вездесущие мальчишки, детально изучая все закоулки царского дворца, неожиданно натолкнулись на запертую дверь в темном коридоре рядом с кабинетом обществоведения, где раньше размещалась княжеская спальня. Не долго думая, Ваня Морщинин отмычкой открыл замок, а Лева Ашкинадзе осторожно потянул дверь. Ребята с нетерпением ожидали, что же будет дальшет? При тусклом свете зажженной спички они обнаружили клад. Да, это был настоящий клад, но не золота, серебра и драгоценных камней, а кучи позолоченных и посеребренных поповских риз, подризников, разной формы головных уборов, кадил, крестов, икон и подсвечников с толстыми витыми свечами.

Ребята тут же натянули рясы, взяли кресты, подсвечники, иконы и, размахивая кадилами, с громкими возгласами «Аллилуйя!» гуськом двинулись по Белому залу. Картина была потрясающая, и сбежавшиеся краснозорьцы замерли от удивления: впереди в золотой рясе шествовал Ваня Морщинин, за ним, в серебряной, — Пташкин, дальше в малиновом подряснике — Аркаша Цырин, за ним в шапке с крестом Лева Ашкинадзе, а с подсвечником Сережа Уткин.

Не ограничившись произведенным в Белом зале эффектом, процессия направилась из дворца в парк, где и была встречена удивленным заведующим:

— Это что еще за крестный ход? Откуда у вас это одеяние? А ну-ка, марш за мной! Присмиревшая процессия понуро, то и дело наступая на длинные ризы, поплелась за Иониным. Игнат не стал ругать новоявленных служителей культа, а выяснив обстоятельства, наоборот, вдруг заразительно рассмеялся:

— Уморили! Ей богу, уморили! И надо же, прошло десять лет после Октября, а ни одна душа, включая меня самого, не удосужилась заглянуть за таинственную дверь! Ладно уж, пока сложите все добро у меня в коридоре. Потом мы используем часть одежды в качестве реквизита для наших спектаклей, а остальное сдадим в музей.

За обедом Игнат всем рассказал о находке и разъяснил, что в темном чулане, который обнаружили ребята, придворный священник хранил свою одежду и церковную утварь.

А позже, на спектаклях, участники драматического кружка старались выйти на сцену в золотом одеянии, где надо и где не надо, — уж больно богато оно смотрелось. Так, в драме Войнич «Овод» Монтанелли сидел в золоченой православной поповской одежде, не вызывая ни у кого недоумений…

* * *

Наблюдал Игнат за ребячьими играми… Вот у печки сидит Булыш-изобретатель, как прозвали Павлика Булышева сверстники. Он с увлечением показывает Мите Лозовскому и Ване Белых кинофильм в… спичечной коробке. Устройство нехитрое: в квадратном вырезе проходят кадры фильма, нарисованные на валике бумажной ленты, которая с одной спички перематывается на другую. Здесь все, как в настоящем кино: начало, часть первая, вторая, пятая и конец. Вот только сюжет дикий. Тут и Пат с Паташоном гоняются за Гарри Пилем, Чарли Чаплин съедает обезьяну Снуки. И, конечно, война во всех ее проявлениях!

Девочки делали маски зверей, птиц, красивые куклы — все под руководством искуснейшей мастерицы Надежды Петровны Корытко. Или рассматривали коллекции конфетных фантиков, пуговиц и даже пустых баночек из-под гуталина.

В теплые дни старшие ребята часами играли в лапту, а младшие — в «чижика» или в «попа-загонялу» (городки). В отличие от спортивных городков, которые им не нравились своей статичностью, здесь использовался всего лишь один городок, который ставил водящий. Остальные кидали в него только по одной палке, стараясь выбить городок как можно дальше. Постепенно, следуя за этим городком, мальчишки удалялись далеко за липовую аллею, а потом с гиканьем и свитом мчались что есть духу на перегонки друг с другом, чтобы не остаться последним и не ставить «попа».

Все ребята умели плавать и не раз ставили в тупик неискушенных дачников, которые с тревогой ожидали появления нырнувшего под воду мальчишки. Ребята же просто подплывали под нырялку и сидели там по несколько минут, а затем, к удивлению зрителей, появлялись на поверхности воды.

В воспитательных целях Игнат решил использовать увлечение ребят плаванием, поручив однажды Боре Фуксману написать сценарий водной феерии «Открытие Америки Колумбом». Пока старшие ребята на верхнем этаже дворцовой башни разучивали свои роли и репетировали текстовую часть спектакля, младшие школьники старательно выстругивали стрелы и делали луки для индейцев. Стрел нужно было сделать не менее четырехсот, чтобы создать видимость «тучи стрел». На трех лодках устанавливали мачты, для которых девочки сшили паруса. Роль Христофора Колумба поручили играть Аркаше Цырину. Павлику Булышеву досталась роль дона Родриго, матросами же были Толя Шмидт, Леня Афанасьев, Ваня Белых, Митя Лозовский и другие. Индейцев изображали мальчишки и девчонки 1-х и 2-х классов. Они были в одних трусах, вымазаны глиной и украшены листьями ириса и камыша.

«Америка» была на противоположном берегу Большого пруда, напротив девичьей купальни. Там, в кустах, и засели индейцы.

И вот начался спектакль. Зрители расположились у мальчишечьей нырялки и внимательно следили, как «испанский король» в сопровождении свиты и опять-таки представителя религии в золотой поповской рясе напутствовал отважного Колумба в далекую Индию. Экспедиция на трех лодках выходит в «открытое море». Однако ветер стихает, паруса обвисают, как тряпки, и гребцы берутся за весла.

Зрители по берегу следуют к девичьей купальне и слышат, как дон Родриго, напрягая голос, чтобы его было слышно на берегу, призывает матросов выступить против Колумба. В это время впередсмотрящий кричит: «Земля! Земля!». Экспедиция подходит к берегам «Америки», но индейцы встречают завоевателей тучей стрел. Завязывается бой. С лодок открывается «оружейный» огонь из детских пугачей, и наконец десант высаживается на берег. Индейцы разбиты, а Колумб возвращается на родину. «Америка» открыта! Все кричат «ура», и спектакль на воде заканчивается бурными аплодисментами ребят, учителей и невесть откуда набравшихся дачников. Этот массовой спектакль помог раскрыть незаурядные способности отдельных «артистов», которые затем пополнили школьный драматический кружок.

Даешь кино!

Игната не покидала мысль о приобретении кинопередвижки. Случай не заставил себя долго ждать: в Ленинград с визитом приехал правитель Афганистана Аманулахан со своей свитой, и краснозорьцам был сделан большой заказ на цветы и рыбу. Вырученных денег вполне хватило на очередную экскурсию в Крым для выпускного класса и на покупку кинопередвижки. Для работы на киноаппарате Игнат отобрал несколько воспитанников и послал их на ускоренные курсы киномехаников. И вот в день десятой годовщины Октября в бывшем каретном сарае, наспех переоборудованном под клуб, в торжественной обстановке начался первый киносеанс. На половине картины внезапно погас электрический свет, и если раньше такую «мелочь» в обычном кинотеатре не замечали, то в своем это обстоятельство взволновало всех. Кто-то сбегал на местную электростанцию и, вернувшись, доложил, что свет скоро будет, — вот только почистят засорившиеся форсунки. Все терпеливо ждали. Еще бы, свое кино! Первый кинофильм «Бабы рязанские» в «Красных Зорях» прошел с солидным перерывом, но тем не менее с невероятным успехом.

В последующем демонстрация кинофильмов проводилась по субботам и воскресеньям; для своих, конечно, бесплатно, а с жителей окрестных деревень брали плату: 15 копеек с человека.

Демонстрация немых кинокартин так же, как и в городе, шла под аккомпанемент фортепьяно. Сначала это делали учителя Екатерина Николаевна Ирадионова и Ричард Эрнестович Гольбек, потом играли их ученики, немного владевшие инструментом, а в дальнейшем даже и все желающие, едва различающие минорные и мажорные тона. Когда по ходу действия герои фильма грустили, зрители слышали минорные аккорды, когда же события развивались бурно, стремительно, «пианист» издавал мажорную мелодию, а уж если какой-либо герой, вроде Дугласа Фербенкса, размахивая шпагой, рвался вперед, то можно было услышать даже пионерскую песню «Взвейтесь кострами, синие ночи!».

Иногда показ кинофильма сопровождало трио преподавателей: на скрипке играл Иван Станиславович Сонхоцкий, на виолончели Ричард Эрнестович Гольбек, а на рояле — Екатерина Николаевна Ирадионова. Такого сопровождения немого кино ребята не слыхали даже в ленинградских кинотеатрах. Первое время кинопередвижку крутили вручную, затем ее механизировали.

— Ребята, — сказал однажды Игнат перед сеансом, — киноаппарат мы купили за общие деньги, и поэтому кинофильмы будут смотреть все, за исключением… — он сделал небольшую паузу, — тех, кто в течение недели плохо учился, ленился на работе и нарушал дисциплину. Твердо запомните это. Удовольствие получают только достойные!

Эту меру воздействия Игнат стал применять к провинившимся незамедлительно. Делалось это так. После того, как все ребята занимали места в зале, выходил Ионин и оглашал фамилии наказанных, вызывая их к экрану. Он объяснял, за что они лишаются кино, и пристыженные нарушители дисциплины покидали зал.

Вскоре произошло радостное событие: из Москвы приехал представитель детской комиссии и привез краснозорьцам стационарный киноаппарат. Вот это подарок! Теперь воспитанники и население окружающих деревень могли смотреть те же кинофильмы, какие шли в Ленинграде, разве что с опозданием на неделю. Местная электростанция во время сеансов все так же часто подводила, но без кино уже никто обходиться не мог. А Игнат уже подумывал о переоборудовании театра: почему бы не использовать высоту данного помещения, чтобы построить балкон. Это позволит разместить еще не менее ста зрителей. Да и кинобудку надо бы сделать, как в городских кинотеатрах. Утеплить зал хотя бы тремя печами, заделать входные ворота и пристроить входной тамбур. Надо, все надо, но на все это нужны деньги, строительные материалы, рабочие руки и, конечно же, время. Неуемная тяга ребят к кино навела Ионина на мысль: «А что, если создать кинофильм об истории «Красных Зорь» и показывать его вновь прибывающим воспитанникам? Вот это идея!»

При очередной поездке в Ленинград Игнат посетил управление «Ленфильма» и встретился там с режиссером, который в 1924 году снимал в «Михайловке» кинофильм «Дворец и крепость».

— Это вполне осуществимо, — пробасил режиссер. — Давайте сценарий. Мы его обсудим, утвердим и снимем. Пройдет по разделу «Учебные фильмы».

Начало было положено, и Игнат вместе с супругой Ниной Петровной засели за сценарий. Писали долго, старательно припоминая все детали и факты из истории «Красных Зорь». Хотелось вложить в будущий кинофильм как можно больше событий, вставить наиболее удачные номера художественной самодеятельности, образцы стенной газеты, экскурсии и походы, а также заснять всех педагогов и выпускников. Большое место в сценарии они отводили показу всех отраслей школьного сельского хозяйства, участию в нем самих школьников, а также перечислению всех дипломов и наград, полученных на областных и городских сельскохозяйственных выставках.

Сценарий много раз переписывался. Игнат и Нина Петровна долго спорили, какое название дать фильму. Остановились на варианте, предложенном детьми, — «Золотой медок». Заклеивая конверт, Игнат произнес:

— А что! Наши «Красные Зори» — подобие пчелиной семьи, где каждый член коллектива выполняет свою работу. А результат — общий! Но если у пчел всем движет природный инстинкт, то у нас — интеллект. Ребячий коллектив творится с помощью человеческого разума.

В один из летних дней в «Красные Зори» наконец приехала кинобригада. Молодой, очень живой мужчина в черном берете, клетчатой ковбойке и хромовых сапогах за какой-нибудь час буквально перевернул все вверх дном. По его указанию в Белом зале установили мощные «юпитеры», киноаппарат, щиты с диаграммами и белоснежные отражательные экраны. Режиссер хватал из кучи ребят то одного, то другого и усаживал за стол, бежал к аппарату, прицеливался, снова менял ребят и опять бежал к аппарату. Наконец он усадил за стол Павлика Булышева. Видимо, этот «объект» со стриженой головой-огурцом его вполне устраивал, и он, заменив на его груди старый пионерский галстук на новый, крикнул:

— Теперь входи снова, садись и пиши!

Павлик растерялся:

— Что писать?

Вмешался Игнат:

— Пиши, пиши скорее рапортичку… Ну, что ты, мол, охранял репу и съел ее…

Все засмеялись. Павлик улыбнулся и стал писать. Прожектора заливали его ярким светом, отражатели блестели, а оператор уже трещал камерой…

После этого все оборудование будто вихрем было сметено во двор, где уже сидел школьный симфонический оркестр. Снова энергичный режиссер бегал, поправлял музыкантов, что-то показывал, а потом посадил в оркестр шестилетнего Славика Ионина и сунул ему в руки скрипку.

Съемки шли на скотном дворе, в саду, на пруду. Игнат даже за голову схватился: от сценария, над которым он и Нина Петровна сидели дни и ночи, не осталось и следа. Съемочная бригада так же быстро исчезла, как и появилась.

— Ничего, товарищ заведующий, все будет в ажуре, — торопливо прокричал режиссер. — До свидания! Нам еще сегодня нужно побывать в двух местах!

— Что-то будет? — сокрушался Игнат. — Ведь мы-то ее назвали «Золотой медок»! А не получится ли гречневая кино-каша на этих 400 метрах полезной пленки?!

Наведываясь на «Ленфильм», Игнат не только следил, как идет монтаж краснозорьского фильма, но и корректировал некоторые титры, давал пояснения.

— К октябрю фильм должен быть готов! — обещали ему.

Там же, на «Ленфильме», Игнат познакомился с директором Ленинградского театра юного зрителя (ТЮЗа) Александром Александровичем Брянцевым и пригласил его в «Красные Зори». Талантливый организатор и артист был весьма восхищен постановкой воспитательной работы в трудовой школе-колонии и на собрании артистов театра предложил взять шефство над «Красными Зорями».

С величайшей радостью ездили ребята на спектакли ТЮЗа, а потом делились своими впечатлениями. Вот в читальном зале после просмотра спектакля «Хижина дяди Тома» Афанасьев, Лозовский, Булышев, Белых и Шмидт горячо спорят. Игнат, прикрывшись газетой, слышит:

— Ты, Ванька, ничего не понимаешь, — горячился Афанасьев.

— Это вовсе не негры, а сажей вымазанные…

Ваня Белых почему-то не соглашается:

— Знаешь, Лозоха, — обращается он к Мите Лозовскому, — со мною рядом сидел какой-то зритель, ну, дядька, как все. Смотрел, хлопал, где надо, а когда дядю Тома стали продавать, он вдруг как вскочит да как закричит: «А я даю 50 долларов!». Я чуть не помер со страху! И с других рядов тоже предлагали деньги и доллары… Ничего не понимаю… У нас же не продают людей!

Игнат улыбался в усы. Вот она, Мельпомена, богиня театра! Он был рад за шефов — артистов ТЮЗа, которые таким простым приемом стерли грань между сценой и зрительным залом и заставили ребят сопереживать вместе с героями пьесы. А что, если на празднование десятилетия «Красных Зорь» пригласить ТЮЗ? Пожалуй, будет неплохо! Сначала покажем кинофильм о «Красных Зорях», а потом спектакль.

И Игнат тут же послал в ТЮЗ к Александру Александровичу Брянцеву Сергея Иванова.

21 ноября, в день 10-летия «Красных Зорь», театр в каретном сарае был переполнен. Нарядно одетые ребята сидели в зале вместе с гостями и шефами, ожидая начала торжественного вечера.

Игнат начал несколько взволнованно:

— Дорогие краснозорьцы, дорогие учителя, рабочие и служащие, уважаемые гости! Сегодня мы отмечаем десятую годовщину нашей школы-колонии «Красные Зори». Эту дату мы празднуем в обстановке небывалого трудового энтузиазма советских людей, которые успешно выполняют первый год первого пятилетнего плана. «Красные Зори» живут и трудятся вместе со всей нашей страной. Мы уже выпустили из школы более 100 воспитанников, которые успешно учатся в вузах, а некоторые уже стали специалистами с высшим образованием и активно трудятся в народном хозяйстве. Среди них Лиза Семенова — окончила Ленинградский государственный университет и работает гидрологом; Нюта Томп — стала врачом; Коля Гордиенко — киноинженер; Вероника Дубянская — окончила ЛГУ; Толя Карачун — инженер-конструктор. Среди наших бывших воспитанников много рабочих, служащих, воинов Красной Армии, которыми мы также гордимся. Давайте от всей души поздравим тех из наших выпусников, кто присутствует здесь. Ведь они остаются краснозорьцами, только уже «старыми» краснозорьцами.

Приехавшие на юбилей выпускники поднялись со своих мест, и в зале долго не смолкали аплодисменты.

Восторженно встретили краснозорьцы сообщение заведующего о том, что комиссия по улучшению жизни детей выделила «Красным Зорям» средства на покупку инструментов для духового оркестра. Многочисленные гости выступали с поздравлениями и пожеланиями в адрес Ионина и краснозорьцев. Когда слово для приветствия было предоставлено «старым» краснозорьцам, то зал с недоумением увидел, как из-за кулис, упираясь своими тоненькими ножками, появился молоденький бычок красной масти. Его вели, подталкивая и поддерживая справа и слева, Кира Волков и Боря Преображенский. Они уже закончили Ленинградский сельскохозяйственный институт и на собранные «старыми» краснозорьцами деньги приобрели на ферме института породистого бычка: в подарок родной школе. И вот теперь бычок, такой еще маленький, стоит, расставив ноги, перед яркими огнями рампы, дрожит мелкой дрожью и таращит свои огромные влажные глаза на грохочущий аплодисментами зал. И нелегко Боре с Кирой сказать свои несколько слов о подарке. А еще труднее оказалось увести бычка со сцены. Зато какой эффект! Какие эмоции овладели сотнями ребят и взрослых! Торжественная часть закончилась пением «Интернационала» под сопровождение краснозорьского симфонического оркестра. Затем опустился экран и начался показ кинофильма «Красные Зори». Для ребят это был сюрприз, и они, позабыв обо всем на свете, жадно вглядывались в кадры, узнавая себя, своих друзей, своих подопечных.

— Буренка! Чернушка! — кричали в зале, увидев проходящее стадо.

— Ирина Городцева!

— Ричард Эрнестович!

— Булыш! Смотри, Булыш, ты!

Павлик смутился. С экрана на него смотрел он сам. Вот он сел за стол и, нагнувшись, стал что-то писать. Наголо стриженная голова огурцом блестит.

— Славка Ионин!… Сидорова!…, — продолжали с восторгом узнавать друг друга ребята.

Так продолжалось до конца этого 30-минутного сеанса. Все радовались, обменивались впечатлениями:

— Вот это да! Свой кинофильм. Хотя бы еще раз показали!

Игнат взволнованно пожимал руки гостям из «Ленфильма». На то, что сценарий был изменен, махнул рукой: «Пожалуй, так даже лучше!»

Вечер закончился спектаклем ТЮЗа «Тимошкин рудник», который прошел с большим подъемом и очень понравился ребятам. Покидая зал, многие напевали песенку Тимошки.

Агропедтехникум

Ионин мысленно подводил итоги своей десятилетней деятельности на посту директора «Красных Зорь». Перед ним лежал многолетней давности пожелтевший лист с «Планом переустройства трудовой школы-колонии в «Михайловке». Да, настало иное время. За десять лет «Красные Зори» неузнаваемо изменились. Учебное хозяйство развернулось до 100 гектаров, а доход его выражается уже кругленькой цифрой в 60 тысяч рублей. Все у нас есть, мы на правильном пути. Теперь к нам едут учиться. Но… что же дальше? Он отложил старый, выполненный план и положил на стол новый, чистый лист ватмана. Неугомонная натура Ионина не позволяла ему останавливаться на достигнутом.

— Мы не можем стоять на месте, — рассуждал он вслух. — Кругом свершаются такие поистине гигантские преобразования. Деревне нужны агрономы, ветеринары и другие специалисты сельского хозяйства. А мы? Имея прекрасное опытное многоотраслевое хозяйство, выпускаем специалистов… для города. Нерационально! А что, если на базе сельского хозяйства «Красных Зорь» открыть свой агрономический… Нет, пожалуй, лучше и педагогический — агропедагогический техникум?! Вот это идея!

— Что ты, Игнат? — подняла голову Нина Петровна. — А где размещать? Чем кормить? У нас и так уже 500 воспитанников, около 100 дошколят, 200 приходящих. Ты бы лучше подумал, как им жизнь улучшить.

— Ничего, Нинуся! Все обдумаем, взвесим, спланируем. Нельзя топтаться на одном месте.

— Мне кажется, Игнаша, что от достигнутых успехов у тебя просто вскружилась голова. Уж не заболел ли ты гигантоманией, а?

— Никакой гигантомании. Будет у нас агропедтехникум! Ты же знаешь: если я чего задумал — обязательно своего добьюсь!

— Уже поздно, Игнаша, пора спать. — Ты взволнован своей идеей и не хочешь выслушать меня.

— Нет, почему же, говори.

— Ведь это опять новая реорганизация, новые хлопоты, волнения, а у тебя здоровье не ахти какое крепкое, все на нервах… Не спеши…

— Хорошо, подумаю. Это же только идея!

Однако мысль о создании агропедагогического техникума не давала Игнату покоя. Он отдавал себе отчет в том, что встретит массу трудностей. Учебные, хозяйственные и материальные вопросы он отбрасывал: «С этим я справлюсь». Хуже будет с воспитанниками. Сумеют ли они меня понять? Правильно заметила жена разницу в психологии сирот из города, из пролетарских семей, ничего не имеющих, и сельских парней, будущих студентов техникума, с их меркантильными понятиями, привычками и отсутствием общей культуры. Не захлестнет ли эта еще не организованная стихийная масса деревенских девчат и парней все то хорошее, что налажено и достигнуто в интернатном коллективе краснозорьцев? А что, если закрыть детскую колонию, а иметь только агропедтехникум? Нет, это совсем не годится. Куда девать ребят? Неужели снова в другие детские дома? Неужели я должен нанести им такой удар? Нет, нет и нет! Только вместе. И Игнат, нарисовав в центре листа правильный круг, решительно разделил его красным карандашом: справа — средняя школа и дошкольное отделение, слева — агропедтехникум и школа сельской молодежи. От круга пошли стрелы к классам и отделениям и вновь соединились у прямоугольника с названиями отраслей сельского хозяйства: животноводство, огородничество, садоводство, семеноводство. Дальше шли наметки должностей, окладов, распределение квартирного фонда.

Однако события развернулись не так, как задумал Игнат. Пока он бегал по разным инстанциям в городе и области, слухи о том, что детская колония ликвидируется, а на ее базе организуется сельскохозяйственный техникум, молниеносно облетели краснозорьцев.

— Как? Почему? Зачем? — тревожились ребята. — Неужели нас опять будут размещать в другие детские дома?

Особенно волновались старшеклассники:

— Значит, нам не дадут доучиться и мы не поступим в вузы? Они были против такой «реформы» и свой протест выразили в подпольной стенгазете «Буза».

Газета вышла под большим аншлагом: «Долой сельхозтехникум! Даешь котлотурбинный техникум!». Пропадать так пропадать! Газета еще более взбудоражила краснозорьцев, нарушился нормальный ритм жизни, и «Красные Зори» в те дни, когда Игната не было дома, стали похожи на плохо управляемый корабль. Это был самый критический момент за все десять лет существования «Зорь», и Игнат, с присущей ему настойчивостью и энергией, делал все, чтобы успокоить воспитанников.

— Обещаю: детская колония останется, как была, но и техникум тоже будет открыт!

Как и прежде, он спокойно прочитал «Бузу», снял ее со стены и отнес в канцелярию. По стилю статей и художественному оформлению он узнал главных авторов — Ваню Морщинина и Леву Ашкинадзе.

Постепенно жизнь краснозорьцев вошла в свою колею, однако «Буза», завоевавшая себе многих поклонников, изредка еще появлялась. В ней старшие ребята нашли своеобразную трибуну гласности для выражения своего протеста против всяких новшеств, реформ и преобразований, вводимых, якобы, против их воли. А новшеств в школе, действительно, было очень много: тут и бригадный метод учебы, и метод проектов, и лабораторный метод, а теперь еще и техникум! Но «Буза» никогда не теряла такт и уважение к критикуемым, ибо ее девизом было: «Бузить, но знать меру!».

* * *

Пока краснозорьцы учились и работали на полях своего хозяйства, Игнат проводил большую организаторскую работу по созданию агропедагогического техникума и школы сельской молодежи. Его инициатива была поддержана областным комитетом партии и облоно. В типографии уже печатались «Условия приема студентов», программы и другие документы, без которых нельзя было существовать ни одному учебному заведению. Ионин часто выезжал в отдельные районы Ленинградской и Псковской областей и на месте отбирал будущих кандидатов в техникум. Он решил, что агропедагогический техникум также будет называться «Красные Зори».

Ионин давно мечтал о том времени, когда у него появятся преподаватели из выпускников-краснозорьцев, и это время пришло.

— К вам можно? — услышал он голос за дверью.

Игнат поднялся навстречу:

— Здравствуй, Лелечка! Садись, садись, дорогая!

— Здравствуйте, Игнатий Вячеславович! Вот окончила сельскохозяйственный институт и решила навестить свои «Красные Зори».

— Молодец, Ирадионова! Кто же ты теперь?

— Зоолог!

— Вот хорошо, поступай-ка работать к нам. У нас скоро свой агропедагогический техникум откроется. А пока дадим тебе шестой класс. Там сорок ребят, из них тридцать мальчишек-сорванцов…

— Не справлюсь!

— Что ты, Леля! Вспомни себя! Поможем!

И она согласилась. Игнат ликовал: «Первая ласточка!». Наконец-то к нам прибыл свой, краснозорьский педагог! Да мы еще и других ребят заманим. Вот Аркаша Цырин учится в Ленинградском сельскохозяйственном институте на кафедре сельхозмашин. Такой специалист — просто клад для нас, ведь машины скоро займут достойное место и в нашем хозяйстве. Дадим-ка пока Лелечке в школе зоологию, а в нагрузку пусть ведет животноводство. На следующий год переведем ее преподавателем в агропедтехникум.

* * *

Будущие студенты агропедтехникума прибывали в «Красные Зори» одиночками и небольшими группами по два, по пять человек. Несмотря на теплые апрельские дни, многие были одеты в зимние пальто, армяки, полушубки, теплые шапки, а девчата — в платки и шали. На ногах — сапоги с высокими голенищами. У дверей комнаты с надписью «Приемная комиссия» они снимали с плеч вещевые мешки, ставили чемоданы и деревянные сундучки с большими висячими замками и, недоверчиво косясь на любопытных краснозорьцев, усаживались на свое добро, как бы подчеркивая: черт их знает, этих детдомовцев! Не дай бог, что-нибудь сопрут, — ведь бывшие беспризорники!

Абитуриенты были из окрестных деревень Ленинградской области, закончившие шесть-семь классов сельской школы. Эти парни и девушки никогда не жили в интернатных коллективах и в целом отличались от краснозорьцев индивидуалистическими привычками и настроениями. Если в деревне эти привычки — думать только о себе, только о своем благополучии — были не так заметны, то на фоне духа сотоварищества и коллективизма краснозорьцев они гиперболически обнажались. Вот одна из студенток, прикрывшись крышкой сундучка, тайком от других жадно ест домашние гостинцы. Она не догадывается хотя бы из вежливости угостить соседку по койке, хотя ясно, что через два-три дня испорченные и заплесневелые продукты ей придется выбросить. Подобно ей, первокурсник прячет от товарищей кисет с табаком: «Все, Миша, опоздал малость. Кончился табачок», — и отворачивает взгляд. Краснозорьцы по этому поводу шутят: что есть — один, чего нет — пополам! И странное дело. Еще вчерашние озорные мальчишки и девчонки, попиравшие правила общежития в прежних детских домах, вдруг возмутились тем, насколько низка культура будущих студентов. За время жизни в «Красных Зорях» ребята уже привыкли убирать за собой, привыкли поддерживать всюду чистоту и порядок: в классных комнатах, в столовой и спальне. А сельские ребята? Они не чистили перед входом во дворец обувь, а с грязными сапогами невозмутимо шлепали по паркетным полам, бесцеремонно курили в коридорах и на лестницах, бросая на пол окурки и бумажки, сквернословили и открыто и вульгарно ухаживали за девчатами, а по вечерам играли в карты, и кое-кто даже выпивал. Кроме того, разговорная речь техникумовцев, прибывших из разных мест, непривычно резала слух. Некоторые из них «окали», другие «акали», третьи «якали». Например, «Олексей, погодь-ка», или: «Настась, паставь видро вады на писок!», «Нячистая сила!», «Ой, лихоньки маи!»

Все это забавляло краснозорьцев. Дети есть дети! Если старшеклассники, скрепя сердце, в основном быстро познакомились со студентами и, обозвав скобарями, все же приняли их в свою семью, а семиклассники, составлявшие ядро духового оркестра, даже обрадовались, когда узнали, что трое из техникумовцев, в том числе и Степа Мусоров, умели играть на трубе и других инструментах, то ребята пятых и шестых классов, с которыми техникумовцы не хотели работать, открыто смеялись над ними, приставали к наиболее слабым и даже применяли силу.

От мальчишек не отставали и девчонки. Вот студентки-первокурсницы мирно идут в свое общежитие. За ними следует группа девочек-школьниц — Муся Исаева, Тамара Лоренко и другие. Одна из них поднимает правую руку и быстро опускает вниз. Первокурсница, идущая позади остальных, хватается за голову и испуганно оглядывается. Школьницы невозмутимо идут дальше, как ни в чем не бывало. Разве догадаешься, что кто-то из них ударил девушку по голове? Через минуту история повторяется с другой студенткой, потом с третьей, пока Паня Данилова, не вытерпев злой шутки, не свалила на землю одну из школьниц и не отобрала у нее каштан, привязанный в рукаве на резинке.

Подобная разница возраста и интеллекта приводила к неприятным столкновениям краснозорьцев с техникумовцами. Игнат, который раньше был только заведующим детской школой-колонией, стал и директором агропедтехникума. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сгладить противоречия между детдомовцами и техникумовцами и объединить их в один дружный, крепкий коллектив. И хотя все студенты работали вместе с краснозорьцами на полях опытного хозяйства, на скотном дворе, в саду и на пасеке, многие не верили в возможность мирного объединения. Посыпались заявления от старших ребят-школьников об уходе из «Красных Зорь» в фабрично-заводские училища и различные техникумы. Повинуясь этому стихийному движению в один из августовских дней к Ионину явился и Павлик Булышев:

— Игнатий Вячеславович, вот заявление, прошу отпустить меня…

— А ты куда собрался?

— Вот тут объявление в «Ленинградской правде»: при радиозаводе имени Козицкого открывается радиотехникум. Хочу по-настоящему овладеть этой профессией.

— Гм… А жить где будешь?

— Как где? Там же общежитие будет.

— Гм… Будет — это не значит, что есть! — заведующий повертел заявление, обмакнул перо в чернильницу и через весь лист написал: «Отказать! Ионин».

— Ступай в свой класс. Никуда ты не поедешь, а будешь кончать среднюю школу здесь, и смотри, чтобы без фокусов! Можешь идти!

Другим ребятам он тоже отказал, но некоторым разрешил. В дальнйшем совместное участие воспитанников и студентов в уборке урожая, в проведении праздников и экскурсий значительно смягчило противоречия, и к Октябрьским праздникам агропедагогический техникум уже стал органической частью учебного комбината «Красные Зори».

Среди студентов выделились очень хорошие организаторы, которые составили партийно-комсомольский актив: Петя Шамаев, коммунист Гавря Иванов, Степа Мусоров, Шура Скачков, Паня Данилова, Виктор Ефимов и другие. Они откликались на все мероприятия, проводимые в «Красных Зорях», активно участвовали в художественной самодеятельности, в оформлении стенной газеты и на всех работах подавали достойный пример остальным.

В материальном положении техникумовцы жили все же беднее воспитанников. Получая стипендию в 65 рублей, они платили за питание 50 рублей. На покупку же одежды и обуви денег не оставалось. В ряде случаев Игнат шел им навстречу и помогал, чем мог. Так, Паня Данилова, поступившая в техникум из Староладожского детского дома, к осени осталась без обуви, в ветхой нижней и верхней одежде. Она смастерила из пушистого коврика тапочки и ходила в них. Увидев ее в таком виде, Нина Петровна сказала об этом Игнату, и было решено выдать ей пару нижнего белья, платье и ботинки. Теперь это уже можно было сделать. Давно ушли в прошлое первые дни краснозорьской коммуны, когда воспитанники щеголяли в заплатанных пальто из чертовой кожи.

Девочки-школьницы, признав в ней, Пане, «свою», детдомовскую, частенько подкармливали ее со своего стола: «Паня, это тебе. Маруся И.», «Паня, тебе от меня. Нина», — читала она на записочках, подложенных под тарелку и радовалась теплоте девичьих сердец.

Игнат наблюдал за учебой и практикой техникумовцев. Вместе с тем, беседуя с нарушителями дисциплины, не успевающими в учебе или плохо относящимися к практике, он задумывался над тем, какие меры воздействия надо применять к нерадивым студентам.

Как-то ранним утром, проверяя, как несут охрану огородов, в частности, огуречного поля, студенты, Игнат обнаружил первокурсника Ивана Гусева спящим. Он взял у него малокалиберную винтовку и унес домой.

Во время завтрака Ионин поставил Гусева посреди столовой и стал рассказывать:

— Иду я по огуречному полю. Смотрю — лежит наш часовой, словно Челкаш, раскинувшись, лицом в небо и с открытым ртом. Храпит так, что гряды содрогаются, а ружье лежит в стороне. Все смеются — Гусев бледнеет. «Значит, задело!», — думает про себя Игнат.

— Спящий часовой — помощник вору. Кто забывает о чувстве ответственности на посту в мирное время, тот может забыть это чувство долга и тогда, когда придется по-настоящему защищать свою Родину с оружием в руках, забыть, что он часовой, что он сам и его товарищи могут быть убиты оружием, выпущенным так безответственно из его же рук!

После завтрака Игнат долго обдумывал свое выступление. Правильно ли он поступил, посрамив студента перед школьниками? Не получилось бы обратного: что воспитанники, насмеявшись вволю над неудачником, не сделают нужного вывода. Нет, гласность проступка необходима и сейчас, а вот выставлять студентов напоказ пожалуй не годится. Как-никак это студент, а те пока еще только школьники! Все же есть разница…

Попробовал Ионин и другой метод дисциплинарного воздейсвия. Вот студенты Паня Данилова, Юра Мещерский и Вася Яковлев сорвали со школьного огорода брюкву и на ходу ее едят. Увидев их, Игнат нахмурился:

— Что это вы делаете?

— Брюкву едим! — невозмутимо ответила Данилова.

— Вижу, что брюкву! Откуда взяли, кто принес?

— А какой-то мальчишка шел мимо и угостил. Фамилию не знаем, — соврали те.

— Не знаете? Так следуйте за мной! — Ионин привел нарушителей в сад, где девятиклассники строили помещение для выставки.

— Ну, как, молодцы, дела? Есть ли успехи?

Ребята откликнулись веселым хором:

— Хорошо идут дела, Игнатий Вячеславович, стараемся!

— А я вот вам помощников привел. Пусть поработают часок и узнают, почем стоит фунт краснозорьской брюквы, которую они посмели сорвать без разрешения. Дайте им работенку потруднее, а я через часик приду и проверю.

Старшеклассники, расспросив студентов, в чем они провинились, сначала весело посмеялись, а потом сделались серьезными:

— Да, нехорошо! Ну, что бы вам дать потяжелее? Ага, вот мы сейчас будем колонны ставить, так вы несите их сюда, — перемигнулись ребята.

Студенты поверили и попробовали поднять одну из них. Куда там! Литая чугунная махина лежала, как вкопанная. У ребят это вызвало новый взрыв смеха:

— Ну и помощников привел нам Игнатий Вячеславович! Силенки-то еще жиденькие: столбика, и того не поднять. Тогда вот вам по метелке и подметайте стружку…

Скоро вернулся Игнат.

— Ну как поработали помощники?

— Хорошо, очень хорошо поработали! — смеются ребята. — Мы им все объяснили. Говорят, что поняли.

Игнат видит, как у виновников краснеют уши:

— Ну, вот и хорошо, что поняли. Пусть идут по своим делам!

Итак, «детский» период существования агропедагогического техникума закончился. Техникум набирал силу и, как все молодое, рос и обретал свое лицо, — о нем уже знали в области и далеко за ее пределами. В «Красные Зори» стали приезжать заинтересованные люди, чтобы обменяться опытом. Приезжие советовались со студентами и специалистами по отдельным отраслям сельского хозяйства, составляли конспекты и справки. Это подтолкнуло Игната на мысль подготовить небольшой путеводитель по «Красным Зорям». К его разработке он привлек Нину Петровну, фотографа Петра Никитича Ушакова, Сергея Иванова и педагогов, ответственных за отдельные отрасли хозяйства. Справочник получился слишком большим, и Игнат сердился, когда Нина Петровна безжалостно вычеркивала целые страницы, по ее мнению, лишь затруднявшие чтение. К концу года брошюра была послана в редакцию, а Игнат уже прикидывал план настоящей, большой книги о «Красных Зорях», в которой можно было бы отразить весь нелегкий путь детской трудовой школы-колонии.

Весеннее солнце уже растопило снег и дорога, ведущая к шоссе, хорошо просматривалась между деревьями парка. Заведующий смотрел в окно и ждал появления трактора. И вот вдали показалась черная точка. Игнат дал команду дежурному построить ребят по классам. Духовой оркестр грянул марш, и трактор, ведомый Борисом Москвиным, медленно проследовал перед строем. Новенький прицеп, выкрашенный в зеленый цвет, притягивал взоры ребят. Приняв рапорт молодого тракториста, Игнат махнул рукой, и мигом в прицеп уселись малыши. Мотор взревел, и счастливые краснозорьцы под звуки духового оркестра с криками «Ура!» проехали до горбатого мостика и обратно. Этот маршрут повторялся несколько раз, удовлетворяя всех желающих прокатиться на тракторе. Последними ехали музыканты. И хотя от тряски и грохота мотора играть им было почти невозможно, они старались вовсю, подбадриваемые бежавшими вслед деревенскими ребятами.

Скоро трактор прочно вошел в краснозорьскую жизнь. Весной и осенью на нем пахали землю, возили удобрение, дрова, овощи, обеспечивали механизированную пилку дров, работу насоса и даже подачу электроэнергии в дни ремонта «нефтянки». Ребята настолько привыкли к трактору, что даже не представляли, как они раньше обходились без него. Во время занятий техникумовцы подолгу не отходили от трактора, подробно изучая все его узлы и агрегаты, — ведь им предстояли экзамены по разделу программы «Сельскохозяйственные машины». А над гаражом повесили лозунг: «Техника в период реконструкции решает все».

* * *

Летом Игнат решил организовать экскурсию ребят с 4-го по 7-ые классы в Шлиссельбург. Все очень обрадовались и без конца примеряли походную форму. Однако восторг скоро сменился разочарованием, когда стало известно, что руководителем похода будет Игнатий Вячеславович.

— При нем не поиграешь! — недовольно протянул Саня Бурлов.

— И купаться не даст, — поддержал Витя Абрамсон.

— Придется все время строем ходить, — вздохнула Лида Вощилова.

Участники похода построились. Игнат обошел строй, сделал несколько замечаний и скомандовал:

— Шагом марш!

В Шлиссельбурге краснозорьцы посетили текстильную фабрику и ознакомились с текстильным производством, побывали в судоремонтных мастерских, где им показали процесс отливки гребных валов для речных судов и ремонт плавсредств. Осмотрели они и архитектурые памятники, сооружения каналов и шлюзов.

Особый интерес ребята проявили при осмотре самой Шлиссельбургской крепости, в казематах которой томились лучшие люди России. Ведь именно здесь многие из них провели значительную часть своей жизни — в сырых казематах этой страшной крепости. Долго стояли ребята на крепостном дворе у места казни Александра Ульянова.

Экскурсия прошла интересно, но некоторые ребята предпочли бы ей поход в Ропшу.

Трудные судьбы

Мать шла по Петергофскому шоссе уже вторые сутки, заходила во многие детские дома и колонии. Она искала сына. И всюду ей отвечали:

— Вашего мальчика у нас нет. Посмотрите в соседнем детдоме.

Отчаявшись, она остановилась на ночь в детском доме поселка Володарский и стала расспрашивать ребят о сыне. Тогда одна из бойких девочек спросила:

— Павлик Булышев? Я его знаю! Тетенька, не плачьте! Нас из Ленинграда перевели сюда, а его в Стрельну!

— Милая ты моя деточка, дай я тебя расцелую. На вот гостинцев, — обрадовалась мать, а назавтра чуть свет отправилась в путь.

Заведующий Константиновской школой-колонией в Стрельне вновь ее огорчил:

— Такого мальчика у нас нет!

— Так мне сказали, что он в Стрельне.

— Не волнуйтесь, мамаша! Раз у нас его нет, значит, он в «Красных Зорях», в «Михайловке». Это недалеко, всего километра четыре.

Как на крыльях, полетела мать в «Михайловку».

— Вам кого? — остановил ее мальчик. — Я дежурный по школе!

— Павлика мне, я мама, — торопливо, боясь потерять теплившуюся искру надежды, говорила мать. — Может, вы знаете его, Павлика Булышева?

— Есть такой! Он на уроках у Валентины Вячеславовны. Пожалуйста, пройдемте к заведующему!

Игнат поднялся навстречу посетительнице.

— Садитесь, садитесь, мамаша. Успокойтесь. Вот, выпейте воды, — и он подал стакан. — У нас ваш сын. Здоров, весел и учится. Да вы и сами его сейчас увидите.

Мать успокоилась, нетерпеливо поглядывая на дверь.

— Ну, пока его нет, уважаемая Анна Ивановна, если вас не затруднит, расскажите о себе и ваших дальнейших планах относительно сына.

Спокойный, приветливый голос заведующего располагал к беседе, и мать рассказала о том, что она живет в деревне Марьино Калининской области, работает председателем сельского Совета. Мужа нет. Убили на германской войне. Сына он так и не увидел. И что теперь, найдя Павлика, она заберет его к себе домой.

— Хватит, сына чуть не потеряла.

— И кем вы хотите сделать сынишку, уважаемая? — хитровато спросил Игнат. — Школа-то у вас в деревне есть?

— Пока начальная, а этак через год-два откроем семилетку. А что из мальчика выйдет — не знаю… Был бы он честным да работящим…

— Ну вот, видите, и не знаете! А одной честности теперь маловато… Образование надо дать. Сначала среднее, а потом высшее, чтобы ваш сын стал образованным, честным и трудолюбивым человеком.

— Это верно. Ученому человеку намного легче в жизни, — согласилась мать.

Игнат достал из ящика какое-то письмо.

— Вот вы сказали, что до 1919 года жили в Петрограде и работали санитаркой в Калинкинской больнице. А не встречался ли вам в 1916 году среди раненых Сергеев Федор Иванович?

Женщина насторожилась:

— Трудно сказать. Много солдат прошло тогда через больницу, всех не упомнишь. А что?

— Да так, хороший человек, просил, если встречу сиделку Нюшу, что от ареста спасла, поклон передать…

— Жив, значит, Федор? Спасибо, товарищ заведующий. Вот уж был настоящий человек. Бывало, после выздоровления соберутся в моей комнатушке, меня с сынишкой отправят гулять, а сами сидят, о чем-то спорят, пишут, курят до одурения. Вы уж ему передайте мой привет. Пусть приезжает к нам в Марьино… А я вот и сруб купила для сына…

— Ну что же… — Ионин поднялся и положил письмо в стол.

Он не решился сказать, что Сергеев погиб. «Пусть у нее останутся хорошие воспоминания о нем, как о живом», — подумал он.

— Поговорите с сынишкой. Если он согласен поехать с вами — забирайте. На то ваша воля. Да вот и звонок на перемену. Я не буду мешать, — Ионин вышел, ибо сам теперь был отцом и понимал родительские чувства.

Павлик нерешительно шагнул в канцелярию и увидел мать. Он бросился к ней:

— Мама!

— Сыночек ты мой, родненький! — крепко целуя мальчика, заголосила мать. — Ты прости, что отдала тебя в детский дом и оторвала от своего сердца. Сколько горя, поди, навидался за эти годы… Ну, нет, теперь я тебя от себя не отпущу. Жить будем вместе. Ты поедешь со мной в деревню? Да?

Павлик, подогретый материнской лаской, стоял в нерешительности. Он не знал, что ей ответить. С одной стороны, он был рад, что мать нашлась, с другой же, он каким-то своим детским чутьем понимал, что отвык от нее, отвык от маленькой, полутемной комнатушки при Калинкинской больнице, где бегал среди больных и раненых солдат, и, наконец, что он просто не может вот так взять и расстаться со своими друзьями, со своим классом, с новым, светлым домом, который он уже считал родным… Зазвенел звонок.

Павлик поднялся, одернул рубашку:

— Ты, мама, посиди тут, а я на урок побегу, а то Валентина Вячеславовна не любит, когда опаздывают…

После уроков мать долго беседовала с красивой и приветливой учительницей, затем обошла помещение, где жил ее сын, посидела на его кровати, посмотрела красочные рисунки Павлика и окончательно сникла. Она поняла, что сын с ней не поедет ни сейчас, ни позже. Было до слез обидно, и в то же время она была спокойна за сына.

— Ну что, Паля, поедем в деревню? — ласково спросила она в последний раз?

— Нет, мама, — твердо ответил мальчик. — Я останусь тут, а к тебе потом приеду в гости. Ладно? Вот только ты почаще приезжай, а то к ребятам приезжают, а ко мне никто. И письма пиши.

Так они и расстались. Она ушла в слезах, а он с детской непосредственностью в классе угощал друзей-мальчишек деревенскими гостинцами…

— Вы, уважаемая Анна Ивановна, не огорчайтесь, — прощаясь, успокаивал ее Игнат. — Ваш сын станет хорошим человеком… Тут уже многие родители приезжали и, знаете… — он таинственно понизил голос, — никто из ребятишек почему-то не вернулся домой. Как вы думаете, почему?

С этим «почему» мать Павлика возвратилась в Марьино. Разве была она виновата в том, что «Красные Зори» стали для ее сына, как, впрочем, и для многих других ребят, родным домом?

В один из летних дней в кабинет к заведующему постучали.

Игнат отложил газету.

— Войдите!

Вошел Павлик Булышев и смущенно остановился.

— Игнатий Вячеславович! Разрешите мне съездить к маме. Вот письмо прислала, зовет!

— Далеко?

— Не очень. Калининская область, станция Кесова гора, деревня Марьино…

— И не близко. А деньги есть?

— Нет.

Игнат внимательно посмотрел на Павлика. Мальчик как мальчик. Правда, заводила, бузотер, большой выдумщик (не зря прозвали его изобретателем), но страстный читатель и к музыке способный — капельмейстер Михайлов хвалил его за успехи в игре на кларнете…

— Хорошо, поезжай. Отпускаю на месяц. Деньги получи у счетовода, а продукты в кладовой. Когда вернешься, мне все расскажешь. До свидания!

— До свидания, Игнатий Вячеславович!

Вернулся Павлик через 10 дней. Он не стал рассказывать, как на одной из больших станций чуть не отстал от поезда, вскочив на ходу в последний вагон, и как шлепал по грязи 15 километров до деревни. На вопрос Ионина: «Что же ты так быстро вернулся?» — он вздохнул и серьезно ответил:

— Скука там страшнейшая. С утра до ночи все в поле…

— А ты что делал?

— Помогал маме.

— Ого! Ну, а мама построила для тебя дом?

Павлик удивленно поднял брови:

— Нет, бревна так и лежат, гниют. Мать хочет обратно в Ленинград ехать, да колхоз не отпускает.

— Ну ладно, Булышев, иди. У нас сенокос в разгаре!

— А где наш класс работает?

— Убирает сено за часовней.

— Ну, я пойду?

Павлик побежал за липовую аллею — там трудились его друзья. Игнат же, теребя бородку, смотрел вслед Павлику и думал:

— Еще недавно таких, как этот Булышев, приходилось чуть ли не силой заставлять работать… А теперь, смотри, бежит, только пятки сверкают. И куда? Не в кино, не на танцы или в театр, а — на работу! Кажется, во втором классе никто из мальчишек не хотел играть роль Волка в музыкальной сказке «Волк и семеро козлят», а Валентина Константиновна Сонхоцкая попросила — и он выступил, да еще как! — Волчья маска большая, на глаза лезет. Спел свою песенку «Козлятушки-ребятушки…» и чуть не свалился со сцены. Всегда вокруг него друзья. Если уж чем заинтересуется, увлечется, то и друзей своих за собой тянет. Вот и в оркестр за ним пошли Толя Шмидт, Митя Лозовский, Ваня Белых, Леня Васильев. Теперь увлекается радиотехникой… Верю, что станет он хорошим человеком.

* * *

Утром в учительскую Василий Арсентьевич Клишин ввел худенькую девочку лет десяти.

— Что будем делать, Игнатий Вячеславович, с Олей Лисицыной?

— Как что? Как и всех — учить! — не отрываясь от книги, ответил заведующий.

— Учиться она, конечно, будет, но я про ее воспитание говорю. Ведь круглая сирота… Да какое воспитание даст ей наша повариха?

Игнат поднял глаза на тихую девочку с острым носиком:

— Подойди, Оля, ко мне ближе и расскажи о себе.

Девочка робко сделала два шага вперед и печальным голосом, с украинским акцентом, начала свой рассказ:

— Отец умер, когда мне было полтора года, а мама умерла после него через полгода. Подруга мамы удочерила меня. Когда мне было шесть лет, умер ее муж. Мы переехали в деревню Корколи, к тете. Пока тетя была дома, она занималась мною, а как пошла работать к вам на кухню, махнула рукой — мол, некогда!

— Хорошо, Лисицына, берем тебя к себе, но смотри, не опозорь имя краснозорьцев. Ну, а если не оправдаешь этого высокого звания, то отдам тебя снова тетушке! А теперь иди в класс.

Когда дверь учительской закрылась, Игнат хлопнул по столу:

— Вот ведь какая чепуха: одни уходят, другие приходят! А ведь долго еще так будет! Вечного ничего нет, родители умирают, дети остаются, и они не должны страдать от этого. Детские дома и школы-колонии должны заменять им дом и, в какой-то степени, близких.

Грузовая машина на бешеной скорости, сбив железнодорожный шлагбаум, умчалась. Пьяный шофер даже не поинтересовался последствиями. А последствия были печальные. Вдова стрелочника — мать пятерых детей — от удара шлагбаума упала без сознания на землю, с сигнальным флажком в руке. Машинист проходящего поезда остановил состав, подобрал ее и отвез в ближайшую больницу. Трое ребятишек — Аня, Александра и Миша Павловы — о случившемся ничего не знали. Они ждали мать. Прошла неделя. Последние три дня дети ничего не ели. Не приезжали и два старших брата, работавшие в Ленинграде подручными в слесарной мастерской. Обессиленные детишки, прижавшись друг к другу, сидели на скомканной постели и, укрывшись одеялом, плакали. Мимо пролетали поезда, и никому не пришло в голову, что в одинокой железнодорожной будке погибают от голода дети. Помощь пришла из «Красных Зорь». Учительница первого класса Анастасия Дорофеевна решила узнать, почему ребята не посещают школу. Зашла в будку и ахнула… Усадив в пролетку и укрыв ребятишек, доставила их в краснозорьский лазарет. Только через два месяца мать сумела оправиться от травмы и приехать за детьми.

— Знаете, что? — дружелюбно сказал Игнат. — Вы еще слабы, не работаете, чем будете кормить детей? Оставьте их здесь. А потом, когда окончательно поправитесь, — заберете. Согласны?

Мать никак не ожидала такой помощи. Слезы невольно навернулись на глаза, и она заплакала, не стесняясь заведующего.

Ребята с удовольствием остались. От Игната мать узнала, что у Миши появились друзья, у Шуры с Нюрой — подруги, а к тому же они страстно полюбили старенькую Надежду Петровну Корытко, которая рассказывала им сказки, учила делать игрушки, кукол, маски, а в дни болезни Шуры поила ее молоком и ухаживала за ней.

Игнат радовался тому, как улучшается жизнь вокруг. Все меньше и меньше поступает ребят с улиц. Быть может, скоро и вообще не понадобятся детские дома, как недавно в своем выступлении сказал один лектор? Нет, детские учреждения в виде колоний, детских домов, интернатов пока нужны, просто необходимы. Страна большая, неблагополучных семей пока еще очень много, и их со счета сбрасывать нельзя. Несчастные случаи, такие, как у стрелочницы Павловой, судьба Павлика Булышева, Оли Лисицыной и многих других — наглядное тому свидетельство.

Ребячий комиссар

Однажды, прогуливаясь по парку, Игнат увидел медленно приближающуюся фигуру. Без труда узнал он в ней выпускника 1925 года Сергея Иванова.

— Иванов! Здравствуй! Что это ты такой бледной и худой, а?

— Здравствуйте, Игнатий Вячеславович! — радостно пожимая руку заведующего, сказал Сережа. — Болел… Отстал от курса, придется бросать институт…

— Ну-ка, пойдем ко мне. Я тебя накормлю сначала, да и Нина Петровна будет рада тебя видеть. Там и поговорим.

За обедом в семье Ионина Сережа рассказал, как он учился три года в сельскохозяйственном институте, как трудно было с жильем и стипендией, как долго болел, и вот теперь просто не знает, что делать…

Игнат внимательно слушал его и мысленно прикидывал, на какую штатную единицу можно будет поставить своего бывшего воспитанника и комсомольского вожака: «Чем не заместитель по политической работе? Ведь настоящий комиссар! Да-да, ребячий комиссар! Всегда был с ребятами, всегда в гуще событий, дум, чаяний и настроений ребят. А вдруг не согласится? Должен согласиться. Уговорю. Да и у него положение безвыходное. А здесь восстановит здоровье, а потом и закончит заочно институт… Все правильно!»

Игнат перешел на официальный тон.

— Вот что, уважаемый Сергей Константинович, поступайте-ка к нам на постоянную работу заместителем по внешкольной работе. Пока такой штатной должности у нас еще нет, но сама жизнь требует, чтобы кто-то вел с ребятами организаторскую работу, чтобы кто-то ведал детским самоуправлением, координировал работу пионерской и комсомольской организации, в частности, помогал бы мне.

— Но… — начал было Сережа.

— Никаких «но»! Комнату № 14 в Кухонном доме можете занять хоть сегодня. Учебу в институте продолжите заочно, я помогу. Питаться будете пока вместе с краснозорьцами, ну, а потом, когда заведете семью, как все педагоги, — отдельно. Что еще? Кажется, все ясно. Вот бумага, чернила, пишите заявление!

Сережа, волнуясь, написал заявление и, передавая бумагу Ионину, все еще не верил, как неожиданно просто разрешился вопрос о его трудоустройстве. А Игнат, положив заявление в папку, весело поблескивая глазами, представил Нине Петровне нового сотрудника:

— Вот, Нина, принимай своего, — понимаешь, своего, — краснозорьского, заместителя по политической части. Ну, как бы тебе проще объяснить? Комиссара, ребячьего комиссара Сергея Константиновича Иванова!

Нина Петровна по-матерински поцеловала Сергея:

— Поздравляю, Сережа! Будем работать вместе!

* * *

Из расформированных детских домов Ионин прежде всего брал книги, а уж потом мебель и прочие вещи. Скоро школьная библиотека стала насчитывать не одну тысячу книг и превратилась в настоящий центр культурной жизни как в самой «Михайловке», так и для жителей соседних деревень. Построенный в смешанном стиле и окрашенный в желтый цвет дворец прекрасно вписывался в окружающий ландшафт, а его восьмигранная трехэтажная башня была видна далеко за пределами парка. Особенно красивым был интерьер здания. Центром великолепия, конечно же, был Белый зал с громадными, во всю стену, зеркалами, хрустальными люстрами, лепными украшениями на стенах, красочными фресками на потолке и мозаичным паркетным полом, за который не раз какие-то горе-хозяйственники предлагали Ионину большие деньги, мотивируя свои желания тем, что, мол, ребята испортят культурную ценность. И каждый раз Игнат вежливо, но твердо выпроваживал просителей, убежденно доказывая, что лучшего примера для эстетического воспитания детей не найти. И вот теперь простые жители деревень Корколи, Викколово, Шувалово, которые до революции и мечтать не смели о том, чтобы приблизиться ко дворцу, спокойно ходили по красивым, богатым залам и кабинетам бывшего княжеского дворца. Бородатый обрусевший финн Иввонен перед входом во дворец снимает шапку и крестится.

— Что это вы, дедушка? — недоумевают ребята.

— А как же, сыночки, казенное место, князь жил…

— Так его расстреляли давно!

— Ну и что! Сюда сам митрополит приезжал, святил место, — и он с нескрываемым удивлением рассматривает Белый зал. Под библиотеку Игнат отвел бывший кабинет князя Михаила, лучшее помещение с большими окнами. А для читальни — приемную. Здесь была потайная дверь, искусно замаскированная под резной дуб окружающих стен. За ней находилась комната, где теперь собирались члены литературного кружка и редакционная коллегия стенных газет «Правда в «Красных Зорях» и «Костер разгорается».

Перед входом в библиотеку и внутри нее висели лозунги, призывающие любить книгу, ценить знания и напоминающие, что «В науке нет широкой столбовой дороги…». Наличие интересных книг на разные вкусы и увлечения, покой и уют превратили библиотеку в любимое место занятий и отдыха краснозорьцев. В ненастную погоду, после уроков или после работ многие ребята спешили в библиотеку, и каждый получал нужную книгу, журнал или газету.

Библиотечная ячейка, созданная в 1920 году, выросла в организацию из шести секций: книгонош, рассказчиков, техническая, переплетная, газетная и художников. Каждая секция составляла свой план, и 5 мая, в День печати, отчитывалась о проделанной работе. Самая большая секция — книгонош. Раз в неделю, с брезентовыми сумками через плечо, доверху набитыми книгами, ребята обходили деревенские дома. По-разному принимали ребят жители села. Одни с радостью меняли прочитанные книги, приветливо расспрашивали о жизни в колонии, усаживали за стол, угощали чаем, молоком, просили приходить почаще. Другие сердито закрывали ворота, а иногда и спускали собак. Но, несмотря на препятствия, краснозорьские книгоноши завоевывали заслуженный авторитет во всей округе.

Галя Иввонен, вернувшись из деревни Корколи, поделилась впечатлениями с Ниной Петровной:

— В одном доме живет бабуся с двумя внучатами, — уж такая любительница читать книги. Выберет себе и внуков не забудет. У них в углу фисгармония стоит, попросила посмотреть. Когда я заиграла вальс, мальчонки не утерпели и стали кружиться с бабушкой. Танцуют и смеются: «Надо же, бабуся, за семь лет первый раз фисгармония заиграла!». Просили, чтобы я почаще приходила к ним.

В секции чтецов всегда находились талантливые декламаторы, которые выступали с интересными рассказами и стихами в младших классах, в пионерской комнате и на концертах художественной самодеятельности. Они же организовали и «живую газету».

Секция пропаганды книг устраивала выставки книг, вывешивала рекомендательные списки, популяризировала через стенные газеты все, что заслуживало внимания, собирала от ребят отзывы о книгах, проводила анкетирование с целью выявления читательских интересов.

Переплетную ячейку возглавил учитель рисования Петр Никитич Ушаков. Пожалуй, не было ни одного краснозорьца, который бы не поработал в этой ячейке и лично не переплел хотя бы одну книгу. Тут все по науке: и расшивка новых книг, и процесс сшивания печатных листов на переплетном станке, изготовление переплетов и ремонт старых книг, а также другие интересные операции.

Петр Никитич заходит и в соседнюю комнату, чтобы помочь юным художникам нарисовать эскиз или рисунок. Рисовать ребята любили все, но талантливых художников было немного. Из них выделялась Зина Бобрик. Ее акварельные пейзажи дворца, парка, взморья вызывали восхищение не только у ребят, но и у педагогов. Она конкурировала с такими краснозорьскими художниками, как Иван Морщинин, Сережа Уткин, Ваня Белых, Миша Прусаков.

Большой объем работы приходился на Нину Петровну, и она не раз просила Игната пополнить штат сотрудников библиотеки.

— Хорошо, дорогая! Но зачем нам брать со стороны? — отвечал он. — Думаю, что две-три должности найти можно. Пригласим своих выпускников — энтузиастов этого дела. Так в библиотеке стали работать бывшие воспитанницы: Оля Соколова, Валя Калинина и Ната Петрова.

Параллельно с библиотечной работала литературно-издательская ячейка (ЛИЯ), которая объединяла самых талантливых школьников, увлекающихся литературой. Здесь росли свои краснозорьские поэты, драматурги, фельетонисты, прозаики. Огромное значение придавалось стенной печати, так как в «Красных Зорях» в первые годы не было даже радио. Школьные газеты выходили один-два раза в месяц и оперативно отражали всестороннюю жизнь краснозорьцев. Каждый номер заранее планировался, и не было случая, чтобы он не вышел в срок. Особенно хороши и интересны были праздничные номера. В них не было коллажей: все рисунки выполняли сами ребята. Здесь можно было прочитать корреспонденции, заметки, стихи, басни, дружеские шаржи. Пожалуй, самая кропотливая и изнурительная работа приходилась на долю переписчиков: требовалось не только красиво и грамотно переписать заметки на большой лист, но и отредактировать их. После выпуска из «Красных Зорь» членов редколлегии эстафету подхватывали последующие учащиеся, среди которых всегда находились талантливые художники и литераторы.

Кроме официальных газет: «Правда в «Красных Зорях» и пионерской «Костер разгорается» — время от времени издавалась еще одна — неофициальная, упомянутая выше так называемая «подпольная» стенная газета «Буза», номер какой придется, орган кого попало. Ее выпускали ребята старших классов под большим секретом от Ионина и педагогов. «Буза» отличалась особым оформлением и в основном критиковала недостатки краснозорьцев и вводимые новшества, которых было много и которые порой не достигали цели.

По стилю изложениия и мастерски исполненным карикатурам Игнат всегда безошибочно узнавал редакторов и «мирно» беседовал с ними. Однако традиции издания «Бузы» поддерживались последующими поколениями ребят-юмористов.

10 лет — это здорово

У Кавалерского дома стояла молоденькая симпатичная женщина. Она ожидала заведующего и почему-то волновалась. К ней подошел школьник. На плечах он держал девочку лет шести. Сняв ношу, он устало улыбнулся женщине:

— Здравствуйте! Ох, и тяжелая же Верка! Ведь с самого Петергофа несу!

Неожиданно на велосипеде подъехал Игнат. Он слез, прислонил велосипед к дереву и, повернувшись к школьнику, спросил:

— Костя Иванов, а это кто?

— Игнатий Вячеславович, это сестренка моя, Вера. Вот принес…

— Хорошо, отведи ее к Любови Михайловне, а сам — на уроки.

Затем Ионин обратился к женщине:

— Здравствуйте, я — Ионин Игнатий Вячеславович.

— Здравствуйте! А я выпускница Рязанского педагогического института Попова Екатерина Витальевна… Мне рекомендовали ваши «Красные Зори»…

— Очень хорошо! А вы не могли бы приступить к работе с группой дошкольников сегодня?

— Как, сразу сейчас?

— А что? Познакомитесь с малышами и с воспитателями.

— Гм, я что-то боюсь! К тому же я еще не устроилась…

— Ладно, устраивайтесь, а завтра с девяти утра приступайте к работе. И ничего не бойтесь.

— А как с квартирой, Игнатий Вячеславович?

— Сейчас пока ее нет, но через месяц обещаю твердо! Желаю вам удачи на новом месте! — и, легко вскочив на велосипед, он скрылся за кустами.

Так появилась в дошкольном отделении «Красных Зорь» новая, самая молоденькая воспитательница — тетя Катя, как любовно звали ее дошколята.

А Игнат, проезжая по еще не просохшей нижней дороге, радовался про себя: «Вот ведь уже и к нам рекомендуют педагогов. А еще совсем недавно угрожали расформированием! Значит, по правильному пути идем. Скоро закончат вузы и наши краснозорьцы. Как бы хорошо иметь и своих краснозорьских педагогов! Да и пора уже.»

И тут же с досадой подумал о том, что мотоцикл сломался, а на велосипеде ездить трудно. Пока все поля объедешь — вымотаешься.

«Да, нужно больше привлекать к нам бывших воспитанников. Вот Сережа Иванов, просто клад! А у девочек большим авторитетом пользуется Ирина Городцева. Вот бы ее уговорить остаться у нас…» — с этими мыслями он подъехал к домику заведующего овощным складом Гордиенко.

Дорога совсем размокла, и в пути ему не раз приходилось слезать с велосипеда. Видно, придется оставить и эту машину да пересаживаться в бричку, тем более, что молодой жеребчик Быстрый уже объезжен. Конечно, ребята, сорванцы, смеяться будут, еще и Чичиковым обзовут. Не беда, привыкнут и перестанут, — сами же на ней в петергофскую больницу на прием ездить будут. Главное, чтобы не догадались о его, Ионина, болезни. «Не хочу быть слабым, просто не имею права!» — сам себе приказал Игнат.

К его удивлению, краснозорьцы не придали большого значения тому, что заведующий пересел в бричку. Мальчишки любили Быстрого и тайком подкармливали его. Узнали ребята и про болезнь Игната, и про то, что он лежал в больнице и ему предлагали операцию. Разве от них что-нибудь скроешь?

* * *

В столярной мастерской шла напряженная работа. Игната удивило то, что ребята из 4-го класса, обычно самого шумного, терпеливо и деловито делали скворечники.

— Что это у вас за аврал, Павел Федорович? — обратился он к заведующему столярной мастерской Позднякову.

— Да вот пришла Ирина Городцева и пообещала ребятам: «Кто больше сделает скворечников, тот будет участвовать в кольцевании птиц вместе с практикантами из пединститута имени Герцена». Стараются ребята вовсю! Вместо двадцати уже сделали тридцать два. Особенно отличаются Шмидт, Лозовский, Непокоров, Булышев и Белых.

После того, как ребята закончили работу, Игнатий Вячеславович предупредил:

— Только смотрите, не проспите. Встать надо будет в 4 часа утра, когда грачи, скворцы и другие птицы еще находятся в гнездах и скворечниках.

Будить ребят не пришлось. Они поднялись в три часа ночи и, ежась от холода, вышли в парк. Студенты-практиканты показали им, как нужно ловить птиц, как надевать алюминиевые колечки с номерами на их лапки и как учитывать по форме. Дальше дело пошло веселее. Ребята, словно кошки, карабкались по деревьям к скворечникам, закрывали входное отверстие и, открыв крышку на задней стенке, смело доставали пернатых и тут же их окольцовывали. Сложнее было с грачами и другими птицами, которые сидели в гнездах. При малейшем приближении ребят они тут же взлетали в воздух.

Лети, грач, за моря
В чужие края.
Через год прилети,
И где был — расскажи!

скандировали Павлик Булышев и Митя Лозовский, высоко подбрасывая своих окольцованных пернатых друзей.

— Спасибо вам, ребята, — поблагодарили практиканты, — с вашей помощью мы определим маршруты миграции птиц и узнаем, где они зимуют.

* * *

Как-то в воскресенье на опытной пасеке дежурили два семиклассника — Витя Бобров и Лева Ашкинадзе. Знали они свое дело отлично и не раз во многом помогали пчеловоду и физруку Михаилу Гавриловичу Егорову. Чувствуя себя «старожилом», Лева работал с пчелами без дымаря и сетки. Сначала все шло хорошо. День стоял жаркий, взяток был богатый, и пчелки трудились вовсю. Однако скоро пчелы стали вести себя как-то странно, а потом, как по команде, разом налетели на Ашкинадзе — и через мгновенье он стал неузнаваем. Только теперь стала понятна причина нападения пчел: перед дежурством Лева постригся и освежился тройным одеколоном… Увы, он забыл, что пчелы не любят резких запахов. Витя Бобров, который работал в сетке, сначала хохотал до слез, а потом сквозь смех изрек:

— Левка, ты знаешь, на кого сейчас похож? На японца!

И надо же было так случиться, что в это время из города приехал старший брат Левы. Он пришел на пасеку и, не узнав своего родича, спросил:

— Эй, пацан, где мне найти Леву Ашкинадзе?

Тот был крайне удивлен и обижен: еще бы, родной брат стоит рядом и не узнает его. Через несколько минут старший брат вернулся и, в упор уставившись на Левку, уже сердито спросил:

— Ну, так где же мой брат Лева?

Соблазн был велик — в руках старшего брата была сетка с разными свертками — и Лева раскрылся. Братишка с трудом признал в расплывшейся от укусов пчел физиономии родное лицо.

Игнат, узнав о случившемся на пасеке, долго смеялся:

— Вот тебе за зазнайство, за неуважение к труженицам-пчелам! — Потом успокоился. — Хорошо, что никого из посторонних в этот день не было. Посмотрели бы они на этот «передовой опыт»!

В стенной газете «Правда в «Красных Зорях» в разделе «Юмор» появилась карикатура под названием «Жертва пчел», героем которой был Лева Ашкинадзе.

* * *

Дипломанты сельскохозяйственного института, краснозорьцы второго выпуска Кирилл Волков и Борис Преображенский решили выполнить свой «дипломный проект» на территории «Красных Зорь»: построить и оборудовать силами выпускного класса спроектированный ими коровник на 15 голов. Кто подал школьникам выпускного класса эту идею — Кирилл Волков или Федя Пчелин — Игнат не знал, но когда они сказали ему об этом, он разволновался: «Вот это будет настоящий подарок для «Красных Зорь!».

По проекту предусматривалось сделать в коровнике бетонные полы с соответствующими уклонами и хранилищами для сбора навозной жижи, деревянные настилы для коров, кормушки и даже автоматические поилки; намечалось также соорудить самые современные привязи, подвести водопровод, отопление и сделать вентиляцию. Общее руководство работами осуществлял учитель по труду Николай Семенович Катц, а бригадиром был назначен Кирилл Волков. Ребята трудились увлеченно, не считаясь со временем.

Не обошлось и без курьеза. Однажды на скотный двор забежала маленькая белая собачонка. Она скулила, визжала, и, как показалось кому-то, изо рта у нее шла пена. Раздался крик:

— Бешеная! Берегись!

И тут вся «богатырская» бригада строителей в мгновение ока забралась в кормушки, на подоконники и перегородки. Забавная это была картина: собачонка носилась по коровнику, а юноши с высоты швыряли в нее, чем попало. Вероятно, ее все же ухлопали бы, не появись в это время маленькая девочка с тоненькими косичками. Она радостно бросилась к собачке, схватила ее на руки и заревела.

Ребята испуганно закричали:

— Брось! Укусит! Она бешеная!

Но девочка еще крепче прижала к себе собачонку и, вытерев слезы, спокойно ответила:

— Никакая она не бешеная, она моя, ее пчела в нос укусила.

Когда работа была окончена, все строители собрались посреди коровника и с волнением ожидали, какую оценку даст им Игнатий Вячеславович. Игнат обошел строй, крепко пожал руку каждому и каким-то не своим, дрожащим от волнения голосом сказал:

— Спасибо вам, ребята! Ваш почин послужит хорошим примером и для других выпускников. Желаю вам всяческих успехов в учебе, работе и — никогда не забывать «Красные Зори»!

С этого момента зародилась хорошая традиция: каждый выпускной класс что-нибудь строил для своей школы-колонии. Через год четвертый выпуск соорудил современный свинарник для 60 свиноматок.

Принимая и этот своеобразный подарок, Игнат волновался не меньше тех, кто его строил:

— Это очень нужное сооружение, — сказал он, — ибо известно, что свинья — своеобразная денежная копилка. И вы все убедились, как приятно получить добавочный паек в трудные для нас дни. Спасибо вам, дорогие выпускники!

И тогда вчерашний воспитанник Михаил Фролов, будучи не в силах сдержать душевное волнение, бросился обнимать своего строгого, но справедливого заведующего. Другие попытались качать его, но Игнат протестующе схватился за левый бок, давая понять, что не совсем здоров.

За обедом Игнат еще раз похвалил всех за ударный труд, зачитал фамилии лучших и в заключение разрешил провести культпоход в стрельнинский кинотеатр.

И куда только девалась усталость! Ребята лихо отмахали четырехкилометровый путь и с удовольствием посмотрели кинофильм.

* * *

Летом второй выпуск, как и первый, поехал в Крым. Они выбрали самый трудный маршрут: поездом до Бахчисарая, а там пешком 50 километров через Крымские горы на Ай-Петри и оттуда — спуск в Ялту. Руководителем похода был назначен учитель рисования Петр Никитич Ушаков. Поездом доехали до Бахчисарая, откуда шли по верхнему течению реки Качи. На полпути сделали привал, а на следующее утро двинулись дальше. Крымская природа поражала северян. Все здесь было не так, как в Ленинграде: солнце немилосердно палило, зеленые кусты страшно кололись, изобилие фруктов и винограда удивляло, а из-за недостатка воды изнуряла жажда. Скоро дорога превратилась в тропу и неожиданно исчезла. Пришлось идти, ориентируясь на высокую гору, прямо через лес, кусты, возвышенности и лощины. Запас воды иссяк, многие устали, но более выносливые брали их рюкзаки и несли до привала. Посланные на поиски воды Сережа Иванов, Кирилл Волков, Коля Чернышев и Борис Преображенский скоро нашли ручей. Тут-то Сережа Иванов произнес свою историческую фразу, которая позже была увековечена в газете «Красный перец» с соответствующей карикатурой:

— Я пил воду до тех пор, пока в животе не стало холодно!

Возле этого ручья сделали привал. Потом по крутым скатам добрались до вершины Ай-Петри и замерли при виде величественной красоты моря и гор. Спустились в Ялту. Оттуда, также пешком, совершали экскурсии в Гурзуф, Массандру, Суук-Су, Алупку, Симеиз и даже в Севастополь. Отдыхающие в санатории «Гурзуф» были рады приезду ленинградских ребят и показали им знаменитый Пушкинский грот. По преданию, Александр Сергеевич Пушкин заплывал в этот грот со стороны моря и, уединившись, сочинял там стихи. Поплыли туда и краснозорьцы. В гроте было светло: солнечные лучи проникали через голубую, прозрачную воду. В центре грота из воды выступал огромный камень, на котором пловцы отдохнули и, налюбовавшись красотой этого места, возвратились обратно.

В Алупке, после осмотра Воронцовского дворца, устроили обед. Дежурным был Боря Преображенский, который поленился сходить в магазин и, по старой краснозорьской привычке, нарезал здешний крымский белый хлеб тонюсенькими ломтиками. За обедом ребята мгновенно съели эти прозрачные кусочки и недоуменно спрашивали:

— Где же хлеб?

Дежурному все же пришлось бежать по жаре в магазин за хлебом. Тут уж Коля Чернышев не поскупился на краски и так разрисовал Бориса в походной газете «Красный перец», что тот надолго запомнил свои «психологические кусочки»!

Большая стройка

После того, как выпускники-краснозорьцы построили коровник и свинарник, Игнат уже знал, что ему нужно делать дальше. На педагогическом совете «большой стройкой» он назвал новый объект — строительство современной оранжереи. Ему было интересно узнать мнение учителей и воспитателей: не отразится ли эта стройка на учебном процессе, так как в ней будут участвовать все краснозорьцы.

— Раз цветоводство приносит основной доход, — развивал свою мысль Ионин, — значит, построив новую оранжерею, мы увеличим производство цветов и тем самым будем иметь больше денег. К строительству оранжереи мы привлечем всех ребят, начиная с первого класса. Тысяча ребячьих рук — ведь это же огромная сила!

Многие учителя поддержали директора, но их беспокоило, где достать строительные материалы, найдутся ли мастера, кто сделает проект? Заспорили о сроках работ. Чтобы не срывать учебный процесс, предложили начать стройку после окончания учебного года.

Ионин записывал в блокнот все, о чем спрашивали и что предлагали педагоги.

— Да, товарищи, у нас нет пока ни инженера, ни инструментов, ни проекта. Что делать? А вот что. Кирпич мы возьмем, разобрав старые стены разрушенных оранжерей. К этой работе можно приступить уже в марте. Арматуру для стеклянной крыши сделают ребята в слесарной мастерской. Составить проект поручим учащимся 9-го класса. Стекло я беру на себя. Из специалистов нам нужен один хороший печник. Ну, а если мы его не найдем, то у нас есть свой — Семен Дурронен. Он вполне овладел этой специальностью, и сложенные его руками печи в ваших квартирах греют отменно, не правда ли? Что будут делать ребята младших классов? Их участие будет скорее всего символическим, но посильную работу и им можно будет поручить. Например, подносить инструмент, небольшие доски, подать попить старшим и т. д. Мы создадим штаб строительства, этакий орган управления и контроля, а он потребует от всех согласованности действий и личной ответственности. Отмечая работу лучших, называя их имена, мы заставим лентяев подтянуться.

Педагоги слушали директора, его простую, умную речь, и невольно заражались его энергией, его порывом и страстной убежденностью. Ведь им никогда раньше не приходилось принимать личное участие в большой стройке. Это для них было чем-то новым и, как все новое, манило и настораживало.

В этот же день состоялись классные собрания, на которых ребята ознакомились с предстоящей работой.

В марте старшеклассники и группы переростков начали разборку кирпичных стен разрушенной «сиреневой» оранжереи.

Ребята 8-го класса неоднократно ездили в овощеводческий совхоз, там советовались, как лучше и экономнее построить оранжерею, после чего под руководством заведующего производственными мастерскими Николая Семеновича Катца составили проект. Кладка фундамента, стен и системы отопления была возложена на печника Семена Дурронена. Игнат договорился о покупке нужного количества оконного стекла. Все было готово. Все ждали распоряжения о начале работ, и лишь только самые «отпетые» мальчишки из новичков продолжали ходить с независимым видом, как бы подчеркивая: трудитесь, стройте, — дураков работа любит!

12 июня, в день окончания учебного года, все краснозорьцы вместе с классными руководителями и педагогами вышли на строительство новой оранжереи. В первый день предстояло расчистить место строительства, выкопать котлован и заложить фундамент.

Да, это была впечатляющая картина. Сотни ребят копали и относили на носилках землю. Малыши сгребали мусор, подносили в чайниках питьевую воду старшим, выполняли посильную для них работу. Все учителя работали наравне с воспитанниками, и их трудовой энтузиазм передавался ребятам. Куда девалось высокомерие лентяев! Они вместе со всеми замешивали раствор, носили песок, цемент и глину, катили большие камни, распиливали доски и брусья. Игнат неожиданно появлялся среди работающих. Его серую косоворотку, подпоясанную узким кавказским ремешком, его оживленную улыбку и вздернутую бородку клинышком узнавали всюду. Он хвалил одних, показывал, как нужно класть раствор, другим, брался за тяжелые камни и носилки с кирпичом. Своей энергией он вдохновлял уставших ребят, и те с новыми силами брались за прерванную работу.

Петр Никитич Ушаков фотографировал наиболее интересные моменты этого строительства. Фундамент новой оранжереи был готов, и первый камень в его правом углу заложил директор — Игнатий Вячеславович Ионин.

А ребята, как заправские мастеровые, измазанные глиной, цементом и известкой, с веселыми песнями возвращались домой. В последующие дни большого количества людей уже не требовалось и на стройку ходили только старшеклассники. Самую тонкую и трудоемкую часть работ, в частности, остекление крыши взяли на себя юноши из третьего выпуска школы. И хотя новая оранжерея вошла в строй лишь к Октябрьским праздникам, главная цель большой стройки была достигнута.

На вопрос одного из членов очередной комиссии: «А была ли подчинена эта стройка учебным и воспитательным целям?» — Игнат, хитровато взглянув на инспектора, заметил:

— Может быть, не для всех нашлась такая работа, чтобы учебные процессы сочетались с этой стройкой, но зато для всех, — подчеркиваю, для всех, — работа эта имела огромное воспитательное значение.

Вскоре при входе в новую оранжерею появилась надпись: «Построена коллективом школы и открыта 7 ноября 1926 г.» Инспектора, осматривая оранжерею, ахали и удивленно спрашивали:

— Скажите, а как вы справляетесь с правонарушителями?

На такой вопрос Игнат отвечал неохотно:

— Видите ли, я считаю, что, по сути, правонарушителей среди детей нет. Всякий нормальный ребенок, по тем или иным причинам оказавшийся на улице, без друзей и без опыта жизни, без коллектива, с истерзанными нервами и без перспективы на будущее, сможет им стать. Мои ребята ничем не отличаются от других. Да и сами посмотрите на них: они веселы, здоровы, ходят в школу и все делают сами. Бывают, конечно, отдельные нарушения, но у кого в семье их нет! Как говорят, «безгрешен один лишь Бог».

* * *

Сравнивая краснозорьцев с ребятами, прибывшими из других детских домов, Игнат отметил в последних некоторые отличия: они больше читали, рисовали, тянулись к технике, но зато с неохотой работали на земле, боялись животных и затыкали носы от запаха навоза. И он решил личным примером разрушить у новичков ложное мнение о труде земледельца.

В конце марта была назначена в наряд группа младших школьников набивать теплицы навозом. Притопывая ногами и глубоко засунув посиневшие руки в карманы, ребята стояли с носилками у навозной кучи, ожидая прибытия старшего с лопатами и вилами. Задание было нетрудное: набить два парника навозом под посев огурцов. Но прошел час, другой, а ребята к работе не приступали.

— Что это вы, друзья, приуныли? — послышался звонкий голос заведующего. — Или струсили?

— Нет среди нас трусов, — высунулся вперед Алексеенко. — Нагружать нечем!

— Лопат нет, это ведь навоз, он грязный и плохо пахнет, — галдели ребята.

— Ага, навоз! Значит, плохо пахнет? Эх вы, белоручки, кисейные барышни, — вскричал Ионин, — неужели вы не знаете, что душистый хлеб, картошка, огурцы и другие вкусные овощи и фрукты растут как раз на таком дурно пахнущем навозе, и от того, как много и вовремя им удобрят землю, зависит будущий урожай. А что касается отсутствия лопат и вил, то их ждать не будем. Вот в двадцатом году у нас было 60 вилок и ни одной лопаты, и мы вскопали огород… думаете, чем? Столовыми вилками! Вот так! Ну, чьи носилки первые? Подходи!

Толя Шмидт и Павлик Булышев подошли первыми. Игнат на глазах изумленных ребят схватил в охапку голыми руками большую кучку дымящегося, перепревшего навоза и бросил его на носилки.

— А чего вы смотрите, молодцы-удальцы? У кого руки замерзли — давай сюда, вмиг отогреются!

И верно, горячий навоз быстро согрел ребятам руки и работа закипела. Куда исчезла брезгливость! Мальчишки наперебой носились от теплицы к навозной куче и обратно.

Следуя своему «Плану переустройства», Игнат решил расширить посевную площадь за счет целины — пустующего участка в два гектара за речушкой Шинкаркой. Его вспахали, заборонили и сделали борозды для посадки капусты. Однако глинистая почва оказалась бедной минеральными солями, и «подлая» капуста совсем не шла в рост, наводя тоску своим синеватым видом. Нужно было срочно подкормить ее удобрениями и тем самым спасти урожай. Поскольку поиски минеральных удобрений результатов не принесли, Игнат решил обойтись местными ресурсами, то есть подкормить капусту питательной смесью из коровьего навоза и содержимого из туалета, так как канализация в то время не работала и такого «золота» оказалось много. С помощью старших ребят «адская» смесь была приготовлена, загружена в большую бочку и доставлена на капустное поле. Более семидесяти ребят в возрасте от 11 до 16 лет с ведрами в руках прибыли к месту работы. Однако энтузиазм «спасателей» моментально исчез. Почувствовав издали зловонный «аромат», все встали в замешательстве, не зная, как приступить к осуществлению поставленной задачи. Игнат неторопливо разъяснил ребятам суть эксперимента и рассказал о пользе для урожая приготовленного «золота», и о том, что в других странах такое удобрение является обычным делом и никого не удивляет. Свое повествование он закончил так:

— На запах не обращайте внимания. Просто надо осознать, что каждый из вас спасает, да, — спасает капусту от погибели. Если вы быстро справитесь с поливом, то будете вознаграждены походом в стрельнинский кинотеатр, где сегодня идет американский фильм «Приключение американки» с участием Мэри Пикфорд и Дугласа Фербенкса.

Эти слова подняли настроение, но поскольку страх и робость у ребят не прошли, Игнат понял, что настал момент, когда ему снова придется показать личный пример. Он спокойно засучил рукава своего белого кителя, запустил ведро в бочку, вытащил его и, подхватив левой рукой мокрое донце с капающей жидкостью, бодро стал поливать содержимым корни каждого растения.

— Ну, кто за мной?

— Эх, была не была, — смело шагнул вперед пухленький Гуго, сын Ричарда Эрнестовича Гольбека. — Это же раствор солей!

Комично подражая заведующему, он последовал его примеру.

— И правда, девочки, ничего страшного нет, — заявила рыжеволосая Ирина Городцева.

— А ну-ка, комсомольцы, вперед! — бросил клич Сережа Иванов.

За ним последовали все остальные ребята. Скоро работающие перестали замечать неприятный запах, и к семи часам вечера два гектара капусты были подкормлены.

«Ничего, такой урок не забудется, — рассуждал Игнат, записывая в блокнот наиболее отличившихся. — Вот бы сюда на поле еще и оркестр!», — мелькнула у него мысль.

А краснозорьцы, выполнив ответственное задание, уже весело и бодро шагали на вечерний сеанс в стрельнинский кинотеатр. В кинозале они блаженствовали: капуста полита, бочки пусты, Мэри Пикфорд прекрасна, Дуглас Фербенкс отважен. А то, что второпях забыли хорошо помыться и переодеться, для ребят не имело особого значения… Через четверть часа близко сидевшие зрители стали покидать зал, и вскоре краснозорьцы остались совсем одни наслаждаться американским боевиком, к полному недоумению администрации кинотеатра…

Добро пожаловать, экскурсанты

Сыгровка духового оркестра подходила к концу, когда в музыкальную комнату заглянул Леша Афанасьев. Он улучил момент, когда капельмейстер Михайлов подошел к Ване Белых, и сообщил на ухо Булышеву:

— Пашка, в библиотеку новые книги привезли!

— Ну и что?

— Да там ты снят!

— Врешь, меня никто не снимал.

— Честное слово, приходи — увидишь сам.

В библиотеке было многолюдно. Ребята оживленно рассматривали небольшую книжечку, где на обложке были помещены две коричневые фотографии. Брошюра называлась: «Используем опыт школы-колонии «Красные Зори». Павел сразу узнал себя на верхнем снимке. Вот их 6-й класс в кабинете животноводства производит анализ молока. Ваня Белых стоит у штатива, Леня Васильев размешивает жидкость в стакане, Павел Булышев через стеклянную трубочку берет пробу из стакана, Юра Гордиенко титрует молоко, за ним Оля Кузьмина и, кажется, Зина Трунина. На нижней фотографии группа краснозорьцев разных выпусков с громадными тыквами на голове.

Нина Петровна улыбается:

— Ну, Павлуша, узнал себя?

— Еще бы, кажется, похож, а вот когда нас засняли — не помню. Нина Петровна, а таких книжек много?

— Вот этот экземпляр я дарю тебе как активному читателю и члену библиотечной ячейки.

— Спасибо!

Павел, усевшись в кресло, принялся ее читать.

В Стрельне работает школа-колония «Красные Зори». Безо всякой информации о приеме экскурсий за лето 1931 г. через школу прошло более 4000 экскурсантов, из которых: учащихся школ города Ленинграда 650; учащихся ШКМ (школ крестьянской молодежи) Ленобласти 200; членов пионерских дружин и отрядов 850; учителей города 120; учителей области 430; учителей СССР 85; крестьян 130; рабочих фабрик и заводов 820; красноармейцев 800; студентов педагогических вузов и техникумов 320; интуристов 240.

Почему «Красные Зори» привлекают особое внимание? Необходимость ответа на этот вопрос и заставляет дать краткий очерк о том, что могут показать «Красные Зори» экскурсантам…

Павел остановился. Это верно, в прошлом году приезжало столько экскурсий, что Ионину пришлось привлекать старших школьников к работе в качестве гидов. А иностранцев сколько было! Два раза приезжали представители Министерства народного образования Турции. Побывали деятели из Англии, Америки, Франции, Германии и даже Японии. Одни, например, искали среди воспитанников каких-то родственников, — детей дворян, графов, князей, помещиков и купцов. Другие изучали жизнь детских домов и постановку воспитательной работы. Третьи посещали учреждение просто от нечего делать или в поисках сенсаций для газет.

Так, однажды группа из 75 туристов США провела в колонии целый день. Они угощали любопытных ребят шоколадом, жевательной резинкой, дарили картонные отрывные спички, как бы ненароком заглядывали за ворот ребят в поисках крестиков и страдальчески называли краснозорьцев не иначе, как «бедные сиротки».

Глядя, как работали ребята в жаркие дни на сенокосе или на капустном поле, они недоумевали и твердили Игнату, что это нерационально, что нужно немедленно механизировать труд «сироток».

Поражала интуристов интернациональность краснозорьцев. Среди воспитанников были представители многих национальностей нашей страны и даже зарубежные гости: русские, украинцы, белорусы, таджики, евреи, татары, киргизы, ингуши, поляки, немцы, испанцы, китайцы. Сын американской журналистки Мери Рид, работавшей в СССР, также учился в «Красных Зорях». Ребята все жили одной дружной семьей и не признавали национальных различий. На каверзные вопросы американцев: «Почему ты, сиротка, русский, а дружишь с евреем?» или «Почему ты татарин, а ешь свинину?» — краснозорьцы недоуменно пожимали плечами:

— А что здесь плохого?

Были прямые предложения уехать в Америку, на что ребята со смехом отвечали: «Нам и здесь хорошо!».

В июле 1931 года в «Красные Зори» приехали английские миллионеры супруги Астор. Леди Астор была первой женщиной, занявшей место в английском парламенте. Она занималась благотворительной деятельностью и жаждала говорить о своей любви к детям вообще. У себя в Англии супруги содержали за свой счет детский лагерь в Дартфорде, недалеко от Лондона, поэтому леди и решила ознакомиться с жизнью «несчастных советских сирот», о которых наслышалась ужасов у себя на родине. В беседах с краснозорьцами она задавала такие нелепые и недоуменные вопросы, что все ребята в открытую смеялись над ней. Да и как было не смеяться, когда она со страдальческим лицом спрашивала: «А это правда, что у вас в школе-колонии много умирает детей?»

Леди Астор недоумевала и была явно разочарована в своей благотворительной миссии. Еще бы! «Несчастные советские сиротки» почему-то не хотели уезжать из своей страны и не соблазнялись никакими посулами заграничных гостей.

Павел перевернул страницу, увидел фотографию Михайловского дворца и прочел краткую историческую справку о «Красных Зорях». Это он уже знал, а потому начал читать с 11-й страницы.

Сейчас в школе-колонии насчитывается 410 ребят, из которых 75 дошкольников. Школа состоит из 17 классов, из них три класса школы сельской молодежи, один 9-й класс. Есть агропедтехникум из двух отделений по 30 человек, готовящий агрономов для школ сельской молодежи области. Имеются мастерские: столярная на 30, слесарная на 15, швейная на 20 и сапожная на 15 человек. Учебное хозяйство, в распоряжении которого имеются парк в 110 га, оранжерея с площадью стекла в 110 кв. метров, парники на 200 рам, огород в 4 га, семеноводческий участок по выращиванию семян брюквы, капусты, моркови и цветочных семян на 1,7 га, пасека в 30 ульев, фруктовый сад в 100 яблонь, свое полеводство на 16 га, сеяной травы 32 га, кормовых корнеплодов 4 га, в четырех прудах разводятся зеркальные карпы и форель.

Вокруг бывшего дворца, где ныне размещаются школьные классы, разбиты цветники.

Скотный двор включает молочную ферму в 20 голов рогатого скота, свиноферму в 23 свиньи и конюшню на 7 лошадей. Для учащихся первой ступени имеется птицеферма с курами «Род-Айланд» и утками «бегунами». Сейчас готовится база для кролиководства. Осенью 1931 г. Пригородный райсполком дополнительно прирезал «Красным Зорям» еще 27 гектаров пахотной земли.

Что же показывают «Красные Зори» экскурсантам? Прежде всего вас ведут в бюро учета и планирования сельскохозяйственной практики учащихся. Это своего рода штаб детского самоуправления. Для руководства ежедневной практикой из дежурных по каждой отрасли организуется плново-учетное бюро. Оно назначается на рабочую неделю. Здесь вам покажут карты, диаграммы, дневники, рапорты и отчеты о проделанной работе за любой отрезок времени. Вам дадут и провожатого из учащихся, который проведет вас по всей территории. Сначала вам покажут кабинет по семеноводству, где проводятся опыты по селекции и отбору семян, выведению семян примулы, определяются причины махровости левкоев, способы выращивания парниковых огурцов, производят отбор и выведение столовой цветной капусты № 1. Здесь же находится семенная контрольная станция.

В оранжереях можно увидеть тепличные огурцы длиной до 65 сантиметров, наблюдать приемы черенкования различных цветов и образцы озеленения балконов, окон и домов. Из оранжерей экскурсанты направляются на пасеку. Некоторые из них задают странный вопрос: «А ваши пчелы кусаются?». Редко кто знает, что пчелы вообще не кусаются, а жалят, и что жало у пчелы находится не спереди, а сзади туловища. Они также обращают внимание на три улья, стоящие на весах: сильный, средний и слабый. Таким образом, ребята проверяют, когда начнется, сколько времени будет продолжаться и когда закончится медосбор.

В кабинете пчеловодства можно посмотреть жизнь пчелиной семьи в застекленном улье, ознакомиться с приготовлением искусственной вощины, с инкубацией пчел и искусственным выведением маток. Около кабинета посеяны различные виды цветов-медоносов.

Руководитель ведет экскурсию в сад. Тут море зимних и летних цветов. На грядках с левкоями стоят деревянные бирки с номерами. Их 102. Это значит, сто две тысячи штук левкоев и сто два опыта.

На птицеферме дежурный четвероклассник звонит в звоночек и к нему со всех сторон выбегают цыплята. Затем он свистит в свисток — бегут утята. Экскурсанты поражены … Здесь они знакомятся с инкубаторами и диаграммами, показывающими разницу носкости яиц у породистых и простых кур и уток. На животноводческой ферме 20 коров и 7 телят. На свиноферме 20 свиней, из них 10 свиноматок. Это одна из доходнейших отраслей хозяйства.

В кабинете животноводства стоит скелет первого краснозорьского коня Буланого. На табличке надпись: «Конь Буланый — участник гражданской войны». Скелет поставлен для изучения непарнокопытных на уроке зоологии. Всевозможные таблицы знакомят посетителей с тем, как рациональное кормление коров повышает удой, как определяется жирность молока, рассказывается и о мерах борьбы с туберкулезом у животных.

Около прудов экскурсанты получают знания о рыбоводстве. Увидев крупную золотую рыбку, называемую орфой, все обычно удивляются тому, что она плавает вверх брюхом и что она водится только в чистой воде. Общая площадь прудов 4 га. В кабинете рыбоводства представлены все породы рыб, обитающие в водоемах Михайловского парка и в прибрежной зоне Финского залива.

Дальше путь экскурсантов лежит на опытный огород, где проводятся опыты по ботанике и растениеводству, по сортоиспытанию, по химической обработке сорняков. Учебное хозяйство имеет свой пятилетний план, который успешно выполняется. Намечено восстановить парк, для чего все парковые луга будут превращены в луга хозяйственного назначения. Уже начались мелиоративные работы. Прорыто 5 километров канав, предстоит прорыть еще 7 километров. На вырубках будут посажаны ряд аллей из фруктовых деревьев. Берега речки Шинкарки превратятся в ягодный сад. Экскурсантам покажут ремонтную, а также слесарную, столярную, сапожную и швейную мастерские, а также школьную метеорологическую станцию, построенную самими ребятами. Наблюдения за изменениями погоды координируются с практикой сельскохозяйственных работ.

Многие спрашивают: почему на деревьях так много скворечников? Уже десять лет, как школа использует в хозяйстве полезных птиц. Можно ознакомиться с практикой кольцевания пернатых.

Всем желающим предоставлена возможность пройти во дворец и посетить библиотеку, литературно-издательскую ячейку, просмотреть 225 номеров стенной газеты «Правда в «Красных Зорях», побывать в классных комнатах, кабинетах, лабораториях, прочитать экскурсионные журналы о походах в Крым, Ропшу, Шлиссельбург и другие места, а также просмотреть кинофильм «Красные Зори».

15 лет борьбы за образцовую школу

Москва встретила Игната легким морозцем и обычной сутолокой. Он шел по знакомым улицам и с удивлением узнал о строительстве московского метрополитена.

Вот и здание Народного Комиссариата просвещения. Не без волнения вошел Игнат в кабинет наркома.

— Здравствуйте, Игнатий Вячеславович, — поднялся навстречу нарком Бубнов. — Как доехали?

— Здравствуйте, Андрей Сергеевич, — крепко пожимая его руку, ответил Игнат. — Спасибо, доехал хорошо.

— Садитесь, садитесь, а я на вас погляжу. Вот вы какой! А мне, знаете, рассказывали о вас чудеса. Мол, живет в лесах Стрельны этакой бородач, который сразу четырьмя заведениями руководит. Подмял всех под себя и дохнуть никому не дает. Книги пишет, да все дипломы с выставок увозит! Может, врут, а?

— Ну, какая борода! — улыбнулся Игнат. — Разве что это? — и он поднял рукой свою бородку клинышком. — Это я так, не столько для устрашения ребятишек, сколько для солидности, для приличия! А про книгу врут. Написал путеводитель по «Красным Зорям», так разве это книга?

— А я вот с удовольствием прочитал ее и считаю, что вы правильно и хорошо написали. Сейчас, как никогда, народное образование должно быть направлено на обновление нашего общества. У вас в «Красных Зорях» как раз это и делается. На вашем примере мы убеждаемся, что вы создаете принципиально новую школу, в которой осуществляется теснейшая связь теории с практикой. Тут ленинградские товарищи говорили, что из всех 70 детских домов «Красные Зори» самые лучшие. Правда ли это?

— Мне кажется, преувеличено. Ведь мы еще не добились стопроцентной успеваемости. Только один 3-й класс имет такую успеваемость, а остальные гораздо ниже. С дисциплиной не все гладко, да и в опытном хозяйстве много недостатков. Я вот тут в докладе все показал.

Нарком умоляюще загородился рукой:

— Нет уж, доклад я прочитаю потом. А вы лучше расскажите о своих нуждах, нерешенных проблемах и мечтах.

— Видите ли, Андрей Сергеевич, в ноябре этого года «Красные Зори» будут отмечать пятнадцатую годовщину, а у нас даже электрического освещения по-настоящему нет.

— Гм… А вы к товарищу Кирову обращались?

— Пока нет. Вот думаем пригласить его на праздник, тогда…

— Ну, это будет уже поздновато. Праздновать принято при ярком свете, чтобы нигде темных пятен не было видно. Теперь, когда завершается стройка Свирской ГЭС, это уже не проблема, и Сергей Миронович пойдет вам навстречу. Уверяю!

— Вот вы сказали о кадрах и технике, что они будут решать все, а у нас всего один трактор. При таком большом хозяйстве этого мало, ведь мы должны обучать студентов поля пахать, сеять, убирать да надо еще и воду качать!

Бубнов на минуту задумался, потом решительно взял карандаш:

— Хотя и трудно, Игнатий Вячеславович, сами знаете, как нужны трактора колхозной деревне, но ради вашей колонии ничего не пожалеем. Поможем! Еще что?

Игнат замялся:

— Инструменты в духовом оркестре старые, а ребята очень музыку любят…

— Ну это, пожалуй, мелочь. Сейчас комплект духового оркестра не ахти какая проблема. Решите на месте. Игнат растерялся, в мыслях перебирал страницы своего доклада, но, как назло, ничего не приходило в голову.

— Вот еще спортивного зала и инвентаря нет. Какой мальчишка без коньков? Катаются ребята на самодельных лыжах…

— А более крупные вопросы есть? Ведь вы в столицу прибыли! — ободряюще успокоил Игната нарком.

— Есть один, но очень трудный! Мы ежегодно выпускаем из школы бывших сирот и полусирот. На этом наша помощь им заканчивается. А ведь во многих вузах нет даже общежитий, и зачастую бывшие воспитанники влачат, я не боюсь этого слова — именно влачат — жалкое существование. Нельзя ли учредить хотя бы четырем-шести отлично окончившим школу ребятам какую-либо государственную стипендию, кроме вузовской?

— Вот это правильно! Помогать надо. Это послужит стимулом для других ребят. Подумаем! А еще?

— Мечтаю построить в «Красных Зорях» новый современный учебный корпус, а дворец полностью отдать под жилье ребятам. Сами слова — «живу в царском дворце» — для детей рабочих и крестьян чего стоят!

— Ого! А во что все это обойдется, хотя бы приблизительно?

— Я, право, не подсчитывал, но не менее 1,5 миллионов рублей.

— Если не больше. Пока такой возможности в ближайшей пятилетке не предвидится…

— Вот еще мечтаю о чем. Каждый год мы на свои средства, вырученные с опытного хозяйства, посылаем предвыпускной класс на 20-25 дней в Крым. Это положительно сказывается на здоровье ребят. Неплохо бы иметь в Крыму свой филиал «Красных Зорь» для ослабленных детей.

— Эк, куда хватил! Тут сразу и не ответишь. Обдумаем. Все у вас?

— Теперь, кажется, все, Андрей Сергеевич! Правда, мучает меня еще одна проблема, но не знаю, как к ней подойти. Видите ли, к нам поступают переростки, и они по целому ряду причин, не зависящих от них, начинают учебу в 1-ом классе не с девяти лет, а старше. В 16 лет, согласно постановлению правительства, мы должны их выпустить из детского дома, то есть, не дав возможности получить им среднее образование. Это неправильно. Я на свой страх и риск оставляю ребят до окончания девятилетки, а теперь и десятилетки, то есть до 18-19 лет, а некоторых и дольше. За это мне здорово влетает от инспекторов и ревизоров. Нельзя ли в виде исключения разрешить мне это делать официально? Ведь воспитанники — это дети государства, и мы должны им дать среднее образование.

— Ну, знаете, Игнатий Вячеславович, этак мы и другие законы уважать перестанем. А впрочем, в этом есть рациональное зерно. Дайте время — что-нибудь придумаем.

— Вот теперь, пожалуй, все.

— А что это вы, Игнатий Вячеславович, не просите у меня того, что просят другие, — допустим, грузовую машину?

Игнат смутился:

— Неудобно как-то, у нас лошади есть!

— Понимаю. Скромность украшает человека. Но вы, милый друг, не мельчите. Командовать таким комбинатом, почти стрелковым полком в тысячу человек, — это не шутки. Здесь руководить нужно предметно и конкретно! Без грузовой машины вам никак не обойтись! Обещаю помочь.

— Спасибо, Андрей Сергеевич! Теперь, пожалуй, все.

Бубнов откинулся на стуле:

— А как там у вас возле Ореховой горки еще стоит мраморный крест, а?

У Игната даже усы поднялись кверху:

— Стоит. А вы, Андрей Сергеевич, откуда знаете про него?

— Я, товарищ заведующий, был в вашей «Михайловке», когда в марте 1921 года мы штурмовали мятежный Кронштадт… Бубнов встал и проводил собеседника до двери:

— Желаю вам, товарищ Ионин, успехов в вашем благородном деле, а в следующий раз не забудьте министру просвещения подарить один экземпляр вашей книги с автографом!

— До свидания, Андрей Сергеевич! По правде говоря, думал об этом, но постеснялся, я же не писатель! Вторая книга находится в печати и как только будет готова — вашу просьбу обязательно выполню.

Как на крыльях, несся Игнат домой, чтобы поделиться с краснозорьцами приятными новостями. Но странно, чем ближе он подходил к дворцу, тем меньше ему хотелось говорить кому-либо об обещаниях наркома. «Пожалуй, не стоит ребятам рассказывать обо всем. Остановлюсь на задачах и его требованиях, — решил Игнат. — Пусть все это будет для них сюрпризом».

Первое, что он услышал, входя в парк, были звуки духового оркестра. Вот ухает бас — это, конечно, Ваня Белых. Не дается ему учеба, но рисует отлично и общественник хороший. Вот кто-то тянет на баритоне гаммы. А эти трели на кларнете, конечно же, Булышева. «Потерпи немного, Павел, будет у тебя новый кларнет. Да что кларнет — обновим весь оркестр! Только когда это еще будет, а кларнет нужен срочно и сейчас. Значит, придется его покупать».

Игнат остановился. «Михайловка» встретила его, — как когда-то, 15 лет назад. Но только тогда во дворце было полное безмолвие, а теперь звуки духовых инструментов бодрили душу и вселяли уверенность.

Пригласив к себе завуча Бутырского и заместителя по воспитательной работе Сергея Иванова, Игнатий попросил ввести его в курс дела за период поездки в Москву. Николай Мстиславович доложил, что никаких особых проишествий не произошло, учебный процесс шел нормально, вот только продолжают нарушать дисциплину ребята из шестого «Б» и группа переростков. Относительно последних он сумел связаться с заведующим ФЗО на станции Званка и с управлением Горвода Ленинграда, которые дали согласие принять ребят на учебу и работу.

— Может, повременим? — в голосе Ионина прозвучали нотки надежды. — Как ваше мнение, Сергей Константинович?

— Игнатий Вячеславович, этих ребят отправлять на работу, видимо, придется, так как они значительно переросли своих сверстников и не хотят учиться. Я думаю, пусть они сначала ознакомятся с ФЗО и пройдут, так сказать, профориентацию. Вот список кандидатов на станцию Званка, а это — на Горвод. Игнат взял первый список: Алексеева, Баранова, Комаров, Леонова, Коля Непокоров…

— А, это тот рыжеватый, которого ребята зовут «Омар»…

…И, наконец, Якубова. Во втором списке стояли фамилии: Белов, Морозова, Нежинская, Валя Поль, Боря Таланов и другие.

— Ну что ж, нужно съездить с ними на консультацию. Ребята они в общем-то трудолюбивые. А как с питанием?

— Обеды доставлять будут с Нарвской фабрики-кухни, — сказал завуч, — там готовят прилично.

— Сергей Константинович, а как с оборудованием штаба детского самоуправления?

— Комната, которая находится под учительской, не очень подходит, там холодно! Диаграммы и графики успеваемости мы развесили, но до лета в ней никакой работы проводить нельзя.

— Ясно. А как насчет ликвидации неграмотности среди служащих?

— Этим занимаются комсомольцы. Занятия со взрослыми проводятся по вечерам. Вот и сейчас в пионерской комнате с тремя неграмотными уборщицами занятие проводит Маня Будзинская. Вчера прошли лыжные соревнования среди детских домов. Наша команда заняла лишь третье место. Обидно, ведь хозяева трассы!

Завуч подал заведующему ценную бандероль:

— Вчера получили.

Распечатав ее, Игнат вынул альбом с фотографиями. Прочел: «Школе-колонии «Красные Зори» от областной выставки по озеленению». Сюда же был вложен диплом 1 степени.

— Вот это хорошо! В этом году мы еще им и не то покажем! Ну, а теперь я расскажу, как меня встретил нарком…

На следующий день, выступая перед ребятами на собрании, Игнат сначала показал диплом и альбом с выставки, а потом рассказал о своей поездке в Москву. Он не стал говорить о том, что ему обещали в Наркомпросе, а остановился на итогах 2 четверти и попросил ребят постараться, чтобы достойно встретить 15-ю годовщину «Красных Зорь».

— Ведь на этот праздник приедут гости не только из Ленсовета, но и из Москвы! Как нам поднять успеваемость? Все во многом зависит от того, как вы готовите домашние задания. Значит, нужно организовать проверку качества подготовки, выявить тех, кто не посещает вечерние занятия, и на пионерских сборах и комсомольских собраниях пристыдить прогульщиков, написать о них в газету, прикрепить к ним лучших учеников, вызывать друг друга на соревнование.

Наметки заведующего были осуществлены и регулярный контроль за подготовкой к занятиям сыграл свою положительную роль. Уменьшилось количество двоек, улучшилась дисциплина на уроках, успеваемость медленно, но неуклонно пошла вверх и к майским праздникам достигла по школе 95 процентов. Повысилась и активность краснозорьцев в общественной работе, в кружках художественной самодеятельности, значительно сгладились противоречия между школьниками и техникумовцами. На первомайском вечере школьники под руководством Сергея Иванова поставили спектакль «Робин Гуд», учителя показали театр-петрушку. Выступили и студенты техникума.

* * *

В День печати, 5 мая, приехало много выпускников-краснозорьцев. На собрании Ирина Городцева всех заверила, что старые краснозорьцы готовы по первому зову приехать в «Красные Зори» и выполнить любую работу. Председатель Ижоро-Знаменского сельсовета вручил Ионину Почетную грамоту «За бескорыстную помощь сельскому населению в организации культурно-массовой работы». После торжественной части был показан спектакль «Мертвые души». Режиссерами были учителя Евгения Александровна и Ричард Эрнестович Гольбеки. В сцене, когда Чичиков у Ноздрева предлагал гостю шарманку, оркестранты так хорошо исполнили музыку за сценой, что никто даже не понял, что на сцене шарманщик крутил ручку пустого ящика, не издавая ни звука.

А вот в сцене «Чичиков у Собакевича» случилось неожиданное: сорвался киноэкран и на одной веревке повис над головой Собакевича. Нужно было видеть хладнокровие юных артистов, которые, как ни в чем не бывало, продолжали спектакль, пока злополучный экран медленно не подняли. Сцена и весь спектакль удались на славу, и зрители долго аплодировали исполнителям и с большой теплотой поздравляли учителей, так блестяще инсценировавших произведение Гоголя.

На редкость организованно прошел и праздник окончания учебного года, и хотя последние два дня Игнат пролежал в постели с больным горлом, он, как и раньше, в день праздника лично принимал парад краснозорьцев.

На трибуне среди гостей — представитель Ленсовета, заведующая облоно Торопова, директор ТЮЗа Брянцев, комиссар военно-пожарного училища им. Куйбышева, председатели сельсоветов и многие другие. Со своим духовым оркестром прибыли поздравить краснозорьцев ребята из 9-го детского дома Ленинграда. В гости приехали и дошкольники из Петергофского детского дома. Потом юные друзья Общества содействия авиации провели показательный штыковой бой, а голубеводы под руководством Князева выпустили в небо более 100 голубей.

Курсанты военного училища очень удивились меткой стрельбе нашей четверки. Коля Афанасьев выбил 25 очков из 25 возможных, Тибков и Прядина — по 24, а Зина Трунина — 19. Конный отряд из 12 лошадей и трех жеребят с ведомым Колей Костровым лихо промчался мимо трибуны. На площадку вывели коров, свиней, два трактора и другие сельскохозяйственные машины.

Сельские гости из деревни Корколи приехали на пожарной автомашине и инсценировали тушение пожара. Библиотечная ячейка несла большую книгу, на которой было указано количество читателей по классам, а литературно-издательская — большой щит с показателями своей работы.

Участник духового оркестра Митя Лозовский зачитал обращение, в котором юные музыканты вызывали на соревнование свой симфонический оркестр.

В завершение праздника выступил школьный симфонический оркестр, который по просьбе публики четыре раза повторил «Антракт» к 4-му действию оперы «Кармен».

Теперь Игнату было ясно, как надо будет отмечать 15-ю годовщину «Красных Зорь». За художественную самодеятельность теперь он не беспокоился. Пока ребята и студенты работали на полях, нужно было решать глобальные вопросы. В Ленсовете он договорился об электрификации «Красных Зорь». Проектировщики предложили тянуть высоковольтную линию от Петергофского шоссе. Были рассчитаны места для столбов и трансформаторной будки. Все работы предполагалось завершить к 1 сентября. Договорился Ионин и с типографией, чтобы отпечатать праздничный номер газеты «Правда в «Красных Зорях». Побывал в редакциях «Ленинградской правды» и «Ленинских искр», которые обещали на страницах своих газет опубликовать статьи о юбилее «Красных Зорь». Пригласил в Стрельну и работников Ленинградского радио.

Для реконструкции театра были наняты рабочие, они подняли потолок на 2,5 метра, а затем построили балкон на 150 мест. Сцена была перенесена на противоположную сторону зала. Зрительный зал удлинился за счет разобранной стены соседнего помещения. Переоборудовали и кинобудку. Работы планировалось закончить к 7 ноября.

Готовясь к празднованию 15-летия «Зорь», Игнат использовал все средства, чтобы еще больше привлечь к своему детищу внимание общественности. 29 июля открывалось заседание Ленинградского Совета депутатов трудящихся. Ионин послал в Смольный пионерскую делегацию с цветами и почтовым голубем. На следующий день за обедом он вызвал на середину главного голубевода Луковникова, чтобы тот зачитал депешу из Смольного, доставленную в «Красные Зори» нашим голубем. — «Горячий привет пионерам и ударникам труда «Красных Зорь». Подпись: Тит Назаренко».

Первый выпуск школы-десятилетки

Заседание педсовета затянулось, и учителя старших классов облегченно вздохнули, когда Ионин, минуя 9 класс, перешел прямо к выпускному 10-му классу:

— В этом году мы выпускаем первых учеников, закончивших среднюю школу в объеме десятилетки. Что и говорить, это первый опыт, и если с учебной программой, кажется, все ясно, то вот с дальнейшим устройством наших выпускников пока ясности нет. Мы недавно провели с десятиклассниками тест, и на вопрос: «Куда хотите поступать учиться дальше?» — из 14 учеников только восемь дали определенный ответ. О чем это говорит? В этом, как в зеркале, отражаются все недостатки многочисленных школьных реформ, которые то внедрялись, то отменялись за эти десять лет педагогических исканий в стране. И в этом вины ребят нет. Педагогические поиски еще долго будут давать о себе знать. Теперь, когда КУЖД (комиссия по улучшению жизни детей) выделила специальные стипендии для десяти выпускников, поступивших в вузы, нам стоит подумать, кто из ребят должен их получить. Сейчас классный руководитель 10-го класса Ричард Эрнестович коротко охарактеризует каждого из них. Прошу!

Ричард Эрнестович, перебирая бумаги, стал зачитывать список своих подопечных, давая соответствующую характеристику каждому.

* * *

На этот раз Игнат не стал загружать выпускников хозяйственными работами «на память о «Красных Зорях», потому что они уже построили спортивный городок, радиофицировали школу и составляли основное ядро двух оркестров — духового и симфонического. Выпускные экзамены все 14 учащихся сдали успешно и впервые получили аттестаты об окончании десятилетки. Как и предполагалось, семь человек сразу подали заявления в высшие учебные заведения.

И вот настал традиционный праздник окончания учебного года — 12 июня. Краснозорьцы особенно внимательно рассматривали повзрослевших выпускников, браво шагающих на параде не в числе оркестрантов, а под звуки уже других юных музыкантов, играющих на новеньких серебряных трубах.

Игнат огласил приказ о первом выпуске первого 10-го класса и наградил ударников учебы денежной премией в 300 рублей, а Павла Булышева еще и памятным подарком — кларнетом, на котором тот играл в «Зорях» в течение пяти лет. Этого Павел не ожидал. На глазах у него появились слезы.

Первоклассники вручили выпускникам цветы, а семиклассники — новенькие чемоданы с комплектом постельного и нижнего белья, как приданое молодым! Снова гремит музыка, раздаются овации. Такого выпускного праздника краснозорьцы еще никогда не видели! Принаряженные выпускники стояли на сцене и принимали бесчисленные поздравления. Потом они выступали с ответным словом и — кто как мог — благодарили педагогов и своего директора — Игнатия Вячеславовича.

Павел никогда еще так не волновался, как в этот раз. Он говорил сумбурно, его мысли путались, но исходили из самого сердца.

— Дорогие краснозорьцы, — начал он, — дорогие наши учителя и наставники, дорогой неутомимый и вездесущий Игнатий Вячеславович! Сегодня мы расстаемся со школой. Десять лет назад более 90 сорванцов, таких, как я, прибыли в «Красные Зори» из 167-го детского дома. Мы не имели понятия о труде, о дисциплине, об уважении к старшим и своим поведением в какой-то мере позорили «Красные Зори». И если сегодня последние трое из этих ребят стоят тут в числе выпускников 10-го класса, то в этом заслуга всего коллектива «Красных Зорь»: педагогов, партийной, пионерской и комсомольской организаций, а главное — Игнатия Вячеславовича! Только со мной ему пришлось повозиться не знаю, сколько. А с другими! Взять хотя бы мою пресловутую шапку, которую я носил, где надо и где не надо, потому что в моем понятии она как бы подчеркивала наивную независимость. Пришло время, когда в статье «Я, шапка и Игнатий Вячеславович» я заклеймил позором свою глупую привычку и пустой гонор. Да только ли я? В каждом из нас сидит вот такая заскорузлая «шапка» прошлого, мешающая видеть новое, передовое, прекрасное. Скинь ее — и увидишь новый мир. Спасибо вам вечное, Игнатий Вячеславович! До свидания, милые «Красные Зори»! Последние из 167-го пошли учиться дальше!

Игнат растерянно теребил бороду: «Вот она, скупая, но искренняя юношеская благодарность. Да, в конечном счете не в благодарности дело. По-настоящему они все оценят позже, когда выйдут в самостоятельную жизнь, когда сами будут работать и воспитывать детей. Ведь «Красные Зори» для них — родной дом, а детство свое они никогда не забудут!». И тут же он вспомнил гимназию в Новом Петергофе где сам когда-то учился, и своего дружка Володю Панфилова, длинного и тощего, живого и остроумного. Их так и называли: «Пат и Паташон»… Он беспокойно глянул в зал: «Эх, подвел меня директор 206-й школы, Владимир Панфилович Панфилов, не приехал. Ну и устрою я при встрече этому «Пату» трепку».

Вспоминалась Игнату недавняя дискуссия на семинаре в Леноблоно о гармонично развитой личности, когда один из инспекторов доказывал, что идея о десятилетке пока еще остается идеей и требует развития. Удивительно! Что тут развивать? Ведь у нас она успешно реализована. За все выпуски девятых, а теперь и десятого класса не было ни одного случая, чтобы краснозорец чем-нибудь запятнал свое имя.

Известие о том, что почти все юноши первого выпуска десятилетки по путевкам стали курсантами высших военных училищ, сначала встревожило Игната. Как? Почему? Он недоуменно вертел список: Коля Афанасьев — военно-воздушное училище, Павел Булышев — военное училище связи, Митя Лозовский — военно-пехотное училище, Толя Шмидт — военно-воздушное училище, Анатолий Старицкий… Однако после разговора с начальником военно-пожарного училища им. Куйбышева он успокоился.

— Да что вы, дорогой Игнатий Вячеславович, я бы на вашем месте радовался! Давайте мне своих выпускников — всех возьму с великим удовольствием. Да не идут, смеются над пожарными. А зря!

Год, как один день (дневник Павла Булышева)

20. 01. 1933 Ветром сломало одну мачту антенны. Вместе с Колей Семеновым ставили новую. Когда слезал с крыши, оборвал штанину, а он, балда, смеется! Пришлось прогнать! После обеда три часа играли в хоккей — конечники на бесконечников. Вместо мяча — консервная банка. Вечером в Белом зале проходили массовые игры до тех пор, пока дежурный не унес лампы.

29. 01. Организовал коллективное прослушивание радио. Передавали материалы объединенного Пленума ЦК и ЦКК партии об итогах первой пятилетки. Вошел Игнатий Вячеславович, послушал и похвалил: — Вот чтоб всегда так работало!

01. 02. С Машей Будзинской поехали в Мариинский театр на оперу «Кармен». Только вышли из дворца, навстречу Сергей Иванов:

— Вы куда?

Маша смутилась и соврала:

— Домой!

Тайком, боясь встретить еще кого-либо, побежали на трамвай. К театру приехали на час раньше. Никакими словами не выразить те чувства, которые охватили нас, от момента начала исполнения увертюры и до окончания оперы. И хотя мы на галерке весь спектакль простояли на ногах, я был очарован музыкой, блестящим исполнением певцов, хора и волшебством декораций. Обратно едва успели на последний трамвай.

04. 02. На третьем уроке была контрольная по алгебре. Что-то мне поставит Клишин? После уроков капельмейстер Михайлов провел занятие с новым составом духового оркестра, в который вошли мальчики 5-х классов. К нам, как «старым музыкантам», он прикрепил по два ученика. Я обучаю игре на кларнете Иванова и Федотова. Слушаются хорошо!

Уроки готовил в кабинете обществоведения. Сегодня введена новая система учета подготовки домашнего задания. Для этого в каждом кабинете завели особую тетрадь, в которую дежурный ассистент записывает всех присутствующих. А когда кто-нибудь уходит, то должен обязательно зарегистрироваться у него и сказать, куда идет… Вот тебе и на! В общем, нас взялись контролировать!

После ужина была сыгровка симфонического оркестра. Разучивали «Военный марш» Шуберта. Струнная группа еще слаба, но в целом получается хорошо, вот только Ричард Эрнестович закатил мне четыре диеза, вот и мучаюсь. Пришел Ионин и стал слушать, отбивая такт ногой. Потом сказал:

— Ричард Эрнестович, капельмейстер Михайлов настаивает на том, чтобы купили Булышеву кларнет, так как старый уже фальшивит и может испортить ему легкие. Я не против, но стоит он дорого, около 900 рублей!

Ричард оживился:

— Эффект получился бы стопроцентный. Да и мне каждый раз приходится подстраивать оркестр под кларнет, а это неправильно: оркестр должен настраиваться по роялю.

07. 02. После уроков вместе с Ваней Белых закончили оформление газеты «Правда в «Красных Зорях». За десять лет это уже 234-й номер. В газете есть и моя заметка «Как в лондонском тумане» о том, как пар из кухни портит помещения дворца. Вечером переписал отчет учкома в двух экземплярах, так как один Сергей Иванов приказал сдать в архив. Потом учил Федотова играть на кларнете. Ничего, способный!

08. 02. На перемене Иванов поймал меня и сказал, чтобы я оповестил весь ученический комитет о собрании. Нужно обсудить два вопроса:

1. О перевыборах ячейки детского самоуправления.

2. О подготовке к празднованию 15-й годовщины Советской Армии.

Я быстро написал краткое объявление: «Сегодня, 8 февраля, после обеда будет заседание учкома. Явка всех председателей ячеек и старост класса 2 ступени обязательна. Учком». Ох, и трудно быть председателем. Еле-еле собрал членов учкома в пионерской комнате.

11. 02. На уроке военного дела изучали противогаз. Привезли два вагона дров, и нам пришлось складывать их в подвал. В библиотеке взял «Современники» О. Форш. Нина Петровна заметила, что наш 8-й класс стал меньше всех читать, и сказала, чтобы я обязательно написал отзыв о книге Уэллса «Человек-невидимка».

До ужина была сыгровка симфонического оркестра. Играли «Военный марш» Шуберта, «Коминтерн», «За морями, за горами», «Нас побить хотели» и французскую песенку «Все вперед!». Ионин слушал репетицию до конца. Эти вещи мы будем исполнять в день Советской Армии.

Вечером починил самодельный фотоаппарат. Первые снимки уже получаются, хотя верхний край засвечивает. Это потому, что кассета из картона.

15. 02. Сегодня какой-то сумасшедший день. Отчитался за работу старосты класса. Признали работу удовлетворительной и выбрали старостой Веру Герасимову.

Кончились каникулы у техникумовцев (с 1 января по 15 февраля), и мне пришлось с ними договариваться в отношении концерта. Вечером, только начал читать материалы январского Пленума ЦК «Об итогах 1-й пятилетки и задачах на первый год второй пятилетки», как услышал крики: «Пожар!». Мы с Толей Шмидтом, Афанасьевым и Лозовским с противогазами — туда. Дым, ничего не видно. Прибежал Ионин:

— Кто без ведер, катитесь к черту!

После такой команды малыши разбежались. Мне Ионин приказал принести ручной насос. Огонь ликвидировали быстро. Оказалось, что истопник дядя Сергей сушил дрова на горячей трубе.

После вечернего чая играл на рояле в географическом кабинете. Прибежали девчата 6 и 7-го классов и устроили танцы. Перед сном читал «Приключения Шерлока Холмса». Ее в библиотеке нет, она ходит у нас по рукам. Вот образец истинного хладнокровия! Буду таким же проницательным и хладнокровным, важно не упускать никаких мелочей, подавлять внутри себя те или иные порывы и эмоции!

21. 02. После уроков генеральная репетиция сначала духового оркестра, а потом симфонического. Игнатий Вячеславович волнуется:

— Ребята, завтра мы будем встречать шефов из военно-пожарного училища им. Куйбышева. Смотрите, не ударьте лицом в грязь! Ну-ка, сыграйте «Интернационал».

Мы дружно грянули во все трубы.

— Ничего, но нужно бы еще лучше!

Вечером читал рассказы М. Зощенко. Какой талантливый юморист! Сплошной смех!

23. 02. Курсанты военного училища прибыли на лыжах, и мы, то есть духовой оркестр, встретили их, как подобает, то есть раз двадцать играли «туш». Когда все ребята уселись в Белом зале, командир подразделения товарищ Чан сделал доклад о Вооруженных Силах нашей страны. Закончил он тем, что объявил:

— С сегодняшнего дня мы — ваши шефы и будем учить вас военному делу.

Иванов зачитал рапорт, в котором рассказал о том, как мы учимся, как работаем и к чему стремимся. Последним вышел товарищ Райне. В конце своего повествования он неожиданно воскликнул:

— Пролетарии, на коня!

Все, конечно, рассмеялись, так как его лозунг времен гражданской войны уже явно не годился: Красная Армия садилась на моторы.

Курсанты пошли знакомиться с нашим хозяйством, а краснозорьцы — на уроки. Мы четверо: я, Шмидт, Карабанов и Белых — сговорились не идти на последние уроки, а сбегать на лыжах в Стрельну, чтобы подстричься. Только отъехали от дворца, как вдруг нас догнал Игнатий Вячеславович. Он отобрал лыжи, поставил нас в шеренгу у канцелярии и основательно поругал:

— Как же так, весь актив — секретарь комсомольской ячейки, председатель учкома и председатель литературно-издательской ячейки, музыканты — и сбежали с уроков. Позор! Сегодня будете стоять перед гостями, а пока идите на уроки.

Это нам не понравилось, и после обеда мы все же умчались в парикмахерскую. На этот раз нас никто не заметил. Вернулись к началу концерта. Лыжи помогла спрятать Зина Трунина. Концерт прошел хорошо. Ионин, увидев наши модные прически, погрозил нам пальцем.

27. 02. Комсомольское собрание совместно с техникумовцами. Доклад «О задачах первой весенней посевной кампании 1-го года второй пятилетки» сделал агроном Н. Н. Масленников. По второму вопросу — «О дисциплине и социальном составе агропедтехникума» — докладывал Гавря Иванов. Он отметил, что дисциплина в техникуме ухудшилась.

Вечером домашние задания готовили вместе с Машей Будзинской в географическом кабинете. Неожиданно вошел Ионин: «Пары давайте не создавать, а то и той, и другой половине не поздоровится!». Мы разошлись, сгорая от стыда.

08. 03. Сегодня женский праздник, а я уже четвертый день, как в лазарете. Кожа на лице покраснела, возможно рожистое воспаление. Клавдия Ивановна говорит, что это от нервного потрясения.

Прочитал «Когти» Пермитина, «Зеленые яблоки» и «Костры» Юрезанского. Приходили друзья — Шмидт, Лозовский, Карабанов, а после них Маша. Она рассказала, как прошел женский праздник у дошкольников и что в президиуме она сидела рядом с Игнатием Вячеславовичем.

— Я сидела, как на иголках, — призналась она.

Прощаясь, она передала книгу «Петер Штольц» Карла Денца и пожелала скорее выздороветь.

Вечером пришла Клавдия Ивановна. Она спрашивала о международном положении и будет ли война. Я рассказал ей все, о чем прочитал в газетах.

18. 03. В день Парижской коммуны провели субботник. Набивали парники. Все пионервожатые, в том числе и Маша, поехали в город на спектакль «Взрыв» Московского ТЮЗа. Вечером был концерт. Симфонический оркестр с хором исполнили «Крестьянское восстание» и «Карманьолу». Агитбригада выступила с инсценировкой.

19. 03. Старшие классы ездили в ТЮЗ на «Разбойников» Шиллера. Я в восторге от спектакля, а вот Прусаков, Старицкий и Афанасьев совсем не умеют смотреть пьесу и все время спрашивают меня: «Кто этот?», «Кто тот?». А Толя Старицкий — тот совсем дурак: когда на сцене происходит убийство или трагедия, он смеется.

По дороге домой в трамвае читал книгу «Отец».

Сегодня Игнатий Вячеславович заявил:

— Ребята, у нас в школе широко развелось так называемое «параобразование». Конечно, не из раздела физики. Я уже знаю, кто с кем гуляет. Вот послушайте.

И он стал читать любовные записки, не называя фамилий, да так комично, что все ребята и педагоги держались за животы от смеха. Он сказал, что утром ходит по всем «отдушинам» и собирает амурную почту.

24. 03. На первой перемене Игнатий Вячеславович поручил мне отобрать ловких ребят, чтобы снять все скворечники, очистить их и снова прибить к деревьям.

Ричард Эрнестович провел классное собрание. Он сказал, что вчера на педсовете ему здорово досталось за нашу успеваемость. Ведь 91 процент — это мало. У нас в классе всего 14 человек, и среди них есть отстающие. Задание со скворечниками выполнили. Мальчишки из 5-го класса, словно кошки, забирались на самые высокие деревья и быстро очищали птичьи домики. Вечером читал «Огни над морем» и готовил доклад о работе учкома.

27. 03. После уроков состоялось общешкольное собрание. В президиум выбрали Юру Гордиенко и Ирму Лукко. Доклад о работе учкома я сделал спокойно, хотя все еще часто ни к селу ни к городу вставлял слово «значит». Гордиенко не умеет вести собрание, и младшие классы начали смеяться. Сергей Иванов пришел на выручку. По второму вопросу выступил Ваня Белых. Он зачитал списки членов различных ячеек. Председателем учкома снова выбрали меня, а техническим секретарем — Веру Герасимову. Жаль, что не было Ионина!

01. 04. День птиц и традиционных обманов. Началось с того, что рядом с пионерской газетой «Костер разгорается», кто-то вывесил вот такую программу: «Сегодня, в День птиц, в 3 часа ночи состоится карнавал. Затем выступит знаменитый поэт Душенков со своим «Яблочком». Потом не менее известная певица Мария Будзинская исполнит «Жаворонок» или что-то в этом роде, а пьесу «Разбойники» поставят мальчишки 7-х и 8-х классов под руководством П. Булышева. После концерта танцы до упаду, драки до утра». Ну и шутка! Пришла Баранова и сняла объявление.

После уроков состоялось шествие с лозунгами «Берегите птиц», с новыми скворечниками и масками птиц. Мы, то есть духовой оркестр, как всегда, впереди, за нами дошкольники, дальше остальные классы. Прошли до деревни Корколи. Жители вышли смотреть.

После обеда 4-й класс показал пьеску «Куриная бригада», а мы, то есть духовой оркестр, исполнили увертюру к опере «Кармен», фокстроты «Фиалка» и «Айша».

02. 04. Физзарядкой руководил Афанасьев. Во время завтрака учительница 3 класса Валентина Константиновна Сонхоцкая попросила меня провести с ее классом вечерние занятия, так как она должна была уйти на собрание. Хотя мне и не хотелось, но так как я очень уважаю Валентину Константиновну и притом закаляю свою волю, то согласился:

— Можете на меня положиться!

После обеда пошел в 3-й класс. Ребята уже ждали. Мы быстро решили примеры и задачки, и почему-то у нас осталось много времени. Я хотел было провести беседу о дисциплине в классе, но они в один голос закричали:

— Расскажите сказку!

Делать было нечего, я собрал всех у теплой печки и «загнул» такую неправдоподобную историю, составленную из прочитанных мною книг, что они раскрыли рты, да так и просидели до конца занятий, не шелохнувшись. Нет, педагога из меня, наверняка, не получится!

Сдал книги в библиотеку. Там под руководством Оли Соколовой библиотечная ячейка выпустила свой первый номер «Библиотечного бюллетеня». Среди других отзывов о прочитанных книгах поместили и мой о книге Уэллса «Человек-невидимка».

На сыгровке симфонического оркестра разучивали «Трепак» Чайковского и «Торжественный марш» Мендельсона.

06. 04. Состоялся первый смотр художественной самодеятельности четырех детских домов: детский дом «Коммунар» из Петергофа выступил с агитбригадой; Стрельнинская школа-колония представила свой хор; детдом из Ново-Знаменки — отдельные сольные номера; «Красные Зори» поставили спектакль «Р. В. С.» и заняли 1-е место. Весь вечер делал радиопередвижку в чемодане. Мало места для батарей. С Машей Б. поссорились: говорит, что я не умею за ней ухаживать (?!). Вот это новость!

17. 04. По зоологии получил отличную оценку. Это меня очень обрадовало, так как сегодня праздник трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров.

После 6-го урока Сергей Иванов предложил собрать учком. После обеда заседание ЛИЯ. Мне предложено написать статью «Комсомол и самоуправление».

Вечером прибыли шефы — курсанты ВПУ им. Куйбышева — и показали почему-то спектакль «Правонарушители», а ведь мы его ставили в 1929 году! Потом были танцы под баян. Маша говорит, что я танцую прилично! А ночью Коля Афанасьев и Леня Васильев ходили в церковь смотреть, что там делается. Вернулись усталые и злые: «Это сказки для старух!» — заявили оба. Вот тебе и антипасхальная кампания!

24. 04. У студентов 1-го курса техникума собрание. Степа Мусоров пригласил членов учкома. Дисциплина у них слабая, а культура никудышняя.

За обедом Игнатий Вячеславович объявил, что с сегодняшнего дня кинофильмы будут демонстрироваться каждую субботу. Сегодня фильм «Айша». Все обрадовались и побежали в клуб. У дверей образовалась свалка: кто кричит, кто визжит, и даже звонили в колокольчик. Ионин вышел на сцену:

— Ну, знаете, такое безобразие трудно даже представить. Если еще раз то же самое повторится, то показывать кино не будем. Кто звонил?

Все молчали.

— Всем выйти и снова войти!

Нехотя все вышли, а потом вихрем вбежали, сшибая с ног друг друга. Ионин снова поднялся на сцену и заставил всех удалиться и войти организованно, уступая друг другу дорогу. Только после этого все заняли свои места.

Игнатий Вячеславович прочитал письмо из Англии от какого-то профессора. Этот ученый писал, что впервые в истории изучения перелетов птиц установлено, что грачи из Ленинградской области, а также из «Красных Зорь», перелетают на зиму в Англию. Все захлопали, а я вспомнил, как в 1929 году мы вместе с практикантами педагогического института им. Герцена ранним утром кольцевали скворцов, грачей и других птиц. Это письмо Ионин поместил в нашу газету «Правда в «Красных Зорях».

После кино задумал выпустить «Бузу» и «прочесать» техникумовцев за их низкую культуру.

30. 04. До поздней ночи в музыкалке писали и рисовали «Бузу» № 18. Романтика секретности издания волнует, основной материал мой. Ванька Белых иллюстрирует. Толька Шмидт напряженно морщит лоб, стараясь выжать что-нибудь смешное. Митя Лозовский переписывает. Главная идея изложена в передовице.

(Сам не знаю для чего, решил переписать в дневник весь материал «Бузы»):

УМЕЮТ ЛИ СМЕЯТЬСЯ НАШИ ТЕХНИКУМЦЫ?

Странный вопрос, — скажут все, — кто же не умеет смеяться? А вот «Буза» утверждает, что не умеют. А если и смеются, то получается это у них болезненно, с натугой. Это плохо! Еще на заре человечества какой-то поэт говорил: «Смех делу не помеха, смехом умей бить, любить и ненавидеть». Вот как. А что у них? Напишет один «скобарь» про дургого, ему подобного «скобаря», плоскую чепуху, и все довольны, гогочут: знай, мол, наших из Пскова или еще откуда! Ведь ни грамма юмора! Задача «Бузы» — рассмешить техникумовцев, заставить их улыбнуться и засмеяться задорным смехом. Все должны знать, что «Буза» — не подпольная газета, и не стоит ее срывать. Мы за смех: ха-ха-ха и хи-хи-хи. Ребята, пишите в свою юмористическую газету.

А статьи и заметки кладите в… туалет.


ЛЕТИТ КОМЕТА, КОНЕЦ СВЕТА!

По сообщению В. А. Мохова, 1 мая ожидается падение кометы «Альфа Мох» на наш дворец. В вычислениях ошибок не обнаружено, что подтверждает краснозорьская метеостанция с ее архиточными дождемерами. Комета должна упасть в математическую точку — кухню, так что о пшенной каше техникумовцам и думать не приходится. Местные изобретатели ломают голову, как бы отклонить комету в наш «Великий» или «Тихий» пруд.


СУД ИДЕТ.

Внимание, внимание, открылся процесс на нашей знаменитой электростанции «Перкун и Ко». Суд во главе с хладнокровным контрабасистом и многообещающим обвинителем Димой Шаляпиным. Выяснилось, что в течение двух лет, пока вся краснозорьская республика сидела во тьме, на электростанции систематически «взрывался» и снова чинился стотысячный агрегат (наша злополучная нефтянка). Подозрение падает на старшего богомаза Кренделя, его помощника Сливу и второго помощника Савельича. В отношении последнего вина еще не доказана, так как оный субъект несовершеннолетний.

Следите за процессом на электростанции «Перкун и Ко».


ПЕРВОМАЙСКИЕ РАЗДУМЬЯ ВАНИ ПАРШИЧЕВА.

Нарисована голова и стрелочками надписи: 20 рублей на плащ, 5 рублей на шампунь, 6 рублей на пол-литра, 50 копеек — на закусь (вобла, а остальное с огорода), 5 рублей Тамаре Б. на парижскую пудру. Остаток — 0 руб. 00 коп. — на сберкнижку.


МОРСКОЙ ВОЛК.

Рыбацкая флотилия в составе одной полусгнившей лодки под руководством Морского волка и адмирала всея Руси Н. Плосковского отправляется в очередной рейс. Взять репортера на борт постеснялся.


ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ.

В ближайшие дни состоятся торжества по случаю открытия спортивного стадиона имени И. В. Ионина. Там уже сооружается шведская стенка (на Кухонном доме) и футбольное поле, о чем так страстно мечтал наш заведующий, который любезно согласился стать тренером. В команду принимаются только самые ярые и зубодробительные игроки, умеющие кусаться. Там же производится запись в секцию бокса, руководителем который будет В. А. Клишин, досконально изучивший около 3000 сногсшибательных приемов. Все на стадион!.


УСПЕХИ КИНО.

Подготовка краснозорьских кино-горе-механиков идет во всю ивановскую. Сегодня этими силами будет показан звуковой кинофильм «Путевка в жизнь». Запасайтесь слоновьим терпением, носовыми платочками, а у кого их нет — плевательницами, чтобы не сморкаться на пол, как практикуют некоторые техникумовцы А, Б, В, Г, Д и т. д.


УЖО!

Процесс варки праздничного обеда не обошелся без традиционного восклицания тети Вари:

— Ужо опять каша подгорела, ужо дров нету, ужо как нехорошо на 1 мая!

Мы тоже присоединяемся к ней:

— Ужо хотя бы поскорее обед!


МЕНЮ НА 1 МАЯ.

Как по секрету сообщил С. К. Иванов, первомайский рацион мыслится в следующих блюдах:

Завтрак — какао со сливками, тульские пряники.

Обед — суп «а-ля» (краснозорьские щи), рябчики или вальдшнепы (по желанию), гарнир — свекольный силос и по кружке хмельного (аш-два-о + 43 градуса). На десерт — бананы африканские и персики экспортные.

Ужин — замечательная перловая каша и шоколад (по плитке на нос).

Мечты, мечты, где ваша сладость?.


ВЕРНОЕ СООБЩЕНИЕ.

К 1 мая в Белом зале по просьбе студентов открывается парикмахерская специально для бритья бороды и усов техникумовцам.

Размеры зеркал гарантируют обозрение бороды любой величины, цвета и густоты. Плата по соглашению.


ХРОНИКА.

В связи с предстоящими экзаменами в Малом зале сооружается монументальная кафедра эпохи Петра I, а также другие приспособления, дабы выколачивать дурь из юных отроков!

С приходом весны «параобразование» приняло скрытые формы у краснозорьцев и вполне открытые у студентов, что не укладывается в график И. В. Ионина, а особенно Гавриила Иванова.


ПРИКАЗ ПО ГАРНИЗОНУ.

Всем участникам встречи двух баскетбольных команд предлагается следующая спортивная форма:

1) майки рыжего цвета, чтобы не видно было, как игроки краснеют от стыда;

2) трусы неограниченной ширины, чтобы мешать игре соперников;

3) валенки, чтобы не ломать ноги себе (соседу можно). Обращаться к начальнику команды тов. Алексееву.

Газету вывесили ночью. Думаю, что основной девиз — «Бузить, но знать меру!» — мы соблюли. Что-то будет?

01. 05. Утром со стороны наблюдал, как школьники и студенты оживленно читают и смеются. Подошел Игнатий Вячеславович, осторожно снял газету и унес.

02. 05. Сегодня первый экзамен по алгебре. Решил все правильно. Хотя В. А. Клишин дал дополнительно еще два примера. Завтра сочинение по литературе. После уроков вскапывали землю для гряд под томаты с южной стороны Конюшенного дома. Вечером с Машей слушали трансляцию оперы Гуно «Фауст».

27. 05. Физзарядкой 6-го класса руководил я. Устроил бег с преодолением препятствий. Никто из учащихся не ожидал встретить канаву — мальчишки перепрыгнули, а девочки испугались. Во второй раз перепрыгнули все. На втором уроке в класс зашел Игнатий Вячеславович и велел мне и Тольке Шмидту явиться в учительскую. Там он подал желтоватый лист, на котором было написано «Буза» № 3. Эта газета появилась только сегодня, то есть 27 мая. Я читал и краснел, ибо в ней были помещены непристойности, направленные против заведующего. Что он, мол, не позволяет краснозорьцам гулять с девочками, в то время как техникумовцы гуляют вовсю и прочее.

Игнатий Вячеславович повернулся ко мне:

— Булышев, знакома ли тебе эта газетка?

— Нет! — чистосердечно признался я.

Тогда он спросил у Шмидта:

— А ты, Анатолий, принимал участие в первомайской «Бузе»?

— Нет, — соврал тот.

Ионин рассердился и сказал, что ему все известно. Когда Игнат вышел на минутку, я посоветовал Шмидту сказать правду, так как, видимо, кто-то уже проинформировал Ионина. Игнатий Вячеславович успокоился и снова спросил меня:

— Не вы ли, председатель учкома, были инициатором первомайской «Бузы»?

Хотя мне было не по себе, но я ответил:

— Да, я! Но к этой «Бузе» (№ 3) я никакого отношения не имею.

Он долго разговаривал с нами и пригрозил выставить нас перед ребятами, чтобы мы публично рассказали обо всем.

— Игнатий Вячеславович, — предложил я, — нельзя ли вместо этого поместить наше раскаяние в «Ежедневнике»?

— Хорошо! Только сегодня же!

Игнат сел на стул и, улыбаясь, сказал, что нашу первомайскую «Бузу» он читал с увлечением и она ему очень понравилась.

— Но, ребята, вы подали плохой пример другим, которые, пользуясь вашим именем, написали вот эти непристойности. Мы, поникшие, вышли из кабинета. А тут еще на четвертом уроке классный руководитель Ричард Эрнестович сказал, что и его отругали за эту газету. Когда нам стали известны авторы «Бузы» № 3, мы поймали после уроков Таланова из 5-го класса и он признался, что эту газетку на желтом листке писал Гончаров из седьмого класса, а он только «бросал идеи». Мы тотчас же привели к Игнатию Вячеславовичу обоих «редакторов», а сами написали «Признание»:

Мы, нижеподписавшиеся, осознаем, что, выпуская первомайскую «Бузу», сделали большую ошибку, не учтя того, что у нас могут быть последователи, что и случилось 27 мая, когда появилась пошлая «Буза» № 3, полная хулиганских вымыслов. Перед лицом всей школы с полной ответственностью даем обещание больше никогда не заниматься выпуском «Бузы». Белых, Булышев, Лозовский, Шмидт.

Это «Признание» Игнатий Вячеславович прочитал с улыбкой, Ричард Эрнестович — с облегчением, а ребята, как мне показалось, отнеслись к этому равнодушно.

03. 06. На экзаменах по литературе ассистентом была Нина Петровна и учительница из 4-го класса. После Афанасьева вызвали Зину Трунину, но она почему-то закапризничала, отказалась отвечать и села на место. Я вышел к доске седьмым и от волнения почему-то сразу все забыл… Надо же! Сочинение написал отлично, а тут будто сквозняк прошел в голове. Кое-как собрался с мыслями, ответил и получил лишь тройку. После всех снова вызвали Трунину. Она уже успокоилась и отвечала очень хорошо. Евгения Александровна поставила ей отличную оценку, но Нина Петровна не согласилась и, перечеркнув лист, вышла. По-моему, больше всех переживает Зина, хотя жалко и Евгению Александровну — у нее такое доброе сердце… Принципиальность Нины Петровны понравилась — нельзя же идти на уступки из-за девичьего каприза.

После уроков ходил в милицию получать паспорт. У меня старое свидетельство о рождении на гербовой бумаге и с церковной печатью Екатерингофской церкви в Петрограде. Маша ходила со мной и смеялась:

— Тебя дурной поп крестил и печать вверх тормашками поставил…

05. 06. На экзаменах по географии мне досталась Япония. Ответил хорошо. А вот с девчатами что-то случилось. Отказалась отвечать Дуся Васильева. Наверное, боится. После уроков вместе с техникумовцами разделывали гряды за Красной фермой. Жарко и пыльно!

06. 06. Организовал трансляцию физкультурного праздника с площади Урицкого. Потом вместе с Лозовским и Комаровым ловили дачников, которые бессовестно ломали в парке черемуху. Задержали пятерых с большущими букетами и привели к Игнатию Вячеславовичу.

08. 06. Вчера сдавали экзамены по естествознанию и по геологии. Любовь Лазаревна и Мохов довольны. Сегодня последний экзамен — по химии. Принимала Степанида Васильевна, а ассистентом был Клишин, и все сдали успешно, лишь Митя Лозовский плохо подготовился. Он стоял красный, как рак, и что-то лепетал не по теме.

В 2 часа ночи поднялись по сигналу «Тревога!». Собрались быстро. Военрук Алексеев послал отряд Гаври Иванова на «позицию». Это означало, что его отряд будет нашим противником. Отряд Н. Пласковского двинулся маршем в деревню Корколи. В состав разведки назначили меня, Смирнову, Романова и Надпорожского. Мы замаскировались в кустах и вскоре обнаружили «врага». Мы послали Романова с донесением в штаб, а сами зашли во вражеский тыл. Главные силы Пласковского подошли к нам. Раздались три выстрела (сигнал к атаке). С криком «Ура!» мы бросились вперед и разбили «противника».

На разборке Алексеев отметил отличные действия разведки и сказал, что сегодня учения прошли хорошо. Нам объявили благодарность.

После уроков сажали картошку.

10. 06. Вчера с С. К. Ивановым ездили в город за спортивным инвентарем, а сегодня я, Шмидт, Лозовский, Белых и Коля Афанасьев оборудуем спортивный городок. Установили турник, брусья, навесили кольца, канат и шесты для лазания. В Стрельне проходит спартакиада школьников. После полдника Ричард Эрнестович подвел итоги за год. В 9-й класс перешли десять человек, а четверо будут пересдавать экзамены в конце лета. На первом месте по успеваемости Вера Герасимова, на втором — Зина Трунина, потом Юра Гордиенко, на четвертом — я.

12. 06. В этот день проводится праздник окончания учебного года и начала экзаменов у студентов. На флагштоке башни дворца — красный флаг. А при князе Михаиле, наверное, висел царский флаг. Ждем гостей из облоно и шефов.

В 13 часов начались торжества. Духовой оркестр расположился в бассейне бывшего фонтана, руководит оркестром выпускник — трубач Гошка Попов. Все зрители и гости — на ступеньках дворцовой лестницы, как в амфитеатре.

Гошка дал сигнал «Слушайте все!», и на площадь выехала конница. Впереди на Быстром студент Зайцев. Он зачитал рапорт об окончании весеннего сева и скомандовал: «Рысью — марш!». Отряд конников ускакал, а один жеребенок остался, он ни за что не хотел уходить с площадки. Еле прогнали! Следом демонстрировали коров, за ними — свиней. Пока читали рапорт, один из подсвинков неожиданно ринулся на публику и, свалив кого-то из малышей, умчался под общий хохот. Вот проехали две сенокосилки — наша механизация, и парад показа техники на этом почему-то закончился, а ведь должны были пройти еще трактор, линейка и конные грабли. Тут появилась корколевская пожарная команда. Командир зачитал рапорт. Бойцы быстро развернули мотопомпу, дали струю воды. Ветер относил брызги на зрителей, раздался чей-то визг. Брандмейстер хотел повернуть струю в другую сторону, но упал, и вода полилась на него. Все засмеялись, думая, что так и нужно по сценарию. Но мы-то поняли, что это просто недоразумение, и скорее заиграли «Туш». Пожарные быстро ретировались.

Группа переростков пронесла 7-местную плоскодонную лодку. Симоненко зачитал рапорт о новом этапе в развитии краснозорьского флота, и «бедняги» под тяжестью своего детища удалились. Мы заиграли марш, и на площшадку вышли колонны техникумовцев. Каждое отделение отдавало рапорт. За ними шли школьники. Чем старше по возрасту проходили школьники, тем быстрее мы играли марш. Нам почему-то стало смешно, и, когда появился наш 8-й класс, мы заиграли так быстро, что одноклассники не прошли, а промчались мимо зрителей. Рапорт отдала В. Герасимова. Прибежал Сергей Иванов:

— Почему вы так быстро играете? Безобразие!

Миша Прусаков что-то ответил смешное, и мы рассмеялись. Ионин многозначительно погрозил пальцем. Мы притихли и заиграли нормально. После этого школьники под нашу музыку показали гимнастические упражнения. Последними шли мы, оркестр; шли хуже всех, и все из-за Гошки Попова, который держал фасон, шел не в ногу и всех путал.

После обеда кино «Закон дружбы». Свет погас на 3-й части. Вечером в Белом зале выступил ТЮЗ. Они показали два действия из комедии «Свои люди, сочтемся» Островского. Руководитель ТЮЗа А. А. Брянцев поздравил всех с окончанием учебного года и пожелал новых успехов. Мы, конечно, крикнули «Ура!». ТЮЗ мы любим.

После спектакля я пошел спать, а ребята самовольно устроили танцы. Пришел Ионин и всех разогнал.

13. 06. На школьном собрании Ионин объявил, что во время летней школы все классы прикрепляются к отраслям нашего школьного сельского хозяйства: 4 класс — птицеводство, 5 класс — огородничество (овощеводство), 6 класс — животноводство и рыбоводство, 7 класс — пчеловодство и семеноводство, 8 класс — кормодобывание.

Кроме того, мы должны будем организовать охрану урожая, провести прополочную кампанию и сенокос. Впереди у нас предстоит трудная зима: не будет света, тепла, поэтому нужно готовиться летом. Очень возможно, что к пятнадцатой годовщине «Красных Зорь» мы решим проблему электрификации. Затем он отметил, что прошлогодняя экскурсия в Шлиссельбург ему не понравилась и он не знает, делать ли поход в этом году. Ну, а 8-й класс в этом году в Крым не поедет! Все недоумевали: почему?

Вечером читал «Похождения Рокамболя». Ну и книга! Не оторваться!

15. 06. Игнатий Вячеславович собрал нас в кабинете обществоведения и объявил: «В этом году в Крым вы не поедете… — Он сделал паузу и оглядел наши скучные лица. Потом улыбнулся и продолжал. — В Крым вы поедете на следующий год, так как с нового учебного года у нас будет школа-десятилетка, и вы будете ее первыми выпускниками». Мы чуть не подскочили от радости. Вот это да!

17. 06. Игнатий Вячеславович провел с нашим классом практическое занятие, как с будущими гидами. Он повел нас по маршруту, указанному в его брошюре «Используем опыт школы-колонии «Красные Зори», и давал нам дельные советы. Например, в коровнике экскурсантам мы должны показать рекордистку «Маньку», а тех, кого заинтересует постановка дошкольного воспитания, следует вести в Кавалерский дом.

21. 06. Сегодня духовой оркестр должен встретить еще одних шефов — курсантов танкового училища из Красного Села. Состоялся митинг, на котором комиссар училища сообщил о том, что они берут над нами шефство. Гости и краснозорьцы под оркестр двинулись на Красную ферму полоть и окучивать капусту. Курсанты заигрывали со старшими девчатами. Оркестр играл марши, вальсы и польки. После обеда устроили танцы.

25. 06. Какая-то «свинья» расколотила наш обеденный колокол. Теперь висит буфер от товарного вагона — ни звука, ни вида. Вот бы узнать кто, да носом его по буферу!

После обеда спустили на воду байдарку. Первым рейс совершили ребята шестого класса: Володя Лебедев, Сусанна Смирнова и Толя Морозов.

26. 06. С утра косил сено между деревьями для телят. А на конюшенном дворе идет смотр коней со всего района. Наши кони — Быстрый, Красавчик и Гранат — взяты на воинский учет.

Вместо буфера повесили колокол из театра. Звон есть, хотя и хрипловатый. Пошел дождь, и пришлось прекратить посадку свеклы.

29. 06. Под старой кухней в подвале начато строительство новой современной кухни на 10 котлов. Неужели критика подействовала? Уж теперь, наверное, обеды будут вкуснее.

30. 06. Организовал прослушивание трансляции встречи в Ленинградском аэропорту гигантского самолета АНТ-14 «Правда». У него пять моторов. Летчик Михеев сказал, что ему легче летать, чем говорить на митинге.

Дежурил по кинотеатру. Ребята входили быстро и организованно. Шла картина «Дон Диего и Пелагея». На четвертой части погас свет (лопнули прокладки у нефтянки).

01. 07. В Белом зале вывешена районная газета «Спартак». В ней подведены итоги детской спартакиады за 10 июня, проходившей в Стрельне. «Красные Зори» заняли первое место!

На заседании ЛИЯ мне поручено написать заметку о нашей «флотилии». Написал быстро, озаглавил: «Открытие навигации» — и отдал З. Труниной, так как за этот номер «Правды в «Красных Зорях» отвечает она.

Пришел Игнатий Вячеславович и послал нас с Лозовским в пекарню. Там заболел второй пекарь, и мы стали месить тесто вместе с Францем. Ох, и тяжелая же работа! Только теперь я понял, как достается хлеб насущный. А Франц подначивает: «Что, мелкота, два раза вокруг квашни прошли — и язык на плечо?». В перерыве долго спорили о международном положении. Я и не знал, что он так разбирается в политике! Вечером прочитал вторую часть книги «Дневник Кости Рябцева». Задумался: зачем пишу свой дневник? Может, бросить? Ведь никому не понадобится, да я ведь и не Пимен…

06. 07. Сегодня открытие Петергофских фонтанов. Желающих посмотреть на них сначала решили отвезти на тракторе, но Боря Москвин — тракторист — не захотел туда ехать и стал катать дошколят по парку.

Перед киносеансом я заметил в небе дирижабль и доложил Ионину. Он тут же громко объявил всем, и кинозал опустел. Это летел дирижабль «Смольный». Игнатий Вячеславович пояснил, что руководителем советского дирижаблестроения является итальянец Нобиле. Я вспомнил, как над нами в 1930 году пролетел немецкий дирижабль «Граф Цеппелин» и мы «стреляли» в него из деревянных винтовок. После обеда я, Шмидт и Лозовский для кухни пилили и кололи дрова. Заготовили много, но очень устали.

08. 07. Ранним утром косили сено вместе с техникумовцами. После обеда ворошили сено. Жара невыносимая, и ребята без разрешения бросились купаться. Я тоже не выдержал. Неожиданно появился на велосипеде Ионин.

— А еще актив!

Этого было довольно, и мы, пристыженные, вылезли из воды и вновь принялись за работу.

09. 07. Запряг лошадь и возил дрова на кухню. После завтрака пошли шевелить сено за кладбищем. Старшим назначили опять меня. Жарко и душно. Девчата заныли: «Хотим купаться!». Но я не разрешил, так как чувствовал, что будет гроза. Пришел встревоженный Тимофей Мартынович Гордиенко и приказал немедленно сгребать сено в валки и делать копны. Вот где началась настоящая работа! Все носились, как угорелые. Рядом со мною работала Нина Гордеева из 6-го класса. Она говорит, что ей нравится работать со мной. Маша Б. косится на нее… Только сгребли сено, как грянул ливень!

10. 07. Уборка сена в разгаре. Набивали возы и отвозили на сеновал. Я привез хороший воз, весом в 48 пудов. За обедом Ионин объявил, что впервые в истории «Красных Зорь» за один день заложили на сеновал 100 пудов сена.

12. 07. С утра с Ваней Белых рубили колья для георгинов. Заготовили 930 штук. На кухне Толя Шмидт, Коля Афанасьев и Вера Герасимова крутили мороженое. Удивительно! Никогда не думал, что в мороженое кладут соль. Пошел в библиотеку — Нина Петровна сказала, что о приготовлении мороженого книги нет.

14. 07. Во время завтрака С. К. Иванов объявил, что в Ленинградской области проводится комсомольский субботник по борьбе с сорняками и сельскохозяйственными вредителями. Мы тоже включаемся в субботник и идем на прополку. В эти дни нам дают усиленное питание и даже свиной шпиг. Мы уже заканчивали завтрак, когда Ионин выставил на середину столовой техникумовца 1-го курса Бониславова, который признался, что ночью рвал огурцы.

— Раньше все обвиняли школьников, а теперь мы знаем, что и студенты техникума тоже расхищают социалистическую собственность, — заявил Ионин.

Потом он вызвал Леньку Васильева и сказал, что этот скрипач, видимо, боится испортить свои ручки и решил не ходить на работу. За это он лишается скрипки!

Здесь, как мне кажется, Ионин не прав! Нельзя музыканта лишать инструмента. Я бы играл на чем угодно, даже на зубах. Без музыки жить не могу! А для Васильева должно быть другое наказание…

24. 07. Приехала большая экскурсия из Павловска на два дня, и наш заведующий занят по горло. Этим мы с Машей воспользовались и пошли за черникой в лес, что за Черной речкой. После обеда она заступает на дежурство по пчеловодству и будет гнать мед. Значит, полакомимся!

В радиокомнате слушали трансляцию футбольного матча между сборными Турции и Ленинграда. Наши выиграли со счетом 2:1.

26. 07. Прибыло больше 100 экскурсантов, их разбили на группы, и мы повели их по маршруту. Меня слушали внимательно, но кажется, кое-где я хватил лишнего. Перед сном ребята из моей спальни упросили рассказать сказку. Я рассказал им «Похождения Рокамболя».

Засыпая, почему-то вспомнил народные песни, которые по радио исполняла собирательница русских народных песен Мария Ивановна Дарская.

28. 07. Возили последнее сено. На мой воз Д. Шаляпин наложил рекордный вес. Лошадь с трудом взяла горку у Кавалерского дома.

За обедом Игнатий Вячеславович назвал ударников — Шамаев, Никулин, Смирнова, Пласковский, Филимонова, Ильин, Булышев, Белых, Трунина и Валя Мошкина — и велел к 20.00 быть у шефов военно-пожарного училища на празднике 30-летия Коммунистической партии. Мы помчались туда, но, увы, зря. Этот праздник они провели вчера. Кто-то напутал.

30. 07. На Финском заливе сдавали нормы ГТО по гребле. У меня в лодке плохо гребли Смирнова и Бониславов. Вечером в театре праздновали окончание учебного года. Свой доклад И. В. Ионин закончил чтением списка студентов второго отделения, которые первого августа уезжают в Крым. Назвал и тех, кто не поедет.

— Пусть не только техникумовцы, но и школьники учтут этот урок, так как на следующий год в Крым поедет 9-й класс (то есть мы).

В художественной части студенты поставили отрывок из пьесы «Девушки нашей страны».

Танцы устроили в бывшем каретном сарае, который будет переоборудован под общежитие студентов.

31. 07. После завтрака наш оркестр под звуки марша повел колонну воспитанников на капустное поле. Все стали полоть, а мы хотели было играть вальсы, но… И. В. Ионин остановил игру и велел идти полоть вместе со всеми.

01. 08. В Крым поехали 26 техникумовцев. Им выдали красные майки, спортивные тапочки и носки. Фасон держат! До обеда пололи и поливали капусту № 1. После обеда получил письмо от Пети Алексеенко, он уже курсант танкового училища. Прочитал «Воздушные змеи» и хочу сделать коробчатого змея. Пятиклассники просят организовать кружок авиамоделистов. Согласился.

05. 08. Ночью на железнодорожном перегоне под поезд попала наша кобыла «Ударница». Составили акт и отвезли ее на мясокомбинат. До обеда подвязывали семенники, а после обеда возили вико-овсяную смесь. Вечером во второй раз читал «Что делать?» Чернышевского.

08. 08. Пришел капельмейстер Михайлов и попросил установить ему дома антенну. Установил. Радио работает хорошо!

13. 08. С утра разбирали каменный пол в старой оранжерее и возили плиты в новую кухню.

После обеда меня и В. Белых вызвал И. В. Ионин.

— Ребята, по ночам кто-то безбожно ворует огурцы прямо с плетьми. У техникумовцев с охраной что-то не получается. Заступите-ка вы в караул и поймайте расхитителей. Ну, а если привести не удастся, то… — он многозначительно промолчал.

Мы поняли, что от нас требуется в таких случаях.

Договорились, что эту ночь дежурить буду я. До 3-х часов ходил один. Потом пришел сторож Савельич и мы затеяли разговор о религии. Он уверяет, что Бог есть, я — что нет. Долго доказывал, он было уже согласился, но потом припер меня простым аргументом:

— А ты докажи, что Бога нет!

И верно, как ему докажешь? Начал было все сначала. Хорошо, что рассвет наступил… Не убедил его: знаний мало!

Расхитителей не было, огурцы целы!

15. 08. Снимали раннюю капусту. Ее хорошо покупают в Стрельне по рублю за килограмм. Уже выручили 7000 рублей. Вызвал Игнатий Вячеславович:

— Булышев, отбери желающих учиться управлять яхтой и веди в Стрельнинский яхт-клуб, там стоит наша яхта. Научись сам, будешь катать малышей.

Сначала два часа занимались теорией морского дела, а потом управляли яхтой на практике. До Морского канала яхту вел я, а Лозовский обратно. Управлять не трудно, вот только много устаревших морских терминов. Я бы их заменил!

В библиотеке взял книги «Парусный ботик» и «Парусный спорт» Людевика.

После обеда сами носили воду на кухню, так как трактор сломался. Сыгровка духового оркестра что-то не клеится: то Карабанов бежит, то Прусаков отстает. Все же лето, и нас тянет на природу. Во дворце заканчивается ремонт — побелка всех кабинетов и комнат.

20. 08. Ионин вызвал на квартиру:

— Вот что, Булышев, скоро новый учебный год и нам нужно наладить радиогазету. Как у вас с аппаратурой и радиокомнатой, почему бы не организовать радиокружок? Беседовали долго. Я сказал, что аппаратура у нас все старая, самодельная, нет радиоламп, а главное — нет электроэнергии. Пока у нас не будет стабильного напряжения в сети, не будет и настоящего радио. Он согласился, и мы пошли в сельсовет. Там нам перезарядили старенький аккумулятор. Ионин сказал, чтобы я завтра же купил в городе все, что мне необходимо.

22. 08. Вчера ездил покупать радиодетали. Кое-что достал. Но не все, так как в городе проходили учения ПВО. Все вожатые трамваев и сторожа домов были в противогазах.

Техникумовцы ушли в поход в Шлиссельбург, и охрану огурцов возложили на нас. Дежурим по 5 часов, меня сменила Романова. На заседании ЛИЯ спланировали «Правду». Мне поручено написать заметку о ходе строительства новой кухни.

25. 08. В караул заступили я и Прусаков, пришли менять Гордееву и Чиркову, но они решили остаться с нами. Тут подошел Белых, Лозовский и оба Афанасьевых. Так и ходили все восемь человек. Расхитителей не поймали.

31. 08. Как красив стал наш дворец после ремонта! Вместе с Владиком Сонхоцким проводим радио в Белый зал. Вспоминаю эпизод, как в 1929 году, когда я снимал царскую звонковую проводку и сидел на лесах под потолком, вдруг раздался голос Ионина:

— Эй, наверху, ты что делаешь?

Признаться, я тогда не столько испугался, сколько покраснел от стыда, что меня могут уличить в воровстве.

— Игнатий Вячеславович, я проволоку от звонка снимаю, она ненужная, от царя осталась…

— Слезай живо!

Я мигом очутился на полу, весь в мелу и паутине.

— Зачем ты это сделал?

— Хочу радиоприемник сделать. Будем Ленинград и Москву слушать!

— Гм… Говоришь, от царя осталась? Докажи!

Осмотрев проволоку и мою испачканную в меле физиономию, он строго сказал:

— Возьми, но помни, что во дворце много ценных вещей осталось, но это не мое и не твое, а общее, народное достояние.

Потом он дал мне деньги на радиодетали и отвел комнатку для радиоузла. Мы организовали радиогазету.

И вот теперь я уже провожу новую проводку там, где когда-то висели обрывки проводов, а ребята из радиокружка мне помогают.

01. 09. Первый день учебы. Мы в 9-м классе. После уроков сыгровка симфонического оркестра. Мой ученик В. Иванов так разделал кларнет, что на нем нельзя играть, пришлось чинить.

Вывесили «Правду в «Красных Зорях», там моя заметка «Фабрика-кухня» и частушки.

05. 09. Праздник, посвященный началу учебного года. После уроков все школьники и преподаватели копали картофель. Вечером все собрались в театре. И. В. Ионин сделал доклад. Он впервые подчеркнул, что мы стали жить значительно лучше, хорошо одеты и сыты. Но работы у нас непочатый край! Комиссар военно-пожарного училища им. Куйбышева вышел со знаменем и сказал, что для награждения лучшего класса в новом году они учреждают переходящее Красное знамя. Ионин назвал учителей-юбиляров, которые проработали в «Красных Зорях» 10 и более лет. Это Зинаида Алексеевна Бобрик, Анастасия Афанасьевна Казаченко, Екатерина Николаевна Ирадионова, Николай Мстиславович Бутырский. Каждому он вручил грамоту и букет цветов. Мы без конца играли туш.

Говоря о завуче Бутырском, он сказал:

— Большинство ребят, как старшие, так и младшие, зовут вас просто «дядя Коля». Что может быть лучше, как не это теплое ребячье обращение, для каждого педагога?

Опустили экран и показали кинофильм «Красные Зори». И хотя мы уже смотрели его не менее 10 раз, все с радостью и смехом следили за событиями на экране, сравнивая себя, какими были и какими стали.

После кино мы дали концерт симфонического оркестра. Играли «Гопак» Чайковского, вальс и польку Штрауса, «Встречный» Шостаковича и «Свадебный марш» Мендельсона. Больше всего понравилась полька Штрауса (исполнили три раза). А танцы играли до 3-х часов ночи.

11. 09. Пятый урок провел Игнатий Вячеславович. Когда мы уселись в кабинете педагогики, он сказал, что отныне будет преподавать у нас педагогику и что многие ребята, будучи в «Красных Зорях», обижались на него, а выйдя из них, присылают ему благодарственные письма.

После этого он охарактеризовал каждого из нас. Толю Шмидта он отругал за то, что тот курит; Зину Трунину, которая в классе считалась самой красивой, он назвал «мадам» за ее капризы; Леню Васильева — еще раз анархистом за его недостойные выходки; про Ваню Белых он сказал прямо, что тот держится в 9-м классе случайно и мы должны ему помочь. А про меня сказал, что я был бы огромным дураком, если бы ушел в радиотехникум, который через две недели закрылся. А теперь он хочет, чтобы я стал радиоинженером!

Игнатий Вячеславович говорил живо, очень доходчиво, и слушать его, несмотря на едкую критику, было интересно. Наконец он неожиданно спросил Юру Гордиенко:

— Почему ты такой бледный и худой?

Тот от неожиданности покраснел и брякнул невпопад:

— Потому, что я длинный!

Буквально весь класс и сам Ионин оглушили кабинет взрывом смеха.

После уроков состоялось общекомсомольское собрание. Его открыл Ваня Белых. Председатель — Лена Попова, секретари — Г. Душенков и А. Афанасьев.

О составе учкома выступил В. Белых. Меня выбрали в учебно-производственную ячейку. Старший пионервожатый Ермаков вызвал на соцсоревнование всех пионервожатых района. Потом неожиданно для себя, то ли под впечатлением критики И. В. Ионина, или еще почему, поднялся я и призвал всех ребят школы, чтобы никто не ходил во дворце в шапках!

Все засмеялись и захлопали. Тут поднялся С. Иванов и поддержал меня:

— Ничего смешного нет. Наоборот, все должны брать пример с Булышева, а не заключать длиннейшие 20-пунктные договоры. Лучше взять один конкретный пункт и добиться его выполнения!

После уроков катал ребят из 5-го класса на яхте, но был очень сильный ветер.

15. 09. Агроном Павел Николаевич Масленников поручил собрать все лопаты к завтрашнему «картофельному» авралу. Запряг лошадь и объехал все объекты, собрал 60 лопат.

После шестого урока выбрали классный пост печати. Мне предложили руководить и вести учет, кто сколько напишет заметок в газету. Договорились длинных статей не писать. Вывесили новый «Ежедневник». Там две мои статьи: «Новая мода» и «Спортивный городок».

Вечером с большим удовольствием второй раз читал «Анну Каренину».

17. 09. Первый день уборки картофеля. Он у нас на площади 5,5 гектара. Я, как дежурный по учебному хозяйству, раздал 179 лопат и вел учет, кто сколько наполнил корзин. Вечером приехали «старые» краснозорьцы и состоялось открытое комсомольское собрание.

18. 09. С утра все школьники, техникумовцы, педагоги и «старые» краснозорьцы с песнями прибыли на картофельное поле. Потом с оркестром пришли шефы — воины ВПУ им. Куйбышева. Такой массы людей «Красные Зори» еще никогда не видели. Это был настоящий праздник коллективного труда. Вот только Ионин замучил меня бесконечными поручениями: узнай, сколько сделано за оврагом, сбегай к агроному и спроси, сколько у него, принеси данные из овощехранилища, сколько привезли тонн картофеля? Где еще лопаты? Почему маловато корзин?

Улучив момент, я заметил:

— Игнатий Вячеславович, вот бы радиосвязь иметь!

— Будет, будет у нас и радиосвязь когда-нибудь, а сейчас ножками, ножками, да побыстрей, к Тимофею Мартыновичу — пусть везет пустые мешки.

Кончили копать в 21.00 и ужинали в темноте.

25. 09. Прекрасный, теплый день. Убираем морковь и свеклу. Даже младшие школьники, и те в поле собирают ботву в кучки. Игнатию Вячеславовичу телегой отдавили пальцы на ноге. Ногти почернели, и он лежит в постели.

Вечером делал самодельный патефон. Получилось! И со старой грамофонной пластинки услышал бархатный голос Шаляпина!

27. 09. Убирали брюкву и турнепс под дождем. У нас новый военрук Петр Николаевич Калиновский. Он рассказал о себе. В гражданскую войну служил в 4-м кавалерийском полку 1-ой Конной армии. Однажды их окружили белополяки, но все же они чудом вышли из окружения.

Вечером студенты дали концерт художественной самодеятельности. Н. Зайцев прочитал свое стихотворение «Краснозорьский комсомол». В пьесе «Девушки нашей страны» очень хорошо играл свою роль Сергей Иванов. На танцах посадил вместо себя играть в оркестр своего ученика Васю Иванова, а сам танцевал с Машей.

04. 10. Ионин с семьей уехал на два месяца в отпуск на Кавказ, за него остался дядя Коля. Убирали кормовую свеклу. Попадаются огромные экземпляры, с лошадиную голову. На сельскохозяйственной выставке в Ленинграде «Красным Зорям» отвели отдел «Оранжереи». Наши садовники и ребята так украсили свой павильон, что посетители ахали от удивления. У нас в духовом оркестре новость. Доктора запретили Ване Карабанову играть на трубе. У него открылся туберкулез легких! Жаль, такой способный парень! Вечером читал «Как узнать характер человека». Написал в стенную газету заметку «Опасная лестница».

23. 10. С агрономом сажали желуди. Потом будем подсаживать в парке дубки. На автомашине приехали пять человек из городского комитета партии. По хозяйству водил их дядя Коля. Капельмейстер Михайлов пригласил к себе чинить радиоприемник. Исправил; он остался доволен.

29. 10. Сегодня праздник комсомола — 15 лет славному помощнику партии. Вечером читал стихи Гейне. Это же музыка!

06. 11. На торжественном вечере в честь 16-й годовщины Октября С. К. Иванов зачитал письмо от И. В. Ионина. Ну, и послание, — целая тетрадь! С ярким, коротким сообщением выступил дядя Коля. Потом пионеры показали пьесу «Против красного галстука». Очень хорошо играл роль Шуцмана М. Прусаков. Танцы были до 3-х часов ночи.

17. 11. Уговорил Ричарда Эрнестовича сдать кларнет в ремонт на завод музыкальных инструментов. Чинить взялся известный в прошлом кларнетист Гущин. Он посмотрел и сказал, что инструмент старый и собран из двух разных кларнетов. Как же так, а у нас никто не знал об этом. То-то я слышу, что он не строит на 1/4 тона (ведь по словам Ричарда, музыкальный слух у меня абсолютный). За ремонт взяли 150 рублей.

21. 11. Сегодня четырнадцатая годовщина «Красных Зорь». Но без Игнатия Вячеславовича она прошла бледно. Не хватает его зажигательных речей и энергичных действий.

25. 11. Вызвал к себе дядя Коля и попросил обойти квартиры учителей и зарегистрировать все радиоприемники. Обошел быстро — приемники есть у 23 педагогов. Из отпуска вернулся Игнатий Вячеславович, — загорелый и отдохнувший.

30. 11. После уроков чинил радиоприемники у медсестры Марии Григорьевны и у пекаря Франца. Он шлепнул по плечу:

— Ну как, Пашка, в парную баню ходишь?

— Хожу, где пар есть, — отвечаю я и вспоминаю, как он обучал меня париться веником. Потом он начал философствовать о любви:

— Пашка, тебе нравится Ольга Павловна?

Я притворяюсь непонимающим:

— Какая?

— Ну, Оля Соколова!

Я пожимаю плечами.

— Э, да ты все еще смотришь на лица. А красивое лицо, брат, обманчиво, да к нему мужчины быстро привыкают и начинают искать более красивых. Это как в поле — сорвешь один цветочек, а глянь — там еще краше! Ты, Паша, смотри прежде на фигуру, а еще раньше на душу. Хорошая душа далеко видна и никогда не стареет. Вот я хоть и женат, а все любуюсь на Ольгу Павловну — больно душевная девушка, умеет подойти к человеку, поговорить, посоветовать.

Вот тебе и на, какой Франц Иванович! Странно как-то! Мне казалось, что красота начинается с лица, ведь все красивое радует, а у него — сначала душа! Видно, и правда, не разбираюсь я в людях.

Зашел в ремонтную мастерскую. Там тракторист Боря Москвин передавал трактор другому парню, так как берет расчет.

05. 12. Общешкольное собрание. Председателем выбрали меня, а секретарями Нину Гордееву и Валю Мошкину. С докладом выступил Игнатий Вячеславович. Он рассказал о задачах на новый, 1934 год, — пятнадцатый год существования «Красных Зорь»!

После ужина был тургеневский вечер — 50 лет со дня смерти писателя. Хорошо выступили Зина Трунина и Леня Васильев с художественным словом под аккомпанемент рояля. Произведения Тургенева я люблю, и, как мне кажется, вечер прошел именно в теплой, душевной — тургеневской — обстановке.

10. 12. Нина Петровна попросила написать в «Правду» заметку о тургеневском вечере. Сел и написал. Этот номер газеты оформляет техникумовец Ефимов.

В музыкальной радиокомнате Леша Афанасьев жаловался, что проиграл в шашки Вите Тейдеру, который всех обыгрывает. Пошел в пионерклуб и сразился с ним. Играет хорошо, но я его обыграл — пусть не хвастает!

Все мы, ребята 9 класса, внимательно следим за игрой Михаила Ботвинника с Сало Флором. Болеем, конечно, за Ботвинника.

Вечером сыгровка симфонического оркестра. У нас уже 20 музыкантов. Впервые сели на третью скрипку Лупьянен и сынишка Ионина Славик, Д. Шаляпин с контрабаса перешел на виолончель, а на контрабасе играет Павлов. Итак, у нас 10 скрипок, три виолончели, один контрабас, два кларнета, труба, тромбон, валторна и барабан. За роялем — Е. Н. Ирадионова. Дирижер — Ричард Эрнестович Гольбек. Я горжусь нашим оркестром и решил написать историю создания симфонического оркестра.

23. 12. После уроков засел за газеты. Как я рад, что всех четырех болгарских героев, то есть Георгия Димитрова, Торглера, Попова и Танева, фашистский суд не засудил. Молодец, Димитров, здорово надавал этим Герингу и Гитлеру! Вечером дядя Коля провел одновременный сеанс шахматной игры на 11 досках. Ваня Белых сдался на 12 ходу, я выиграл на 16 ходу. В целом завуч выиграл восемь партий, две проиграл (мне и Пласковскому) и одну свел вничью с Мишей Прусаковым. Даже Игнатий Вячеславович удивился и расспрашивал о моей игре.

29. 12. Закончились контрольные работы за первое полугодие. У меня в классе такая успеваемость: отлично — 2, хорошо — 5, удовлетворительно — 8.

Вечером состоялось общешкольное собрание. Игнатий Вячеславович кратко изложил биографию А. В. Луначарского, ушедшего из жизни. Мы, то есть симфонический оркестр, исполнили «Траурный марш» Бетховена, и все почтили память умершего вставанием.

Потом Ионин подвел итоги первого полугодия и сказал, что сегодня мы проводим третью конференцию ударников учебы. От нашего класса ударники Леша Афанасьев, Вера Герасимова, Юра Гордиенко, Зина Трунина и Митя Лозовский. Митя исправил все свои двойки. Вот что значит товарищеская помощь! Ведь Толя Шмидт гонял его по алгебре, а я по литературе и русскому языку.

31. 12. Едем на лыжах к шефам военно-пожарного училища им. Куйбышева. Физрук Михаил Гаврилович Егоров нарядил нас в лыжные костюмы и провел репетицию. Выступили хорошо. Потом было кино и танцы. Как хорошо в Новый год самому танцевать, а не играть в оркестре. Весь вечер танцевал с Машей Будзинской. Безмерно счастливы!

31. 07. 1934 Итак, мы едем в Крым!

04. 08. Полностью подготовились к поездке в Крым. После обеда играли с техникумовцами в волейбол. В нашу команду вошел Игнатий Вячеславович. Он играл в общем-то хорошо, но все время мазал при завершающем ударе. Сгоряча крикнул:

— Ну, бей, мазила!

Неожиданно подкатила новенькая грузовая машина. Шофер подошел к Игнатию Вячеславовичу и доложил:

— Товарищ заведующий, вручаю вам автомобиль ГАЗ-А, в подарок от Ленинградского Совета депутатов трудящихся и по поручению товарища Назаренко!

Мы бросили игру, закричали «Ура!» и полезли в кузов. Первый рейс в Петергоф на своей машине! Вот это здорово! Ионин сиял больше всех. На четвертом рейсе у перегруженной ребятами машины лопнул скат. Вот досада! Окружив шофера, каждый предлагал ему свои услуги.

(Прерываем цитирование дневника Павла Булышева).

* * *

Пока предвыпускной класс путешествовал по горячему Крыму, краснозорьцы снимали урожай. Один только фруктовый сад дал более 80 пудов яблок. Хороший запас меду принесла и школьная пасека. А Игнат все поторапливал электриков: уж больно медленно шли работы по прокладке линии и строительству трансформаторной будки. Задерживались внутренние работы и в театре.

Было от чего волноваться! В Обкоме партии ему дали понять, что в принципе Сергей Миронович Киров согласен посетить «Красные Зори» и что очень возможно, приедет и нарком просвещения. Вот почему Ионин не дал даже дня отдыха вернувшимся из Крыма ребятам, а сразу же отправил их на уборку картофеля, сказав, что результаты поездки и экскурсионные журналы он просмотрит позже.

На общешкольных, комсомольских и студенческих собраниях Игнат сообщил, что Ленинградский Совет депутатов трудящихся выделяет «Зорям» 200 тыс. рублей, а областной отдел народного образования подарил машину мануфактуры. Ожидается приезд многих гостей.

Весь краснозорьский коллектив поистине героическим трудом выполнил поставленные задачи. В театре бригада юных электриков под руководством Владика Сонхоцкого натягивала новую электропроводку, и 20 ноября электрофикация «Красных Зорь» была завершена. Ток Свирской ГЭС осветил и «Михайловку».

Выполнил Игнат свое обещание и в отношении нового кларнета.

— Вот тебе, Булышев, деньги, поезжай и выбирай инструмент, да самый современный!

Восторгу дирижера Ричарда Эрнестовича не было конца. Он десятки раз заставлял Павла играть гаммы, проверяя строй по роялю, и, наконец, заявил:

— Это то, что нам надо. Теперь соло в «Антракте» к 4-му действию «Кармен» будет звучать, как в театре. Конечно, в настоящем оркестре играет гобой, но он стоит дорого.

И вот пришел праздник!

С утра краснозорьцы переоделись в новенькие костюмы и с нетерпением ожидали гостей. На стене появился первый номер многотиражки «Правда в «Красных Зорях», отпечатанный в типографии. Это фактически 270-й номер стенной газеты, выпущенный за 15 лет. На всю первую страницу крупным шрифтом надпись: «15 лет». Тут же статья И. В. Ионина «Бороться за образцовую школу-колонию». Тираж газеты — 100 экземпляров. К вечеру часть тиража была припрятана любителями «сувениров». А в 16.00 школьный радиоузел устроил коллективное прослушивание Ленинградского радио, где в течение 30 минут директор рассказывал об истории «Красных Зорь».

Вечером все пошли в новый, переоборудованный театр. Около него стояли шесть легковых и целая вереница грузовых машин. Зрительный зал в ослепительном освещении. На сцене и у стен выставлены большие олеандры. Гремит музыка. Театр марионеток ТЮЗа дает спектакль «Гулливер в стране лилипутов». Роль Гулливера играет артист, а лилипутов — марионетки. Замечательный спектакль! Наконец все в сборе и начинается торжественная часть. В президиуме 25 человек, в их числе Алексинский, Яковлева, представители Ленинградского облоно, гороно и других вышестоящих организаций. Сергея Мироновича Кирова нет.

Короткий доклад о 15-й годовщине «Красных Зорь» сделал И. В. Ионин. Он говорил без конспекта, содержательно и с подъемом.

Потом начались приветствия.

Заведующая облоно Яковлева зачитала приказ народного комиссара по просвещению о том, что по случаю празднования 15-й годовщины «Красных Зорь» школе передается трехтонный грузовик (все закричали «Ура!»). Игнатий Вячеславович награждается 1000 рублями, а педагоги, проработавшие более 10 лет, премируются двухмесячным окладом, меньше 10 лет — месячным окладом, а проработавшие менее 5 лет — полумесячным. Конец приказа был встречен бурными овациями. Представитель Трофимов огласил постановление Ленинградского Совета депутатов трудящихся, в котором говорилось о том, что на совершенствование учебного хозяйства отпускается 21 тысяча рублей и 4 тысячи на оборудование мастерских. Алексинский сообщил, что гороно выделяет 3 тысячи рублей на библиотеку, 100 пар лыж, 50 пар коньков и 1,5 тысячи рублей на развитие физкультуры и спорта. Потом он зачитал приветственное письмо товарища Кирова. Все бурно аплодировали.

Вторично поднялась Яковлева и дополнила, что облоно выделяет «Красным Зорям» 27 тысяч рублей на премирование ударников учебы и 4 тысячи рублей на премии педагогам. Она же огласила приветствие наркома просвещения.

Завуч Бутырский прочитал приказ по агропедтехникуму о выпуске 23 молодых специалистов-агропедагогов.

С приветствиями также выступили многие представители организаций Ленинграда и области. Очень эмоционально говорил директор ТЮЗа А. А. Брянцев.

Как свидетельство хорошо налаженной воспитательной работы в «Красных Зорях» прозвучало выступление заведующего Охтинским детским распределителем. Он сказал, что за все годы в их распределитель ни разу не попадались дети из «Красных Зорь».

— Вот это да! — оживились ребята. — А мы и не знали, что такой распределитель есть!

А заведующий распределителя продолжал:

— Так вот, ребята, сегодня, в ваш юбилей, беспризорники Охтинского распределителя шлют вам свой подарок — ящик… гвоздей!

Тут же четверо ребят внесли на сцену тяжелый ящик. Нужно было видеть, как реагировал зал на этот жест детской солидарности. Невольно у многих навернулись слезы. Незабываемым оказалось выступление Лизы Семеновой из первого выпуска. Она пригласила всех «старых» краснозорьцев подняться на сцену. В зале произошло движение, и масса молодых людей: инженеры, научные работники, агрономы, учителя, воины, рабочие — двинулись к сцене. Их было свыше двухсот человек, и, конечно, на сцене им места не хватило, и некоторые из них стояли в зале.

О, как интересно было видеть Колю Лященко, Бориса Фуксмана, Римму Лобысевич, Севу Рейнера, Катю Михееву, Мишу Фролова и других. Впереди всех встала Ирина Городцева с красным знаменем «старых» краснозорьцев. Лиза Семенова взволнованно читает адрес, а Ирина Городцева передает знамя Ионину. Пусть его хранит лучший учебный класс.

Аркадий Цырин поздравляет Ионина и вручает ему памятный подарок — золотые часы от краснозорьцев-выпускников. Игнат взволнован до глубины души, он явно не ожидал такого подарка.

Начальник военно-пожарного училища им. Куйбышева Ослаповский вышел со знаменем и, поздравив «Красные Зори» с юбилеем, передал это знамя для награждения лучшего класса школы. Торжественная часть закончилась исполнением «Интернационала».

Затем состоялся концерт школьного симофнического оркестра, который исполнил «Венгерский танец» Брамса, танец «Яблочко» из балета «Красный мак», «Марш Черномора» из «Руслана и Людмилы» Глинки, «Галоп» Штрауса и «Антракт» из 4-го действия оперы «Кармен». Успех был колоссальный. Зал стоя приветствовал музыкантов, а те в свою очередь поднялись и приветствовали своего руководителя Ричарда Эрнестовича. У дирижера дрогнули губы, и он растерянно жал каждому руку. Это был триумф!

На следующий день пришли газеты. «Ленинградская правда» поместила заметку «15 лет школе-колонии беспризорных». В пионерской газете «Ленинские искры» была помещена целая страница под заголовком «Кузница новых людей» с фотографией И. В. Ионина. Комсомольская газета «На смену» тоже поместила большую статью о «Красных Зорях».

Торжества закончились еще одним радостным событием: КУЖД (комиссия по улучшению жизни детей) выделила «Красным Зорям» специальные премии:

1. Полный комплект новых инструментов для духового оркестра.

2. Денежную премию для десяти лучших учеников, поступивших в вузы.

Восторгу ребят не было конца. Только десятиклассники были серьезны. Еще бы, теперь от них самих зависело, получать или не получать государственную стипендию! Было теперь над чем подумать.

* * *

Поздним вечером 1 декабря 1934 года на квартиру к Игнату постучал Булышев:

— Игнатий Вячеславович, сейчас по радио передали, что в Смольном убили Сергея Мироновича Кирова.

— Как убили?

Он включил радиоприемник и махнул рукой:

— Можешь идти!

На следующий день в Белом зале состоялся общий сбор. Ионин, одетый во все черное, сурово произнес:

— Сегодняшний день мы начинаем с траурного собрания. Вчера, то есть 1 декабря, от руки наемного убийцы погиб выдающийся организатор Коммунистической партии Сергей Миронович Киров.

Ричард Эрнестович заиграл на скрипке «Похоронный марш» Шопена. Все встали и стояли с опущенными головами в течение нескольких минут. Потом Игнат рассказал о жизни и революционной деятельности Сергея Мироновича Кирова и о его постоянной заботе о детях. Ведь он очень хотел приехать к нам на 15-ю годовщину!


(Еще несколько страничек из дневника Павла Булышева; 1934 год).


05. 12. По школе проводится подготовка команд и звеньев по ПВО. Военрук спросил, могу ли я, как специалист по радио, провести занятие с отделением связи на тему «Телефон и его работа». Согласился и провел, по-моему, на уровне. Вечером встретился с Машей. Она сказала, что если поедет домой на зимние каникулы, то обратно уже не вернется, а станет женой Николая, того самого, что был мужем умершей сестры Ани. Я очень расстроился и стал ее уговаривать остаться, напомнил о нашей клятве и дружбе. Она заплакала и ушла. Странно все это. А как же наша любовь?

07. 12. Вместе с Григорием Душенковым и Галей Поповой заканчивали выпуск «Правды». Газета носит отчетный характер: статьи об убийстве С. М. Кирова, о праздновании 15-ой годовщины «Красных Зорь», о текущем моменте и прочем. Ура, нам привезли 200 пар лыж и 150 пар коньков, и мы разместили лыжную станцию в помещении бывшей сапожной мастерской. Решили все лыжи занумеровать. Ребята младших классов не могут дождаться, пока высохнет краска. Старшая пионервожатая Ома Инденбаум попросила написать статью в «Ленинские искры» о завершении электрификации «Красных Зорь» и подумать, кого из ребят выбрать вместо меня руководителем радиокружка и кружка авиамоделистов. Я назвал Владика Сонхоцкого и Витю Тейдера.

Маша домой не поедет. Она сказала, что Валя Иванова, которая ушла из «Красных Зорь» два года тому назад, не советовала бросать меня и выходить замуж за Николая и что надо закончить 10-й класс. Я горячо одобрил ее решение, но спросил: а каково же ее собственное мнение? Она сказала, что не может понять сама, что с ней происходит. Мне показалось, что и я вел себя как педант Онегин с юной Татьяной.

14. 12. После уроков катались на коньках. Большой пруд полон краснозорьцами — шум, смех, веселье. Игнатий Вячеславович вышел было на лед, но его чуть не сбили с ног. Засмеялся и ушел на берег…

Вечером состоялось торжество по случаю первого выпуска студентов агропедтехникума. В докладе Ионин кратко осветил историю техникума и сказал, что первые выпускники разъезжаются по всей Ленинградской области, а некоторым придется лететь на самолете и в другие местности. Петя Шамаев остается в «Красных Зорях» и займет должность заместителя директора техникума.

В художественной части студенты выступили со своим оркестром народных инструментов и с балетными номерами. В общем, студенты «окультурились», чему мы все рады.

22. 12. На уроке немецкого языка классный руководитель Ричард Эрнестович устроил тест. На листе двадцать два вопроса и последний главный: «Куда желаете поступить учиться после окончания десятилетки?». Я без колебания четко написал: «Хочу учиться в институте связи на радиоотделении». Митя Лозовский и Ваня Белых на перемене сказали, что на этот вопрос поставили прочерк, так как не знают, куда податься. После уроков Витя Тейдер принес в радиокомнату патефонную пластинку, чтобы проверить, как работает моя самодельная радиола. Получилось! Мы включили в трансляцию фокстрот «Шимми». Вечером на сыгровке симфонического оркестра разучивали «Неоконченную симфонию» Бетховена. Люблю Бетховена, но Чайковский у меня на первом месте.

29. 12. На классном собрании подведены итоги учебы за вторую четверть. У меня положительные оценки. Наш 10-й класс имеет успеваемость 99,2 процента.

Вечером во время приготовления уроков пришли девчата из 8-го класса и стали просить, чтобы мы написалим им новогодние пожелания (!). Оказывается, по всей школе идет новая кампания: все лихорадочно пишут пожелания. Мне уже поступило шестнадцать записок с пометкой: «Прочитать в двенадцать часов ночи». Я бросил уроки и без конца пишу смешные пожелания в прозе и стихах.

30. 12. Заканчиваем выпуск новогоднего номера стенной газеты «Правда в «Красных Зорях». Ваня Белых делает заголовки, а я раздел «Юмор» и дружеские шаржи. Пришла Нина Петровна:

— Павлуша, выручай, Вера Герасимовна отказалась писать заметку об итогах второй четверти.

На комсомольском собрании представитель райкома доложил об итогах ноябрьского Пленума ЦК партии и об отмене карточной системы на хлеб. Вот это да! Радость всеобщая. Сергей Иванов объявил, что нынешний новогодний бал будет не у нас во дворце, а в сельсовете, и мы должны показать сельской молодежи, на что мы способны.

31. 12. После концерта и танцев в сельсовете зашли с Машей в радиокомнату и прочитали все двадцать пять новогодних пожеланий. Почти во всех в разной форме имеется пожелание «заниматься радиотехникой, музыкой и поэзией». Вот что пожелал мне одноклассник Толя Старицкий, страстный любитель фотографии:

Пал. Вас. Б.; открывай, когда включишь радио; читай при свете лампового приемника:

О, Пал Васильевич! Я хочу тебе пожелать:

1. Повысить силу хрипения до максимума.

2. Развязать все-таки радиоузел.

3. Восстановить батареи, которые при свидетеле И. Белых ты пережег в 1930 г.

4. Соорудить керосиноламповый приемник на основе открытого тобою закона «термологии».

5. Радиофицировать дворец, спальни, подвал и коровник.

6. Желаю тебе прилежно учиться. Писать слово «линия», а не рисовать ее. Желаю дудеть вовсю на дудельке «Кармен», «Тореадор» и другие смутные мотивчики.

Да убей бог радио насмерть! Да вознеси на небо фото!

Я ему тоже написал еще похлеще. Все одноклассники поздравили меня с 1935-м годом.

Духовой оркестр

Гордостью краснозорьцев был их духовой оркестр. Ионин пригласил из соседней деревни бывшего солиста оркестра оперного театра его Императорского Величества кларнетиста Александра Георгиевича Михайлова. Вопреки всем ожиданиям, вместо того чтобы сразу начать с обучения игре на инструментах, он предложил будущим музыкантам сшить по мешочку и набить его песком. Около двух месяцев они усердно колотили палками по мешочкам, пока не научились выбивать дробь. Затем перешли на малый барабан, а уж после этого каждый стал учиться на своем инструменте. Одновременно изучали музыкальную грамоту, научились переписывать ноты и обучали этому новичков. Репетиции проходили интересно. На них капельмейстер рассказывал разные истории, знакомил с биографиями знаменитых музыкантов.

— Если вы умеете играть на одном инструменте, — говорил Александр Георгиевич, — это ваш хлеб, а если еще и на рояле, то это хлеб с маслом. Помните, музыка облагораживает человека и делает его добрее.

Первыми учениками на духовых инструментах были участники симфонического оркестра. Когда в 1926 году, помимо смычковых инструментов, приобрели трубу, валторну, кларнет и барабан, то на них стали играть Павел Булышев, Толя Шмидт, Ваня Белых, Митя Лозовский и другие ребята. В 1930 году на первомайской демонстрации краснозорьцы впервые шагали под свой духовой оркестр.

Праздник окончания учебного года духовой оркестр обычно открывал исполнением увертюры из оперы «Кармен». Любой выход краснозорьцев за пределы своей территории сопровождался военными маршами и этим будоражил все окружающее население. Духовой оркестр играл и во время сельскохозяйственных работ, подбадривая ребят и воодушевляя их на трудовые подвиги. Танцы в Белом зале были вершиной ребячьих развлечений, и они тоже проходили под лирические звуки оркестра. Надо сказать, что почти все краснозорьцы хорошо танцевали, а юноши умели галантно пригласить девушку на танец.

За период существования «Красных Зорь» было четыре состава музыкантских команд. На смену старшим приходили младшие. Некоторые оркестранты потом продолжали свое музыкальное образование в военных музыкальных школах. Так в 1937 году туда были приняты семь краснозорьцев. Один из них, Сергей Иванов, окончив Ленинградскую консерваторию, стал профессиональным военным дирижером.

Разными путями приходили в оркестр ребята. Например, Вася Иванов музыкантом стал совершенно случайно. Однажды утром в спальне Вася и Миша Прусаков неожиданно вместе запели какую-то песню.

— Слушай, Вась, да у тебя хороший музыкальный слух. Давай, я тебя познакомлю с нашим капельмейстером.

— Пожалуйста, я не против.

Миша привел Васю на репетицию оркестра, познакомил его с руководителем.

— Ты хочешь стать музыкантом?

— Да.

— А на каком инструменте думаешь играть?

— Не знаю.

Капельмейстер посмотрел на его пальцы, на губы, попросил показать зубы.

— Знаешь, я из тебя сделаю хорошего кларнетиста.

— Кларнетиста, так кларнетиста, — ответил Вася.

Обучал его и Павел Булышев — один из первых музыкантов. Вася быстро освоил инструмент и сел в оркестр. После выпуска из «Красных Зорь» он поступил работать музыкантом в ленинградский кинотеатр «Аврора». Однажды туда пришел известный руководитель джаз-оркестра Яков Борисович Скомаровский. Услышав игру Василия, он заинтересовался им и предложил перейти в свой оркестр.

— В кинотеатре или ресторане, — сказал он, — ты всегда сможешь работать, а у Скомаровского — это дело случая.

Василий знал, что это Государственный джаз-оркестр, в котором солистками были Клавдия Ивановна Шульженко и Елена Легар. Он согласился и потом долгие годы играл в этом оркестре.

У Аркадия Цырина не было таких данных, но было огромное желание учиться музыке.

— Хочу играть в духовом оркестре, — обратился он к капельмейстеру.

— Пропой что-нибудь.

Аркаша спел.

— Простучи.

Простучал.

— Просвисти.

Просвистел.

Видимо, не все удовлетворило учителя, но видя, как Аркаша старается, он сказал:

— Ладно, приходи на репетицию, будешь играть на альтушке.

И, несмотря на то, что в дальнейшем Аркадий не стал музыкантом, а посвятил себя технике, он не жалел о том, что познакомился с музыкой, с миром прекрасного.

И уж совсем неожиданно на репетицию духового оркестра пришла девочка, которая заявила, что она хочет играть в оркестре и непременно на баритоне.

— Это почему же на баритоне, а не на трубе? — улыбаясь, спросил ее капельмейстер Михайлов.

— А потому, что баритон играет ведущие партии, — со знанием дела ответила Галя.

— Ну хорошо, если у тебя такое желание, то прикреплю тебя к Николаю Бутузову, а когда выучишь гаммы, приходи на сыгровку. Хорошо?

Галя старалась изо всех сил. После вечерних занятий допоздна засиживалась в музыкальной комнате.

— Полно-те дудеть-то! Все давным-давно спят! — ворчал дворник и выгонял музыкантшу из помещения.

Гале нравился ее инструмент, она быстро освоила музыкальную грамоту, добилась хорошего звука и вскоре стала равноправным членом музыкантской команды. В библиотеке она прочла все имеющиеся там книги о композиторах, ездила в Ленинград на музыкальные вечера, а однажды, узнав, что в городе есть женский джаз-оркестр, поехала в кинотеатр «Титан», где музыкантши играли перед киносеансом.

— Вот это джаз! — восхищенно рассказывала она подругам. — Во-первых — форма, а во-вторых — как играют! В «Караване» трубачка тянула 32 такта. Не всякий мужчина так сыграет!

После этой поездки Галя задумала организовать духовой оркестр девочек.

— Ну что ж, давайте попробуем, — сказал ей капельмейстер, — прикрепим к каждой из них оркестрантов. Будет еще один оркестр.

После занятий и репетиций в репертуаре девичьего оркестра появились туш, «Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу!», несколько маршей и танцевальная музыка. Восьмого марта оркестр полностью обслуживал свой праздник, а среди зрителей, сидящих в театре, раздавались возгласы:

— Смотри-ка, девчонки играют!

— Не ври, не может быть!

— Загляни в яму, они там сидят.

Игнат ходил по зрительному залу, улыбался, а в конце вечера, поблагодарив музыканток, преподнес им пирожные.

Через некоторое время, по разным причинам, девичий оркестр распался. Только Галя продолжала играть на своем инструменте в основном оркестре.

В один из праздников краснозорьский оркестр пригласили в воинскую часть. Солдаты удивились, увидев среди музыкантов девушку, да еще с баритоном. Во время игры двое из них подошли к ней и наставили свои уши чуть ли не в самый раструб ее инструмента.

— Чудаки, да разве так слушают музыку, — подумала Галя, — и показала жестом, чтобы они отошли от нее.

Когда оркестр прекратил играть, она сказала любопытным:

— Сейчас будет вальс «Березка». Я буду солировать. Вот тогда и слушайте.

Смущенные солдаты попятились к стене и оттуда внимательно следили за Галиной игрой.

После окончания десятого класса Галина решила продолжать учиться музыке. Взяв под мышку баритон, она поехала в Ленинград, в музыкальное училище имени Мусоргского. В трамвае пассажиры удивленно смотрели на девушку с загадочным инструментом.

Разыскала училище. Поднялась на второй этаж. Открыла дверь. Напротив, за длинным столом, — приемная комиссия.

— Вам что, девушка? — спросила женщина.

— Как что? — невозмутимо сказала Галя, — я сдавать…

— Что сдавать? У нас прием уже закончен.

— Ну и что же, а я хочу у вас учиться. Послушайте меня, пожалуйста.

Последние слова она произнесла умоляюще тихо. Члены комиссии удивленно переглянулись. Наступило молчание. Тогда пожилой мужчина, сидевший в центре стола, поднялся и, обращаясь ко всем, произнес:

— А что, и правда, давайте послушаем!

Он усадил Галю на стул, подставил пюпитр, но потом сокрушенно воскликнул:

— Как же мы будем играть? У нас ведь для баритона и нот нет.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Галя. — Я с собой и этюды захватила.

— Вот и хорошо. Сыграйте, пожалуйста, вот это, — и он ткнул пальцем в ноты на пятой странице.

Галя бойко начала играть. Ее пальцы быстро нажимали один клапан за другим, а из раструба вырывался ровный, приятный звук.

— Хорошо, — прервал ее педагог. — скажите, а где вы учились?

— Как где? В «Красных Зорях».

— Это в каких еще «Красных Зорях»?

— Ну, в детдоме, — недовольно ответила Галя.

— А кто вас обучал музыкальной грамоте и игре на баритоне?

— Коля Бутузов, он ведь тоже баритонист; а музыкальную грамоту преподавал нам военный капельмейстер Михайлов. Он давно в нашем детдоме руководит духовым оркестром. За столом зашушукались, а экзаменатор, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Молодец, Коля Бутузов, хорошо обучил: и звук хороший, и техника неплохая. Ну, а синкопы можете сыграть?

— Могу, — уверенно сказала Галя и стала быстро перевертывать страницы.

— А триоли?

— И триоли могу. Хотите, я проиграю вам все этюды?

— Спасибо, не надо, — сказал, улыбаясь, преподаватель. — Мне и так все ясно.

Он подошел к столу, что-то записал в тетрадь и громко сказал:

— Положите баритон и идите в пятую и шестую аудиторию. Там вам проверят слух и ритм.

Слух оказался абсолютным. Ритм тоже.

Окрыленная успехом, Галя приехала в детдом.

— Ну как, сдала? — донимали ее подруги.

— Пока не знаю, но думаю, что поступлю.

В конце августа в училище вывесили списки будущих студентов. В оркестровом отделении значилась одна фамилия девушки, а педагог, принимавший у нее экзамены, а в дальнейшем обучавший ее, оказался знаменитым тубистом Петербурга Николаем Ивановичем Зинченко.

Наша дюймовочка

Яркое весеннее солнце врывалось в окна. Оно манило ребят на улицу, а по классу ходил учитель и рассказывал о том, как вошел Наполеон в горящую Москву.

— Ребя, — тихо прошептал Мишка, — в Нижний парк цыгане приехали. Айда туда после уроков!

Прозвенел звонок. Ученики гурьбой высыпали на улицу и побежали к Нижней дороге. Девчонки первые прибежали к незваным гостям. На поляне, действительно, стояли две цыганские кибитки, возле которых паслись лошади. Вокруг костра сидели цыгане. Они о чем-то громко спорили, размахивая руками.

— Ну и гости! — восликнул Петька Рященков.

Ему навстречу выбежала маленькая черноволосая девчушка лет шести, босая, а вместо платья на теле висели какие-то лохмотья.

— Как тебя зовут, и что ты умеешь? — спросили ее ребята.

— Танцевать, — кокетливо ответила цыганочка и пустилась в пляс. Она вскинула кверху ручки, затопала ножками, закружилась, задорно передергивая свои хрупкие детские плечики. Закончив танец, она с улыбкой обратилась к зрителям:

— Позолотите ручку!

К сожалению, в этот момент ни у кого из ребят с собой ничего не оказалось.

— А где твоя мама? — спросили ее.

— Вон там.

И она указала на высокую красивую цыганку в цветастой юбке.

— Отпустите, пожайлуста, вашу дочку к нам до вечера. Мы ее дома накормим, — обратились к ней девочки.

Цыганка, сквернув жгучими черными глазами, направилась к бородатому цыгану, и, видимо, получив разрешенеие, сказала:

— Берите, но только до вечера.

Девчата взяли цыганочку за руки и повели к заливу, там раздели ее и в первую очередь стали мыть ей голову. Цыганочка очень испугалась: она кричала, вырывалась, била ногами, но ее цепко держали. После этой водной процедуры привели ее в спальню.

— Девчонки, у кого есть домашнее платье?

— У меня, — отзвалась Вера Павлова. — Берите, оно все равно мне мало.

Кто-то сбегал на кухню. Принесли кашу и компот. Цыганочка с жадностью набросилась на еду, а в это время девочки подшили ей Верино платье, на скорую руку сшили белые тапочки, а когда надели на нее пышное белое платье и на черные кудряшки повязали большой белый бант, она стала похожа на сказочную Дюймовочку.

Приближался вечер, и гостью повели в табор. Увидев ее в необычном наряде, цыгане зажужжали, словно пчелы, и стали звать ее к себе. Она подбежала к матери и оживленно о чем-то залопотала, неустанно указывала пальцем на девочек.

На следующий день краснозорьцы решили навестить свою Дюймовочку, и каково же было их удивление, когда они увидели ее такой же, как в первый раз.

— Где же твое платье, тапочки и бантик? — допытывались у нее.

Она резко повернулась, что-то сказала по-цыгански и убежала к таким же, как она, босоногим ребятишкам.

На третий день табор покинул парк.

* * *

Одна мысль не давала Игнату покоя. «Мы сегодня выпускаем ребят, которые поступили в «Красные Зори» из многих детских домов. По сути дела, мы только перевоспитали их. А вот года через два-три закончат школу «свои» ребята, пришедшие в «Красные Зори» в 5-6-летнем возрасте. Их мы воспитывали с дошкольного возраста и до самого выпуска. Посмотрим, кто же вышел лучше — первые или вторые».

Десятую годовщину дошкольного отделения Игнат решил отметить своеобразно. На этот праздник были приглашены 60 бывших воспитанников этого отделения, но теперь уже обучавшихся в 7 и 8 классах. Их посадили за те же столы, за которыми они сидели десять лет тому назад. Конечно, их колени были выше стола и оттого они все сильно конфузились.

Вот сидит курносая, чернявая, теперь уже восьмикласница, Нина Гордеева. Ее карие глаза искрятся задором, этакой жаждой все увидеть и узнать. Игнат искоса наблюдает за ней. Как и 10 лет назад, она сидит на том же месте и так же много и живо разговаривает. Нелегко далось ее воспитание: уж больно шаловливая и бесстрашная… Вот и вчера залезла в малинник, а овчарка Рекс вместо того, чтобы залаять, ласково облизала ее лицо, вымазанное ягодой.

Рядом с ней Дина Аксенова — теперешняя виолончелистка — и Сережа Колесников, у которого недавно обнаружился прекрасный голос. Дальше Володя Лебедев — трубач, Мила Иванова, уже занявшая прочное место первой скрипки в оркестре, Лиза Зудина и Нина Сидорова, Коля Костров, худенькая Валя Ткачук… Кем они станут после выпуска из «Красных Зорь»? Уж они-то будут помнить нас всю жизнь — уверен! А то, что шалили, бедокурили, — не страшно. Какие дети в самых строгих семьях не шалят? Ох, и люблю я этих девчонок и мальчишек! Сколько их прошло через «Красные Зори», а вот помню всех до одного. Порой и хотел бы позабыть кого-либо из воспитанников, отправленных в свое время в ремесленные училища за плохую успеваемость и дисциплину, ан нет, и он остался в памяти, улыбается, сердится или хнычет. Эх, пока помню, нужно бы переписать всех по алфавиту. Пожалуй, на стрелковую дивизию хватило бы…

Праздничный обед прошел весело. На нем Игнат рассказал интересную историю воспитанника Азиза Ишанкуля.

Азиза подобрала экспедиция Академии наук. Маленький таджик пристал к ней на привале в горах и не хотел уходить. Академики привезли Азиза в Ленинград и устроили в школу-колонию. Тут не было гор, солнце было холодное. Не понравился Азизу размеренный распорядок жизни в колонии. Но самый большой враг у него был Чи-бо, мальчишка-кореец. Он раздражал Азиза и своим спокойствием, и своим добродушием, а главное — он был самый лучший колонист.

Азиз нарочно мазал свое пальтишко мелом, делал обратное тому, что говорили учительница или Чи-бо, отбирал у слабых игрушки, шумел в столовой. Он решил доказать всем ребятам, что он, а не Чи-бо самый смелый, сильный и ловкий в классе. Но для этого надо было прежде всего уронить достоинство корейца.

Однажды, когда Чи-бо заступился за американца Джона Рида, которого таджик обидел, глаза у Азиза сузились и он со всего размаха ударил мальчика по лицу. Через минуту Азиз оказался на траве. Над ним склонился Чи-бо. Руки его крепко прижимали Азиза к земле. Вокруг стояли ребята.

Это был позор.

Азиз хрипел от злости, стараясь вырваться и укусить Чи-бо, но тот неожиданно отпустил его и спокойно отошел в сторону. Азиз остался лежать на земле, закрыв лицо руками. Лежал час, другой. К нему по очереди подходили ребята. Митя даже обещал подарить ему свою красиво выстроганную ореховую палку. Пришел дежурный. Азиз не вставал и не плакал, только сверкал глазами.

Позвали учителя.

— Вставай, Азиз. Чи-бо на тебя больше не сердится. Вставай, скоро обед.

— Не встану, все равно самый сильный — я.

— Нет, Азиз, ты не самый сильный. Но ты будешь сильным, если перестанешь обижать ребят и будешь слушаться учителей. Вот тогда тебя все будут уважать.

Сговорились на том, что он не самый сильный, но самый ловкий. Это было верно. Никто так быстро не бегал по парковым аллеям, как Азиз, и никто так ловко не прыгал через рвы.

Азиз встал. Он еще прятал глаза, но злость уже прошла. За обедом он вел себя хорошо и даже отдал кусочек своего сахара маленькой Оле.

А вечером учитель рассказывал Азизу очень интересную сказку. Азиз хорошо запомнил ее и потом пересказывал ребятам. Когда он уже совсем успокоился, то упрямо произнес:

— «Красные Зори» — мой дом, но сначала я заберу Красное знамя, которое от нас передали 9-му классу!

Все засмеялись упорству мальчика, который пытался спрятать переходящее знамя, чтобы не отдавать победителям в социалистическом соревновании.

Рядом с Азизом сидели невозмутимые американец Джон Рид и кореец Чи-бо. Они улыбались и не сердились на бывшего обидчика.

* * *

В конце рабочего дня Игнат вызвал воспитательницу подготовительной группы Екатерину Витальевну Попову.

— Вот что, уважаемая Екатерина Витальевна, сдавайте-ка свою группу да беритесь за первый класс! Вы и так уже почти шесть лет с малышами. Пора выходить на большую педагогическую дорогу! Вот список вновь прибывших ребят. Их пока четырнадцать. За лето, видимо, еще прибудут. Присмотритесь! И знаете, Екатерина Витальевна, как ни странно, они все с улицы!

Тетя Катя, как любовно звали ее дошколята, встретила прибывших. Ребята как ребята, разве что возраст разный: 8, 9, и даже 13 лет. Разнились они и по росту, и по физическому развитию. Приятное впечатление производил 13-летний Коля Яковлев. Это был красивый, опрятно одетый и очень вежливый мальчик. Каково же было ее огорчение, когда из беседы с ним она узнала, что этот красивый мальчик просидел четыре года в первом классе, что он много раз убегал из детских домов и даже — как он спокойно сказал — убил человека! На вопрос учительницы, почему же он так часто убегал из детских домов, Коля томно вздохнул:

— Я вольная птичка и без воли жить не могу!

В Ленинград он приехал из Красноярска в мягком вагоне, сказав проводнику, что отстал от родителей. Затем был задержан на Сенном рынке при продаже каких-то вещей. Дней через десять, гуляя с группой ребят, Екатерина Витальевна заметила исчезновение Коли Яковлева и двух других мальчиков, а когда заглянула за куст, то обнаружила беглецов, которые старательно, с помощью Коли, делали себе татуировку. Об этом она доложила директору. Игнат встревожился. За весь период существования «Красных Зорь» подобного не случалось.

А еще через неделю тетя Катя, зайдя утром в спальню мальчиков, увидела пустую постель Коли Яколвева и аккуратно сложенное казенное белье, на котором лежала записка: «Вы меня простите, тетя Катя. Я больше не могу! Воля меня тянет… К. Яковлев».

Да, он честно убежал, не украл ничего казенного. Игнат реагировал внешне спокойно:

— Ну что ж, поймают, — привезут, а не поймают, — попозже попадет за решетку!

На общешкольном собрании он рассказал ребятам об этом позорном случае, подчеркнув, что побегов из «Красных Зорь» до сих пор не было.

По-разному отнеслись краснозроцы к этому проиcшествию. Старшеклассники взяли вину на себя: «Эх, проморгали. И как это мы сразу не разглядели шалопая под его вежливой личиной!». Иные реагировали по-своему: «Вот нутром чувствовал, что сволочь, а по шее не успел съездить! Небось сразу бы забыл «волю»!

А Игнат долго не мог заснуть. Он сравнивал голодных беспризорников давних лет c такими, как этот Яковлев. Первые шли на улицу в поисках еды, — просто ради куска хлеба. Этот же — совсем другого сорта. Одного хлеба ему, оказывается, мало, — ему подавай мягкие вагоны и так называемую волю: волю свободного передвижения, «волю» воровства, и хуже того — «волю» преступления.

* * *

Агроном доложил Игнату о бедственном положении капусты, на которую напала тля.

День выдался холодный и дождливый, но все краснозорьцы, от мала до велика, под духовой оркестр, вышли на работу. Игнат объяснил им, как надо давить тлю, не повреждая листа, и заключил:

— Сейчас мы будем давить паразитов и тем спасать урожай, а оркестр пусть нас веселит!

Острые ребячьи глаза быстро находили скопления черных точек — капустной тли. Сотни рук безжалостно давили ее. Дождь не переставал, но ни один человек не ушел с поля. На машине привезли еду. И только после того, как последние ряды капусты были обработаны, краснозорьцы, усталые и мокрые, под музыку зашагали домой.

Да, добрая краснозорьская привычка доводить начатое дело до конца и на этот раз сыграла свою конструктивную роль.

Теперь Игнат по-иному смотрел на мальчишек старших классов, подолгу беседовал с ними об их дальнейших планах и мечтах. Из второго выпуска десятилетки в военные училища ушло много ребят — тех, кто занимался в кружке спортивной гимнастики, был физически сильным. Заметив, что многих ребят влечет авиация, Ионин решил, что для них необходим планерный кружок, и ждал лишь подходящего момента для его организации.

* * *

Она стояла в Белом зале стройная, пушистая, высокая, до самого потолка, наряженная сотнями блестящих игрушек, флажков, с электрическими лампочками и красной звездой. Когда включили электричество, то лампочки вспыхнули ярким светом, который переливался огнями радуги в огромной люстре, висящей в центре зала. Это было необыкновенно красиво!

Гремела музыка двух духовых оркестров, в зал входили герои сказок и литературных произведений.

Вся процессия двигалась под звуки «Торжественного марша» Мендельсона вдоль зеркальных стен зала. Потом Дед Мороз и Снегурочка открыли Новогодний праздник.

Ребята в масках и костюмах Евгения Онегина, Ленского, Ольги, Татьяны и других персонажей из литературных произведений читали свои монологи, пели арии, исполняли старинные и современные танцы. Всем особенно понравилась мазурка в исполнении Тамары Лоренко и ее партнера.

Паня Данилова и Дуся Израилева уговаривали Сергея Иванова дать возможность выступить им с цыганским танцем…

— Что же вы раньше мне об этом не сказали? — удивился тот. — Ну, быстренько выходите!

Дуся, внешне напоминая цыганочку, с бубном вышла в круг.

Паня в роли цыгана, в красной рубахе, с подведенными жженой пробкой усами и бородой, — за ней. Плясали девушки здорово, от всей души. Зрители хлопали и смеялись, поддерживая танцоров радостными восклицаниями. Нина Петровна улыбалась, а Игнатий Вячеславович хохотал до слез, поджимая руками живот.

— Спасибо вам большое, спасибо, дорогие, потешили! Молодцы! Желаю вам счастья в Новом году! — сказал он исполнительницам танца.

— И вам тоже, Игнатий Вячеславович, желаем крепкого здоровья и долгих лет жизни!

Игнат задумался. «Крепкого здоровья? Вот его-то у меня и нет».

После смерти старшего сына Вячеслава Ионин заметно сдал. И хотя делал неимоверные усилия над собой, чтобы оставаться таким же, каким был прежде, краснозорьцы своими детскими сердцами чувствовали, какое горе переживает их директор. Все чаще и чаще посещал он опытного врача, который ему настойчиво рекомендовал кумысолечение и во время разговора с которым он все чаще отходил в сторонку, чтобы откашляться. Но с ребятами директор оставался таким же энергичным и требовательным.

«Эх, дотянуть бы до двадцатой годовщины «Зорь», — думал Игнат, — а там можно и передать эту хлопотливую директорскую должность, а самому вести только педагогику в агропедтехникуме да обобщить бы в печати накопленный опыт школы-колонии. А кому передать?».

Нет, не думал он еще об этом.

«Может, Сергею Константиновичу Иванову, этому ребячьему комиссару? А что? Вполне подойдет. Еще пару лет поднатаскать его, чаще оставлять за себя, проверять, контролировать, а главное — помочь мыслить масштабно. И пойдет! Правда, в облоно смогут воспротивиться и своего кандидата прислать. Это у них очень даже просто получается. Поживем — увидим. Отстоим своего директора, уверен! Ведь нет вопросов, которые нельзя было бы разрешить, если они уже назрели и настойчиво стучатся в двери жизни».

Вот, например, еще недавно перед детскими домами стоял весьма трудный и, казалось бы, неразрешимый вопрос: воспитанники могли находиться в детском доме только до 16 лет, а там — паспорт в зубы и в жизнь! Это было неправильно, так как ребята с улицы приходили в первый класс уже переростками и до определенного возраста не успевали получать законченное среднее образование. Долго Ионин думал, доказывал, искал выход. Шло время, и вот все же теперь вопрос разрешился. Да еще как! Народный комиссар просвещения принял специальное решение: «Разрешить Ленинградскому гороно, в изъятие из общего положения, оставлять в школе-колонии «Красные Зори» воспитанников детского дома до окончания ими средней школы и направлять в «Красные Зори» одаренных и успешно окончивших 7 классов воспитанников из других детских домов».

Бессмертен в людях труд учителя

Подбору кадров учителей Ионин придавал большое значение. Приглашая к себе на работу педагога или воспитателя, после ознакомления с их документами, он подробно расспрашивал каждого:

— А что вы умеете делать, кроме преподавания своего предмета?

— Ну, знаю языки: немецкий, французский.

— А еще что?

— Могу шить.

— Это хорошо. А еще?

— Немного играю на рояле.

— Это замечательно! Ну, а что еще можете делать и что хотели бы делать?

Так, учительница русского языка и литературы Евгения Александровна Гольбек пришла в «Красные Зори» вместе с мужем Ричардом Эрнестовичем в 1922 году. Когда Игнатий Вячеславович выяснил, что Ричард Эрнестович — учитель истории и немецкого языка — играет на рояле и виолончели, он тут же обратился к его жене с вопросом: «Ну, а вы, уважаемая Евгения Александровна, какими талантами обладаете?»

Она ответила шуткой:

— Я просто жена талантливого мужа.

— Надо полагать, достойная жена? — в свою очередь пошутил Игнатий Вячеславович. — А значит, конечно, что-нибудь можете? Напрасно скромничаете. Это все равно проявится.

Первые краснозорьские педагоги не пасовали перед трудностями. В своих мечтах и планах они были устремлены в будущее. Они верили в реальность своих планов и сумели вселить эту веру в сознание воспитанников.

Много времени они уделяли эстетическому воспитанию своих подопечных. Впервые с миром прекрасного ребят познакомила учительница музыки Евгения Степановна Острогская, открывавшая вместе с Иониным школу-колонию. Она же впоследствии создала кабинет естествознания и разработала методику обучения на материалах сельскохозяйственного производства. А когда была принята фронтальная комплексная программа «Пруд», то она научила своих учеников вылавливать из воды различных представителей фауны, в том числе и планктон. Каждый из ребят стремился поймать самого крупного карпа и принести его на урок зоологии.

На уроках математики Веры Никифоровны Георг учащиеся производили эккерную съемку пруда, промеряли его глубину и вычисляли объем, а на уроках литературы они поместили в специальный альбом описание прудов в произведениях Н. М. Карамзина, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова и других классиков.

На занятиях обществоведения перед ребятами вырисовывалась картина тяжелого подневольного труда, наглядным примером являлся Большой пруд в «Михайловке», который был вырыт крепостными вручную, без каких-либо технических средств. Среди первых организаторов «Красных Зорь» был и Ричард Эрнестович Гольбек. На своих уроках он читал в лицах трагедию Софокла «Антигона», а затем поставил ее на краснозорьской сцене. Впоследствии были осуществлены также спектакли «Гибель Надежды» Гайерианса, «Романтики» Ростана, «Вильгельм Телль» Шиллера, «Овод» Войнич.

В первые годы, когда не было учебников и пособий, Ричард Эрнестович рисовал на доске по памяти контуры стран и целых континентов. Он был инициатором создания в колонии симфонического оркестра. Вместе с учителем химии и скрипачом Иваном Станиславовичем Сонхоцким купили за невысокую плату новенький контрабас, затем приобрели виолончель, собрали все имеющиеся музыкальные инструменты у учителей и стали обучать своих воспитанников, которые с величайшим старанием после уроков или сельскохозяйственных работ постигали азы музыкальной грамоты и технику игры на избранном инструменте.

Однажды Сережа Куманичкин заявил Ричарду Эрнестовичу:

— Не хочу играть на альтовой скрипке. Неинтересно. Первые скрипки всю мелодию ведут в оркестре, а мы что? Только дополняем их.

— Это не совсем так, Сережа, — сказал ему учитель и, взяв в руки альтовую скрипку, обратился уже ко всем ребятам. — Я сыграю вам отрывки из альтовой сонаты Глинки, и вы услышите, как звучит этот инструмент.

Игра продолжалась недолго. Оркестранты внимательно следили за скрипачом, за тем, как широко водил он смычком по струнам. Затем Ричард Эрнестович проиграл эту же мелодию на верхних регистрах прима-скрипки, с тем чтобы сравнить ее с альтовой.

— У каждого инструмента есть свои достоинства, и должен сказать вам, ребята, что Бах тоже играл на альтовой скрипке и никогда не предъявлял к ней претензий.

Видимо, этот урок пошел на пользу Сергею и он на протяжении многих лет не изменил своему инструменту.

Ричард Эрнестович не только прекрасно играл на клавишных и смычковых инструментах, но и сочинял музыку. Ближайшим помощником ему стала его жена — Евгения Александровна — преподаватель русского языка и литературы; она писала стихи, песни и тексты к сказкам. Их совместная работа привела к созданию детских опер «Колобок» и «Пряничный домик».

Режиссером драматического кружка стала Евгения Александровна.

Не менее интересными были и ее уроки. Их она начинала так: …Десять часов утра. Пушкин собирается на прогулку, перед этим он заходит к няне, Арине Родионовне, справляется, здорова ли она…

Далее учительница подробно рассказывала ученикам, в какой обстановке, под каким впечатлением и с каким настроением поэт создавал то или иное свое произведение. Учащиеся работали на уроке с увлечением. Часто исполнялись в ролях стихи и поэмы. В тетрадях по сочинению разрешалось делать иллюстрации, что способствовало эстетическому восприятию изучаемого произведения. Лучшие сочинения зачитывались в классе, а затем помещались в школьный альбом.

Евгения Александровна предложила проводить диктанты в старших классах перед началом вечерних занятий. Эта форма подняла грамотность выпускников.

В числе первых преподавателей школы-колонии была и учитель математики Зинаида Алексеевна Бобрик. Она была к тому же прекрасной пианисткой. Ее часто можно было видеть в Белом зале среди ребят. Когда она исполняла «Лунную сонату» Бетховена, лицо ее преображалось, длинные тонкие пальцы уверенно скользили по клавишам инструмента, а большие карие глаза светились каким-то особым блеском. Казалось, она вся уходила в прекрасное царство музыки.

На уроке Зинаида Алексеевна была требовательной и не терпела вранья. Учеников старших классов она называла на «вы»:

— Афанасьев Миша, — неожиданно вызывала учительница, — идите к доске и повторите условие задачи.

Миша нехотя вышел и стал припоминать… Он сдвигал свои черные брови, осматривая углы, потолок, топтался с ноги на ногу и, наконец, выдавил:

— Я не запомнил условие задачи.

Педагог поняла, что он говорит неправду.

— Садитесь, — спокойно сказала она, — если вы решали задачу, то ее условие должны помнить не только днем, но, если вас разбудят, и ночью. Завтра я вас обязательно спрошу.

Зинаида Алексеевна уважительно относилась ко всем ребятам и всячески старалась, чтобы и средние ученики хорошо знали ее предмет.

— Лидочка Зайцева, за сегодняшний ответ я поставлю вам точечку, но завтра вы мне ответите этот и новый материал. А кто решит эту задачу другим способом и гораздо проще? — ласково обращалась она к ученикам.

Одаренных учеников Зинаида Алексеевна знакомила с основами высшей математики. Инспектор гороно, посетивший «Красные Зори», обнаружил, что знания по математике у Полушкина, Гуричева, Лось, Журавлевой равнялись знаниям студентов первых курсов технических вузов.

Наиболее ответственная задача ложилась на плечи учителей-биологов. С момента образования колонии ее организаторы решили совмещать учебу и воспитание учащихся с сельскохозяйственной практикой. Если в первые годы учителя-естественники использовали простейшие наблюдения над природой, то в дальнейшем их программа расширилась за счет возросшего хозяйства, состоявшего из нескольких отраслей.

Читались биологические дисциплины по стройному комплексному плану. Таким образом сельское хозяйство в «Красных Зорях» было биологизировано, а биология, если можно так выразиться, агрономизирована. Чтобы практически подкреплять навыки по естествознанию и обеспечивать при этом действенную связь с основами производства всех отраслей, учащиеся прикреплялись: 4-й класс — к птицеводству, 5-й — к огородничеству (овощеводству), 6-й — к животноводству и рыбоводству, 7-й — к семеноводству и пчеловодству, 8-й — к кормодобыванию и учету, 9-й — к общей организации хозяйства.

Не только учителя биологии, но и специалисты-руководители отраслей осуществляли вместе с ребятами программу наблюдений, ставили различные опыты, работали над отбором и выведением новых сортов семян и злаковых культур. Все это учитывалось в дневниках и обобщалось.

Чтобы вести такую большую работу, учителя биологии и руководители отраслей изучали агрономию, ездили на сельскохозяйственные опытные станции, в питомники, в учебные хозяйства специальных сельскохозяйственных учебных заведений, занимались на биологической станции Ленинградского государственного университета в Петергофе, организовали поездку к известному в нашей стране селекционеру Ивану Владимировичу Мичурину.

Учителя-биологи не только учились сами, но и щедро отдавали свои знания ученикам. Так однажды преподаватель естествознания Василий Андреевич Мохов привел учащихся девятого класса в парк, подвел их под липовое дерево и предложил:

— Найдите, пожалуйста, два совершенно одинаковых листочка.

— Для чего это нужно? — недоумевали ученики.

Принялись искать. Раскапывали листья под деревом, срывали с нижних веток, ловили падающие и все время прикладывали листок к листку, но сколько ни примеряли, ни у кого не получалось так, чтобы зубчатые каемочки одного листочка совпали с другим. Это и нужно было учителю, чтобы на примере большого количества листьев доказать диалектику природы.

— Все в природе изменяется, — пояснил он, — и ничто не повторяется, точно так же, как нельзя в одной реке выкупаться дважды. Не зная диалектики, невозможно не только правильно разобраться в законах природы, но и в законах развития человеческого общества.

Чтобы привить ребятам любовь к природе и расширить их познания, Василий Андреевич организовал кружок юннатов, в который записались Шура Григорьев, Вера Петрова, Светлана Шарыпина, Нелли Силь, Саша Федоров, Зоя Демидова, Леша Вальков, Люся Кузнецова. Недалеко от Большого пруда они разработали делянку, на которой стали выращивать цветы, овощи, ягоды и злаковые культуры. Юннаты научились ухаживать за растениями, следить за тем, как влияют подкормка и продолжительность светового дня на развитие и рост растений, изучали разные приемы агротехники. Они наладили связь с юннатами других хозяйств, познакомились с известными учеными-селекционерами Цыциным и Державиным. Экспонаты, выращенные на учебном участке, демонстрировались на различных сельскохозяйственных выставках.

Василий Андреевич навсегда привил любовь к хлебному злаку Саше Федорову, ставшему впоследствии доктором сельскохозяйственных наук. Будучи в командировке в Казахстане, Александр Константинович неожиданно услышал имя Василия Андреевича Мохова. Стал выяснять. Оказалось, что его школьный педагог после войны вернулся к своему любимому делу и внес большой вклад в освоение целинных земель и в выращивании новых сортов пшеницы на них.

Преподавательница естествознания Ираида Александровна Пугина была большим специалистом по цветам. Совершая с ребятами экскурсию по саду, она останавливалась у каждого цветка:

— Смотрите, ребята, вот это маттиола седая, или левкой. У него цветки собраны в соцветие-кисть, напоминающее соцветие сирени. Левкои бывают раскидистые, пирамидальные, букетные, с бело-розовыми и лилово-розовыми оттенками и просто белые. Говорят, что эти цветы символизируют чистоту и нежность. А это вот астра. Вы, наверное, ее знаете?

— Конечно, знаем, — загалдели ученики.

— Посмотрите, какие у нее листья, — темно-зеленые, а цветы — корзинка. Обратите внимание на ее окраску: красная, белая, розовая, светло-лиловая, кремовая. А это гвоздика турецкая. Темно-красная, ароматная — называется «Гренадин», а темно-розовая — «Дездемона».

— Ну и названия! — удивлялись ребята.

— Вот это флоксы, а дальше гладиолусы. Какая гармония красок!

— А это что за елочка? — спросила Ксана Гурьева.

— Это спаржа. Высота ее достигает полутора метров. Далее цветут пивяник, или ромашка садовая, незабудки, ландыши и другие цветы.

Ученики внимательно слушали характеристики цветов, и им казалось, что их ведет опытный экскурсовод по аллеям Ботанического сада.

За молодым преподавателем физики Василием Александровичем Осипенко ребята, можно сказать, ходили по пятам. Они могли разбудить его ночью, чтобы он помог разобрать сложную шахматную задачу или разрешить спор: какая футбольная команда выиграет в предстоящих соревнованиях. Любознательный Леша Богданов заявил Валькову, что он увидел новую звезду, но название ее не знает. После вечерних занятий оба Алексея отправились к Василию Александровичу домой и уже втроем поздним вечером вышли на открытую поляну у реки Шинкарки.

— Вот видишь, Леша, — сказал учитель, показывая на звездное небо, — звезда, о которой ты говорил, не что иное, как звезда из треугольника созвездий Лиры, Лебедя и Орла, и находится она в северо-западной части неба. Звезды нашей Галактики проходят свой эволюционный путь: одни из них рождаются, другие умирают. В области Галактики образуются новые звезды. Семизвездия ковша Большой Медведицы и Малой Медведицы — незаходящие. Их зимой всегда можно увидеть. Этот случай побудил Василия Александровича познакомить с астрономией всех желающих. В разные месяцы и времена года он выводил их на улицу и долго рассказывал о происхождении небесных тел. Через некоторое время его ученики могли самостоятельно «читать» звездное небо, наблюдать, как падают метеориты, сами определяли местонахождение светящихся планет и знали их названия.

Учитель физики подавал учащимся пример аккуратности. Он не начинал урока, если на полу в классе оказывалась хотя бы одна бумажка. Он не делал никому никаких замечаний, никого ни о чем не просил, а сам спокойно поднимал ее с пола и бросал в корзину. Ребята понимали намек и следили за чистотой в помещении.

Тимофей Иванович Пятков преподавал математику. Этот спокойный, симпатичный мужчина обладал своеобразным юмором и применял его с большим педагогическим тактом.

Случайно Дима Леднев опоздал на его урок. Постучал, спросил разрешения войти и вдруг услышал:

— Ты уж извини, брат, что урок без тебя начали. Я говорил ребятам, давайте подождем Леднева, а они ни в какую. В другой раз подождем обязательно.

Виновник стоял у дверей и сгорал от стыда.

Выпускник Ленинградского педагогического института имени Герцена Николай Сергеевич Сивцов, преподававший русский язык и литературу в старших классах, по-иному реагировал на поведение учащихся. Человек уравновешенный, он отличался удивительным терпением и доброжелательностью. Бывало, откинет со лба светлый прямой чуб, посмотрит на ученика через свои круглые очки с доброжелательной улыбкой, и тот сразу понимает: принимает учитель его ответ или придется ответить этот вопрос в следующий раз.

В 1925 году родилась и жила долгие годы традиция отмечать юбилей учителей, проработавших 5, 10 и 15 лет. Это приурочивалось к какому-нибудь празднику, вечеру или концерту. С приветствием на сцену кинотеатра выходил Игнатий Вячеславович.

— Дорогие товарищи, — обращался он в зал, — сегодня мы поздравляем с юбилеем нашего учителя рисования Петра Никитовича Ушакова. Однако он не только учит ребят рисовать, — он учит их фотографии, переплетному делу, а недавно организовал кружок киномехаников. Пожелаем же ему здоровья и успеха во всех его делах.

Зал дружно аплодировал. Юбиляру ребята преподнесли грамоту и цветы.

Добросовестный труд учителей приносил свои плоды. Ежегодно он вознаграждался успешной сдачей экзаменов и поступлением большинства выпускников-краснозорьцев в ВУЗы и техникумы.

Педагогический коллектив был удивительно работоспособный, на редкость одаренный, умеющий, помимо своих предметов, талантливо вести внеклассную работу. Учителя часто приглашали учеников к себе в гости. В домашней обстановке доверительно беседовали, угощали лакомствами, учили шить, кроить, гладить. По пятницам они устраивали для воспитанников музыкальные вечера, на которых звучала классическая музыка.

В двадцатые годы в «Красных Зорях» уже существовала кабинетная система с наглядными пособиями, изготовленными руками ребят. Накопления отраслевых кабинетов использовались на уроках в качестве дополнительного материала.

Педагоги «Красных Зорь» отдавали детям всю щедрость своего таланта. Их труд не пропал даром. Выпускники-краснозорьцы своими судьбами подтвердили крылатую фразу: «Бессмертен в людях труд учителя».

Репрессия

Кто же он такой, Игнатий Вячеславович Ионин, в 26 лет ставший директором школы-колонии «Красные Зори»? Худощавый, небольшого роста брюнет с небольшими усиками и бородкой клинышком. Его выразительные серые глаза смотрели на собеседника исподлобья, иногда иронически, вопрошающе, чаще изучающе, но всегда внимательно. Не каждый мог выдержать этот взгляд. Многие из воспитанников серьезно верили в то, что он без труда читает их мысли, и в таком случае сказать неправду ему было просто невозможно. Он редко носил костюм, чаще толстовку, подпоясанную тонким ремешком. С первых дней Ионин начал уничтожать слово «мое» в разговоре голодных, озлобленных детей и заменять его более важным — «наше». Слово «сирота» он не любил и старался в детской среде не употреблять.

Когда в «Красные Зори» привозили ребят из Центрального детского распределителя или из других детских домов, он брал от сопровождающего папки с личными делами, клал их в шкаф и, обращаясь к детям, говорил:

— Пусть лежат там. Это все в прошлом, а для вас, ребята, начинается новая жизнь.

На педсовете это был умный, целеустремленный руководитель, умевший каждого выслушать, умевший в чем-то убедить своих коллег и увлечь их на решение поставленных задач.

Исключительное значение Ионин придавал отчетам педагогов. Он требовал отчет не устный, а в письменном виде. В нем должны были быть отражены как учебный процесс, так и внеклассная работа. При подготовке к отчету он рекомендовал обращаться не только к классным журналам, но и к собственным дневникам педагогов, которые советовал вести в течение всего учебного года.

Никаких учебных пособий или книг о том, как создавать школу нового типа, на заре Советской власти не было. Ионин шел наощупь, сердцем и умом доходя до той системы, которая с годами достигла совершенства. Составляющими его педагогических убеждений являлись: связь школы с жизнью, труд, коллектив, учеба и эстетическое воспитание.

Это он повесил лозунг, который его воспитанники запомнили на всю жизнь: «Если ты не можешь, это значит, ты не хочешь!». Его принципом было: «Каждому все!». Он воспитывал своих питомцев гармонически развитыми людьми.

Был ли Ионин добр? И да, и нет. К нарушителям дисциплины он был строг, даже иногда беспощаден. Не выносил лжи, обмана и воровства. Самым грозным приказанием было:

— Наверх!

Это означало, что провинившийся должен стоять около его квартиры, расположенной на втором этаже дома, и ждать наказания.

У Ионина было два сына: старший Вячеслав и младший Константин. Когда они были маленькими, за ними приглядывала няня Зося и младшим воспитанникам не возбранялось приходить в семью директора поиграть с его детьми. Став школьниками, Слава и Костя приобрели равные права с краснозорьцами, и если проказничали, то наказывались в одинаковой мере с ними!

Однажды Костя Ионин и его одноклассник Саша Федоров палками сбивали каштаны, чтобы ими кидать друг в друга. Как обычно, неожиданно появился Игнатий Вячеславович. Он взял обоих за руки и привел к своему кабинету.

— Вот постойте тут и подумайте, правильно ли вы себя вели, — сказал он. — Стойте до тех пор, пока я за вами не приду.

Через два часа оба «вредителя» зеленых насаждений были отпущены после соответствующей беседы, но они на всю жизнь запомнили, как бережно нужно относиться к природе.

Особенно много хлопот доставляли директору «новенькие».

— Вон вчера опять пекли картошку в амосовских печах. Да что там картошка! Задохнуться могут. Был же случай, когда Жора Писарев чуть не погиб от дыма, даже кровь горлом шла, — сокрушенно говорил он жене.

А когда однажды группа старших подростков убежала с уроков в Петергоф, а младшие под влиянием указанных старших разорили учебный улей и съели аварийный запас меда, Ионин не выдержал. На педсовете он со всей резкостью поставил вопрос о создании отдельных групп из переростков. Получив разрешение от губоно, Игнат организовал младшую, среднюю и старшую группы. Утром старшие учащиеся (переростки) работали в мастерских или на сельхозработах, а вечером учились по программе, рассчитанной на овладение учебным материалом в объеме семи классов, после чего их устраивали в ФЗО или на производство.

Зато к ребятам — застрельщикам всего хорошего Ионин был неизменно добрым и внимательным.

Он любил и понимал симфоническую музыку, радовался успеху молодых исполнителей.

— Ничего, ребята, — заверял он, — будут у нас в оркестре и духовые инструменты. Дайте только срок! Мы еще яхту и буер приобретем!

Пожалуй, особенно интересно было наблюдать общение Ионина с воспитанниками. Так в ходе беседы с малышами он мог артистически изобразить любого из них. Ребятишки заливались смехом и с удовольствием слушали наставления своего заведующего. С ними он иногда играл в прятки, — однажды даже залез на шкаф. Поиграет, поиграет, а потом скажет:

— Ну, ладно. Вы тут играйте, а я пошел, у меня дела…

Со старшеклассниками он говорил серьезно, но для разрядки мог отпустить шутку и тем неизменно вызывал всеобщее веселье.

Однажды он поймал ребят, играющих в карты (а карты в школе были запрещены).

— Во что играли?

— В дурака.

— Сразу видно, — умные не стали бы играть в такую игру.

На собрание он мог принести из спальни подушку с разорванной наволочкой, огромную тыкву с надписью «Внутри семена» или, взяв под руки Нину Гордееву и Веру Мокрову с венками из клевера на голове и смешно прохаживаясь с ними под руки перед ребятами, говорить:

— А что, если мы все, 600 человек, наденем вот такие веночки, то что тогда будут есть наши бедные коровушки?

Самое главное, что никто из ребят на его критику не обижался, потому что она была справедливая, а значит всеми правильно понимаемая.

Был случай, когда десятиклассники после занятий играли в классе в чехарду. Ионин, скрестив на груди руки, наблюдал за ними из окна и от души хохотал.

В 1936 году на выборах в местные Советы Ионина единогласно избрали депутатом в Ижоро-Знаменский сельский Совет, и теперь ему часто приходилось бывать у своих избирателей. А когда в «Красных Зорях» была выведена девятиколосная пшеница, то потянулись туда все жители окрестных деревень, чтобы посмотреть на это чудо.

Спокойно работать не давали разного рода комиссии и инспекции. Помимо Географического музея, «Михайловка» привлекала и другие организации. Тогда Ионину приходилось отбиваться от них, обращаться в вышестоящие инстанции, отстаивая свое детище.

— И как это я подчинился дикой бумажке, — говорил он Нине Петровне, — и отдал часть помещения для временного размещения ЛСПО (Ленинградской станции передового опыта), которая задумала потом занять и все остальные здания? Хорошо, что Сергей Константинович через Горарбитраж сумел выдворить «временных» гостей, но на это ушло около восьми месяцев! Поистине надо держать ухо востро! Вон уже ходят слухи о занятии «Михайловки» Промкомбинатом, кронштадтским Коопхозом и Садогорвинтрестом. И что это им дались наши «Красные Зори»! А на предложение одного из инспекторов гороно обнести территорию «Красных Зорь» забором Ионин категорически заявил:

— Никаких оград и замков у нас не будет. Если нет ограды, не будет и желающих убежать.

Где-то за полгода до 18-й годовщины «Красных Зорь» Ионин проводил совещание учителей. Когда все приглашенные расселись в канцелярии, Игнат поднял газету «Ленинские искры» и спросил:

— Товарищи, все ли прочитали заметку о «Красных Зорях» в сегодняшнем номере?

Выяснилось, что газету никто еще не видел. Тогда он зачитал корреспонденцию М. Соловьева, озаглавленную «Кандидаты на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку».

За Стрельной, на правой стороне Петергофского шоссе, раскинулся Михайловский парк. Птицы ведут весенние разговоры. Пахнет прошлогодним прелым листом и смолистой хвоей.

Еще лучше будет летом, когда вернутся из заморских путешествий ласточки, стрижи, зяблики, закукует кукушка. В красных кустах — корнусе — запоют соловьи. А в прудах оживут и заплещутся форели и зеркальные карпы. За стволами огромных дубов, сосен, берез и осин, еще не покрытыми листьями, виднеются высокие колонны дворца с зеркальными окнами. Советское правительство отдало дворец со всеми строениями школе-колонии «Красные Зори». Вся страна готовится к Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Готовятся к ней и в «Красных Зорях».

Девочки работают в оранжереях. Вера Изотова, Нюра Петухова, Настя Шептунова, Лида Эрлих, Галя Тийк и Шура Тарасова выращивают зимние комнатные цветы: олеандры, герани, гортензии, цинерарии. Распикированы левкой, гладиолусы, настурции. Высеяны львиный зев, лобелии, цинии, бордюрные цветы. В четырех залитых солнцем оранжереях больше двухот пятидесяти сортов разных растений. Надо за всеми приглядеть. Недавно на гортензии напала тля. Цветы окурили табачной пылью, и листья почернели. Девочки каждый день осторожно обмывали гортензии водой.

Тут же кустится зеленый лук, зреют клинские огурцы. Взошли перцы, баклажаны. Рассада томатов большая, крепкая. Томаты будут привиты на картофеле: на корнях вырастут клубни, а на зеленых ветках — томаты.

Вася Гуричев, Гриша Сокуренко, Геня Наумник, Митя Зверев и другие ребята набивают парники навозом и землей. В парниках вызревают гигантские тыквы и кабачки.

Цветы и овощи в хозяйстве очень хороши. Каждый год сельские жители покупают здесь семена и рассаду. В этом году лучшие растения будут отправлены в Москву на выставку. Но лучший экспонат, по мнению самих ребят, это четырехметровая модель школы-колонии «Красные Зори», изготовленная ребятами под руководством садовода Г. А. Сазонова.

Тщательно готовятся юные хозяева к показу своих достижений. Пусть страна, подарившая им чудесный Михайловский парк и дворец, увидит, что заботы ее не пропали даром.

Когда чтение закончилось, все недоуменно переглянулись: неужели ради этого директор собрал такое представительное совещание?

Игнат откашлялся и, как бы отвечая на немой вопрос присутствующих, сказал:

— Уважаемые товарищи! Я, конечно, не ради художественного чтения собрал вас сюда. Этой заметкой я хотел показать, что «Красные Зори» стали известны далеко за пределами Ленинградской области. Теперь, когда мы ежегодно принимаем участие в сельскохозяйственной выставке в Москве, нас уже знает вся страна. Это, образно выражаясь, похоже на корабль, который, начав плаванье в 1919 году в Финском заливе маленькой точкой, которую никто не замечал, уверенно плыл к намеченной цели и сейчас предстал перед всеми в полном величии и красоте. Через два года мы будем отмечать двадцатилетие «Красных Зорь». И уже пора подумать, как и чем ознаменовать эту славную дату. Мелкие вопросы мы пока отбросим. Возьмем только главные. К ним я отношу:

1. Создание полнометражного фильма о «Красных Зорях».

2. Издание хорошей книги о «Красных Зорях», в которой был бы обобщен весь опыт воспитательной работы с подростками.

Что касается кинофильма, то кое-какой опыт у нас уже есть. За основу можно взять наш маленький фильм и дополнить его новыми фрагментами, действующими лицами, озвучить, и чтобы он был непременно музыкальным. Тут, видимо, без нашего уважаемого композитора и дирижера Ричарда Эрнестовича не обойтись. Киносценарий попросим написать Нину Петровну, у нее это просто здорово получится. Пожалуйста, предлагайте свои варианты в любое время, мы их изучим, сопоставим с тем, что уже есть, и, конечно же, используем.

Что касается написания книги о «Красных Зорях», то здесь дело обстоит сложнее. Нельзя допустить, чтобы богатейший почти двадцатилетний путь нашей школы-колонии остался неизученным, как это случилось с Путиловской школой-колонией имени Герцена, где ни среди педагогов, ни среди ее питомцев не нашлось никого, кто бы рассказал об этой заслуживающей внимания колонии. А ведь ее руководителем был известный педагог и прекрасный организатор В. А. Гердт, которого я хорошо знал.

Или взять, к примеру, другую школу, которой руководил очень талантливый педагог А. Л. Савченко. Он, как и мы, но только в Петербурге организовал совместное воспитание беспризорных детей, подобранных на улице, и добился блестящих результатов. Как не сожалеть, что и его интересный опыт так и не попал на страницы печати и не стал достоянием учителей нашей советской школы.

Кое-что в этой области мы попытались сделать. Как вы знаете, в 1932 году нами был издан путеводитель по «Красным Зорям» под заглавием «Используем опыт школы-колонии «Красные Зори», а в 1933 году — небольшой очерк «Школа-колония «Красные Зори». (Из опыта детской трудовой школы-колонии)». Однако в порядке самокритики должен сказать, что обе брошюры, особенно последняя, не получили широкого распространения, так как имели серьезные недостатки, которых можно было бы избежать при всестороннем обсуждении, чего, к сожалению, мы не сделали.

Ионин поднес платок к губам и надсадно закашлялся.

— Так вот, я прошу всех присутствующих принять непосредственное участиие в написании исторической книги о «Красных Зорях». Конечно, это дело сугубо добровольное, и кто не имеет желания, может отказаться. Как мне представляется, эта книга должна быть фундаментальным коллективным трудом и иметь такой состав:

Введение.

1 глава — Историческая часть. — Это я беру на себя.

2 глава — Учебно-воспитательный процесс

3 глава — Трудовое воспитание

4 глава — Нравственное воспитание

5 глава — Эстетическое воспитание

6 глава — Физическое воспитание.

Он снова раскашлялся, прижимая ко рту платок. Торопливо попрощавшись, вышел. Болезнь легких, связанная с давним ранением, дала о себе знать. В этот день участники совещания увидели, как два санитара внесли в машину «Скорая помощь» носилки с директором. В нее же села плачущая Нина Петровна.

За этой бедой последовала более тяжелая.

Репрессии, разгулявшиеся по всей стране, не обошли и «Красные Зори». В ночь на семнадцатое сентября 1937 года на территорию школы въехали машины, которые в народе называли «Черные вороны». Сотрудники НКВД по списку арестовали нужных им людей.

В этот список попали: Ионин И. В. — основатель и директор школы-колонии и агропедтехникума «Красные Зори», Бутырский Н. М. — завуч школы, Войханская Е. Ф. — заведующая дошкольным отделением, Калиновский П. Н. — военрук, Попов И. И. — учитель биологии, Масленников П. Н. — агроном, Березина Е. М. — преподаватель труда в швейной мастерской, Кащук И. Е. — комсорг, студент агропедтехникума, Шамаев П. Н. — учитель-агроном, выпускник агропедтехникума, Говоркова А. П. — преподаватель литературы, Катц Н. С. — заведующий мастерскими.

Утром, придя в школу, ребята недоумевали:

— Кого забрали?

— Когда?

— За что?

Вскоре они узнали, кого не оказалось среди них.

В это утро не вышел к ребятам и их директор Игнатий Вячеславович.

Некоторое время «Красные Зори» представляли собой неуправляемый корабль: нарушились учебный процесс и дисциплина. Учителя и воспитанники все еще не верили в случившееся.

— Это ошибка, — успокаивали ребят воспитатели, — разберутся и выпустят.

Но все надежды были напрасны.

15, 16 и 17 ноября 1937 года в Доме учителя (бывший Юсуповский дворец) состоялся открытый судебный процесс. Спецколлегия Ленинградского областного суда под председательством Королькова и обвинителя — помощника прокурора Слоним судила краснозорьских учителей как «врагов народа».

Все эти три дня бывшие воспитанники и старшие учащиеся были в зале суда. Они молча смотрели на подсудимых, многие из ребят плакали. Узнав об аресте, выпускники «Красных Зорь» обращались во многие инстанции Ленинграда, а несколько человек отправились в Москву, чтобы доказать невиновность своих учителей и директора школы.

Присутствовавшие на процессе помнят, что Игнатий Вячеславович вел себя достойно. Виновным себя не признал.

— Ну что ж, — сказал он, — в своем последнем слове приведу китайскую поговорку:

Лучше сидеть, чем стоять,
Лучше лежать, чем сидеть,
И лучше умереть, чем лежать.

Подсудимых приговорили к различным срокам заключения. Ионин оказался в тюрьме под Ташкентом, но и там его не оставляла мысль: «Кто же продолжит мое дело? Кого назначат новым директором?».

Получив известие о том, что облоно назначило Заболотного директором «Красных Зорь», Ионин сокрушенно писал в письме: «Ничего у него не получится. Развалит он «Красные Зори».

Зато позже, когда к руководству пришел бывший инспектор гороно Николай Степанович Лесков, которого Ионин хорошо знал и уважал, он отозвался с надеждой: «Вот это настоящий директор! С ним «Красные Зори» не погаснут».

А через год печальная весть дошла до краснозорьцев: 19 февраля 1939 года перестало биться пламенное сердце Игнатия Вячеславовича Ионина.

Как-то правильно сказал Саша Федоров: «Он был биологом по образованию и педагогом по призванию».

Новый директор Николай Степанович Лесков

В своей оценке Ионин не ошибся. Николаю Степановичу Лескову пришлось налаживать приходившее в упадок хозяйство, укреплять дисциплину и взаимоотношения между воспитанниками. Высокий, статный, широкоплечий, спокойный и неторопливый тридцатидвухлетний Лесков был прямой противоположностью невысокому, но очень подвижному Ионину. Николай Степанович был всегда аккуратно одет. Его голубые проницательные глаза с нависшими темными густыми бровями придавали лицу суровое выражение, но за этой внешней суровостью скрывалась душевная доброта.

Лесков быстро освоился с положениенм дел и вскоре заслужил доверие у педагогов и воспитанников школы. Опираясь на богатый опыт краснозорьцев, он сумел сохранить краснозорьский дух и продолжить традиции школы. Педагогический коллектив пополнился «кадровыми» учителями, выпускниками ленинградских вузов.

Первостепенное значение Лесков придавал учебному процессу и поэтому часто присутствовал на уроках молодых преподавателей, давая им дельные советы.

Большое внимание он, так же, как и Ионин, уделял и эстетическому воспитанию учащихся. Он всегда присутствовал на школьных вечерах и оказывал всевозможную помощь в их организации. Сам Николай Степанович любил музыку и хорошо пел. Его баритон приятно звучал на школьных концертах. По его признанию, он даже мечтал поступить в консерваторию, но «Красные Зори» победили. Он верил в великую силу музыки и приглашал из Ленинграда в учреждение для преподавания и руководства кружками музыкантов-профессионалов. Благодаря этому в «Зорях» заметно улучшилась художественная самодеятельность.

Тут бывали и смешные истории. Всем, например, надолго запомнился «спектакль», «поставленный» в феврале-марте 1941 года выпускниками-десятиклассниками. В этом им помог заведующий клубом Михаил Соломонович Люстер. По его инициативе еще в феврале скоропалительно был организован театр под названием «Блеф». В афишах, вывешенных на видных местах, сообщалось, что во время каникул этот театр покажет оперу «Евгений Онегин». В главных ролях были заняты: Онегин — С. Куманичкин, Ленский — А. Вальков, Татьяна — А. Ломоткина, Ольга — Р. Герус, князь Гремин — П. Фролов. Что тут поднялось! Больше всех был обеспокоен директор Николай Степанович. Он буквально ловил «артистов» и тормошил их:

— Да где же вы готовитесь? А как музыка?

Он, сам когда-то хорошо исполнявший арию Ленского, больше всего донимал Лешу Валькова:

— Вальков, ну давай вместе порепетируем!

— Нет, Николай Степанович, я сам.

— Да где же вы готовитесь?

— Это наш секрет.

Перед премьерой были изготовлены пригласительные билеты. Их вручили старшеклассникам, всем учителям и служащим школы. В воскресенье вечером Белый зал был набит до отказа.

У дверей толпились учащиеся младших классов, но их не допускали. Некоторые из них слезно просили, но «администратор» Николай Ореликов был неумолим. В суматохе забыли вручить билет повару дяде Мише. Он топтался у входной двери. Наконец, Ореликов, любивший сытно поесть, пропустил его, но при этом сказал: «Кусок пирога за тобой!»

«Артисты» в ожидании спектакля сидели в пионерской комнате, а за «сценой» звучала музыка.

— Что-то будет? — с волнением произнесла Нюра Михайлова.

— Что будет, того не миновать, а я пошел. — И режиссер Борис Якупов вышел из боковой двери пионерской комнаты в зал…

Борьку, одетого в черный костюм, с белой бумажной хризантемой в петлице, маленького, круглого, улыбающегося, встретили восторженно. В руках у него красовалась большая папка с надписью: «П. И. Чайковский. «Евгений Онегин». Зал замирает. Борис обводит глазами зал: на диванах у зеркал сидят учителя, в первом ряду заведующий с женой, ребята на стульях и скамейках, многие стоят. «Что-то будет?» — стучало в голове у Бориса. Он открывает папку, читает:

— Петр Ильич Чайковский. Отрывки из оперы «Евгений Онегин». Роли исполняют…

Перечисляет исполнителей. Потом громко добавляет, подняв над головой папку и эффектно разрывая ее на куски:

— Это вам отрывки, а вот вам обрывки!

С этими словами он бросает куски бумаги в зал, а сам быстро скрывается в дверях пионерской.

Никто ничего не понял, воцарилась мертвая тишина. Первым загудел директор:

— Ну, мошенники, ну, разбойники! Хотел похвастать в гороно, что, мол, уже оперу «Евгений Онегина» ставят, а они вон что выкинули. Обманули и меня и весь честной народ! Михаил Соломонович, твоя работа? — обратился он к Люстеру. — Ну, погоди!

А Люстер, выйдя перед собравшимися, объявил:

— Так это же театр «Блеф». Они свое дело сделали!

Зал угрожающе зашумел. «Блефовцы» из пионерской комнаты побежали на 2-й этаж и предусмотрительно закрылись в 10-м классе на палку…

Все кончилось хорошо. После «Блефа» состоялся концерт, а затем танцы. Десятиклассники были довольны: целый месяц водили за нос всю школу и никто не проговорился об истинной цели «Блефа».

* * *

Как и при Ионине, ребята трудились на своих полях, дежурили каждый в своей отрасли: на пасеке, в рыбоводном кабинете, на метеостанции, в животноводстве.

Шесть часов утра.

— Девочки, вставайте, — шепотом будит воспитательница Анастасия Александровна учениц шестого класса, — сегодня ваша очередь.

Дежурные быстро оделись, умылись и вышли в парк.

Кромешная тьма вокруг, лишь в зеркальной глади Большого пруда отражался тусклый свет электрических лампочек. Из пруда под Горбатым мостом, журча, водопадом переливался через плотину и убегал к нижней дороге и дальше — к Финскому заливу — поток.

Волнуясь, впервые подходили девочки к скотному двору. По сравнению с темным парком, в коровнике было светло. В это время доярки сливали в бидоны утренний удой, от которого по коровнику разносился приятный запах парного молока.

Встретившая дежурных студентка третьего курса агропедтехникума Шура угадала их первое желание.

— Здравствуйте, девочки, — приветствовала она пришедших, — сейчас я вас молочком напою.

Достав из шкафчика несколько кружек, она слила из бидона в ведро процеженное молоко, разлила его по кружкам и вручила их каждой.

— А теперь я поздравляю вас с «боевым крещением», — улыбаясь, сказала Шура. — С этого момента разрешите считать вас юными животноводами.

В ответ послышалось радостное: «Спасибо!».

— Для начала пройдемся по коровнику. Вот это Чернушка, это Муська, а это Сиротка. Назвали ее так потому, что она вскормлена искусственно, так как при отеле мать ее пала. — А это… — студентка продолжала перечислять имена других животных.

В отдельном стойле находился огромный бык по имени Грозный. Он, будто отлитый из чугуна, стоял неподвижно, не обращая внимания на ребят. Его толстые, короткие ноги словно вросли в пол, а на мощной шее красовалась огромная лобастая голова с небольшими кривыми рогами. Иногда он медленно водил по сторонам своими тупыми покрасневшими глазами.

— Имейте в виду, — предупредила Шура, — бык очень злопамятный, и около него будьте осторожны. Был случай, когда один рабочий ударил его вилами по боку, чтобы заставить сдвинуться с места — иначе из-под него было не убрать навоз. Грозный запомнил это и не простил рабочему. Через некоторое время бык выбрал момент, когда тот подошел к нему близко, и свалил его наземь рогами, а затем, подкатив под себя, затоптал могучими копытами. Исход оказался плачевным.

После этого рассказа девочки боялись близко подходить к быку, не надеясь на то, что кольцо, продетое в носу, надежно удерживает его на месте.

— А знаете, кто построил этот коровник? — спросила Шура.

— Князь, наверное, — неуверенно ответила Ксана Гурьева.

— Да, это была княжеская конюшня, но в коровник ее переоборудовали краснозорьцы второго выпуска в 1925 году. Это они сделали здесь кормокухню, печь для обогрева в зимнее время, кормушки с автопоилками, а к ним подвели водопровод. Вот смотрите, коровы губами нажимают на устройство, напоминающее блюдце, на которое маленьким фонтанчиком поступает чистая вода.

Шура объяснила, что дежурные должны научиться доить и чистить коров, изучить их повадки, раздавать корма, убирать стойло, вести учет надоев молока.

— Учтите, девочки, коровы любят заботу и ласку. А теперь подойдите каждая к своей подопечной.

Впервые погладить животное было боязно: а вдруг ударит ногой или хвостом? Сначала все встали сбоку от животного, затем решились потрогать его бока, погладить спину. Ворс у коров оказался коротким и колючим. Осмелев, девочки взяли специальные круглые щетинные щетки и принялись чистить каждая свою корову: сначала спину, потом бока и шею. Животные стояли спокойно, периодически напрягали свое тело, будто понимали, что так лучше очищается кожа. Они изредка поворачивали голову и смотрели на всех доверчивыми карими глазами.

«Почему бы не угостить свою корову Сиротку чем-нибудь вкусным, допустим, сахаром», — подумала добрая Ксана. На следующее дежурство она принесла ей три турнепса, два кусочка сахара и осторожно положила все это на кормушку. Сиротка мигом проглотила лакомство и благодарно лизнула Ксанину ладонь сухим шершавым языком.

Через некоторое время замычали сначала стоящие рядом, а затем и все остальные животные. По коровнику разнесся страшнейший рев. Доярки встревожились.

— В чем дело? Почему коровы разволновались? Может быть, кто-то дал что-нибудь одной корове?

— Да, я это сделала, — созналась Ксана.

— Учтите, ребята, — предупреждающе сказала Шура, — коровы умные животные. У них свои повадки. Они, как и люди, любят справедливость: что есть — раздели на всех.

К счастью, подошло время кормления. Дежурные разложили по кормушкам смесь корнеплодов с запаренными отрубями. В коровнике воцарилась тишина. Таким образом, животные преподнесли дежурным хороший урок.

«Как могли мы раньше жить, не соприкасаясь с животными, не зная и не чувствуя их доброе, доверчивое отношение к людям?» — вот над этим не раз задумывались ребята.

В теплых клетушках парами стоят пятнадцать белых в черных пятнах телят. Над ними шефствуют Калачев, Тарасов, Имков, Шавров и другие ребята. Эти телята родились в марте и апреле. Мальчики чистят, кормят и выводят их на прогулку. А Юра Банников, Ваня Семкин, Гриша Майданюк шефствуют над лошадьми. Ранним утром и вечером они выводят своих подопечных к Финскому заливу. Там моют и чистят их. Обращает на себя внимание жеребец темной, вороной масти. Ребята назвали его Бархат. Он большой, сильный, с блестящими боками и спиной. Его готовят на Всесоюзную выставку в Москве. Хороши в хозяйстве свиньи — породистые, белые, пышные. У некоторых из них по семнадцать поросят. Ну-ка, пригляди за всеми, чтобы были сыты и ухожены!

А разве не забавно, что бычок, подаренный выпускниками школы и названный Краснозорец, долгое время был баловнем и любимцем ребят. Он рос на особом положении. Его не гоняли в лес со стадом, ему разрешалось свободно гулять по парку. Часто можно было видеть его в окружении малышей, старавшихся погладить его или чем-нибудь угостить.

Рядом с лазаретом была оранжерея, в которой находился инкубатор. Учащимся четвертых и пятых классов поручили ухаживать за цыплятами и дежурить у инкубаторов. Это было не просто дежурство, а большая работа. Здесь разгуливали красные род-айленды, рябые, похожие на кукушек, плимут-роки, белые, крупные виандоты, изящные, с гребешком набекрень, всегда настороженные минорки, а также индийские бегуны. Большой интерес ребята проявляли к процессу ясельного периода утят и цыплят. Они умели делать все, начиная от контроля за температурой в инкубаторе до помещения их в «Брудер-хауз» — в переводе с немецкого — «Братский дом». После того, как маленькие пушистые существа подрастали, их приучали к организованному приему пищи под звонок или колокольчик. Руководил этими работами учитель начальных классов Александр Петрович Тейдер.

* * *

После 1936 года изменился контингент прибывающих в «Красные Зори» детей. Теперь название «школа-колония» в ее полном значении, как место изоляции несовершеннолетних правонарушителей, не имело ничего общего с настоящим ее содержанием, а сохранилось по традиции.

В «Красные Зори» поступали ребята, успешно окончившие седьмой класс, с положительной характеристикой, по путевкам Ленгороно. Среди них было много способных и даже талантливых детей: музыкантов, художников, певцов, математиков и шахматистов.

В 1939 году команда шахматистов в составе Кострова, Гасаненко, Павлова, Павловского, Лось, Бобр, Сокуренко, Милы Ивановой и Раи Герус в городских соревнованиях заняла первое место. В то время их кумиром был Василий Смыслов. Краснозорьцы следили за его успехами на чемпионате страны и проигрывали в записи все его партии. Для занятий с юными шахматистами был приглашен гроссмейстер Лисицын, который не без основания прочил шахматную известность Игорю Бобр.

В августе этого же года в гости к краснозорьцам приехал Михаил Ботвинник. Он провел сеанс одновременной игры на двадцати четырех досках. Именитый гроссмейстер свел вничью четыре партии. Одну из них с Милой Ивановой.

Другим радостным событием были съемки на территории «Михайловки» кинофильма «Федька». Здесь ребята воочию убедились, насколько трудна профессия киноактера, поскольку им самим пришлось сниматься со своими лошадьми в роли партизан.

После выхода на экран этой картины краснозорьцы ходили смотреть ее по несколько раз, как в свое время на «Чапаева».

Лесков и его коллеги, ратуя за художественную самодеятельность и широко развивая ее, вовсе не стремились создать у своих питомцев тягу к «красивым профессиям». Часто в детстве способности ребенка к музыке, пению или рисованию принимают за талант, и нередко впоследствии ему приходится расплачиваться за переоценку этих способностей. Истинный талант — вещь редкая. Поголовное вовлечение ребят в спорт или в искусство давало, однако, педагогам уверенность в том, что их питомцы полностью заняты и увлечены каким-либо положительным делом, что их тяга к действию направлена в позитивное русло. Очень многие краснозорьцы, хорошо учась, занимались спортом, музыкой, хотя позже, за редким исключением, ни в одном из этих увлечений не достигали каких-либо выдающихся результатов. Разбираясь в чем-то одном достаточно компетентно, они считали, что совсем неплохо в чем-то другом быть дилетантом.

Для неискушенных бросалась в глаза одна особенность. Старшим воспитанникам была предоставлена полная свобода: они ездили в Петергоф, посещали в Ленинграде кино, музеи, театры, бывали у родных. Педагоги верили в своих воспитанников и не боялись, «как бы чего не вышло!»

Были среди воспитанников и увлечения, и любовь. Некоторые из них, став взрослыми, соединили свои судьбы, создали крепкие семьи. Многих разметала война, но память о первой любви осталась навсегда. И Ионин, и Иванов, и Лесков вели «учет» влюбленным парам. Последний, если обнаруживал что-либо не достаточно пристойное, давал нарушителям «разгон», произнося:

— Чтоб, пыш, под директорским окнами встречались!

«Потерпевшие» после этого предупреждения предпочитали нигде не встречаться. Или действовали так. Девочка, краснея и заикаясь, спрашивала у директора:

— Николай Степанович, можно мне вечером в Петергоф, в кино?

— С Колей? — уточнял тот.

— Да.

— Иди… Но, чтоб, пыш, в 23 часа была дома!

При разговоре или в выступлениях Николай Степанович часто употреблял слово «понимаешь», но произносил его скороговоркой, получалось «пш». Это первыми подметили досужие младшие, и их сигналом к бедствию стало: «Пыш идет!». Дети есть дети. Их любопытство беспредельно, а запретный плод (подразнить взрослых) — сладок.

* * *

Зима 1939-40 годов была исключительно морозная. Из-за нехватки дров и угля дворец не отапливался. В столовой замерзал суп. Одно время даже не учились, а всем колллективом заготовляли дрова. Все знали, что рядом финский фронт, где среди воинов сражались учитель школы Н. С. Сивцов, военрук П. П. Верещагин, а также недавние воспитанники: Степан Катков, Александр Захаренков и другие. В новогоднюю ночь мальчишки, вышедшие на улицу, вдруг услышали шум авиамотора со стороны Финского залива. Гурьбой побежали туда. Через некоторое время они возвратились с двумя летчиками.

Летчики, одетые в шлемы, меховые унты и теплые куртки, произвели на ребят неотразимое впечатление. Они были в восторге от таких необычных гостей.

Выяснилось, что самолет потерпел аварию и вынужден был сесть на лед Финского залива, недалеко от «Красных Зорь». Пообедав и отогревшись, летчики ушли, прислав третьего, дежурившего у самолета. Весь следующий день они чинили самолет, а краснозорьские парни помогали им в ремонте и расчистили площадку для взлета.

Финская кампания оставила свой горький след у краснозорьцев: не вернулся с войны лучший лыжник Степа Катков, а в боях под Петрозаводском погиб завуч школы Николай Сергеевич Сивцов, так и не увидевший своего младшего сынишку Женю, которого по очереди нянчили воспитанницы, учившиеся у жены завуча — Раисы Иосифовны.

В этот год большое значение придавалось военно-спортивной работе. Каждый из воспитанников старался успешно сдать нормы на значки ВС, ГТО, ГСО, ПХВО. Сдавшие все нормы с достоинством носили эти значки. Для старшеклассников устраивались ночные тревоги, на которых проверялась военная подготовка ребят.

Приходящие

Они не сразу появились в «Красных Зорях», а лишь тогда, когда взрослые ближайших деревень поверили в то, что школа-колония «Красные Зори» не тюрьма для малолетних преступников, а учреждение для нормальных детей, потерявших родителей или брошенных ими. Постепенно краснозорьцы всем укладом своей жизни заслужили доверие у сельчан, и тогда они стали посылать своих детей в краснозорьскую школу. Сначала в ней обучались дети педагогов и служащих, а потом за ними потянулись и деревенские ребята преимущественно с финскими и эстонскими фамилиями: Талисайнен, Матылайнен, Вакилайнен, Тюнненен, Лукко, Пурронен, Вяйзенен и так далее. Краснозорьцы не придавали этому особого значения. Они знали, что их окружают финские деревни Викколово и Корколи. Приходящие могли посещать школу, не участвуя во всем многообразии ее воспитательных дел, но дружба с ребятами-колонистами привела к тому, что и домашние дети захотели стать краснозорьцами. Домой же они стали приходить практически затем только, чтобы переночевать. Игнат поощрял такую дружбу и старался одинаково относиться как к своим, так и к приходящим детям.

Те из приходящих, кто активно участвовал в жизни колонии, вместе с краснозорьцами ездили в турпоходы, в Крым, поощрялись за хорошую учебу.

Для примера можно привести семью Федоровых, жившую в деревне Корколи. В семье было семеро детей. Жили бедно. Отец был рабочий, мать вела домашнее хозяйство. Старший сын Федоровых Саша пошел в школу «Красные Зори» в 1931 году и проучился в ней 10 лет. Саша очень увлекался ботаникой и стал одним из лучших юннатов школы. Он проводил эксперименты с зерновыми культурами не только на опытной делянке школы, но и у себя дома, на приусадебном участке, и его посылали в Москву на слет юннатов. Свое увлечение селекционной работой Саша Федоров пронес через всю жизнь, в итоге став ученым-селекционером с мировым именем.

Его сестра Галя младше Саши на пять лет. Она отлично помнит, как после успешного окончания первого класса сам Игнатий Вячеславович Ионин на школьном празднике за отличную учебу пожал ей руку и вручил новенький портфель.

Витя Федоров был младше своего брата Саши на два года. В 1940 году он отлично учился в восьмом классе школы «Красных Зорь», был очень серьезным, сознательным и целеустремленным мальчиком, участвовал в общественной жизни школы, а главное, твердо решил стать авиаконструктором и настойчиво готовил себя к намеченной цели. Сохранившийся дневник Вити Федорова (он вел его со 2 сентября 1940 года по 30 мая 1943 года) подробно рассказывает о его тогдашней жизни, переживаниях, увлечениях, о страстном стремлении стать авиаконструктором. Невольно хочется привести несколько выдержек из этого дневника.


04. 09. 1940 Пришел со школы очень усталый, а надо бы прочитать в журнале статью о том, как сделать автоматический переключатель резиномотора для летающей модели самолета, но не смог. Когда шел с Андреем со школы, я спросил у него чертеж модели с убирающимся шасси. Он сказал, что посмотрит.

05. 09. Последнее время в своей записной книжке я много рисую. Нарисовал по памяти наш школьный швербот. Папа мне привез детали от ручных детских часов и велел их собрать, но если бы он привез их побольше, я бы их собирал, а он сдавал бы их на заводе.

09. 09. Сегодня с Вушановым поехал в Ленинград. Он в геологический, а я во Дворец пионеров. По дороге я все волновался: примут ли? Приняли. Теперь я каждое воскресенье буду ездить на занятия. Мы получили 2000 рублей за многодетность. У нас семь детей.

14. 09. После уроков сказали: приходящие, осматриваться! Подумал, на медосмотр, а у нас искали вшей. Для чего, не понимаю, — неужели мы дошли до такого.

15. 09. Сегодня делал стренги для модели, которую буду делать по имеющемуся у меня чертежу. Во Дворце Пионеров хорошо работать: материала сколько хочешь, инструменты исправные, рубанком приятно строгать.

17. 09. После вечерних уроков у нас были занятия по ПХВО. Ребята вели себя очень плохо. Я рассказывал им об истребителях и бомбардировщиках.

21. 09. Поехали с Толькой Вушановым во Дворец Пионеров. На занятиях говорили о Циолковском, но я это все уже знаю. После лекции я доделал стренги и стал перечерчивать модель на миллиметровую бумагу в натуральную величину. В Главном корпусе Дворца смотрел выставку детского творчества. Особенно понравилась выставка технического творчества. Там много летающих моделей самолетов. Вечером дома дочертил вид авиамодели сверху. Чертить трудно, т. к. стол маленький, пришлось чертить по кусочкам.

02. 10. Я хотел поступать в летную спецшколу, но потом отдумал. Не хочется прощаться со своим детством. Там все же дисциплина, да и папа сказал: «Никуда ты не поедешь, пока не окончишь школу». Он знает, что такое быть неграмотным. Его отдали в ученики с 12-ти лет.

08. 12. Девочки дразнят меня за то, что я мал ростом, а небось, как задачу решить, так меня зовут! Я бы их тоже мог как-нибудь обозвать, да я не хочу. Знаю, что это плохо.

30. 12. Сегодня мы ездили в Новый ТЮЗ. Смотрели постановку «Вава и Дима». Мне понравилось. Там давали подарки.

15. 01. 1941 В Красную Армию призвали нашего учителя физики Осипенко Василия Александровича. Хороший был преподаватель. Я хотел с ним договориться и поработать у него в качестве электромонтера. Из книги «Четыре товарища», дневника Кренкеля, узнал, что такое гравитация. Увлекся физикой.

09. 03. Во Дворце Пионеров занимались без Кузьмы Андрееевича (наш руководитель). После занятий ходил по магазинам, искал книги по авиамоделизму, но не нашел, кроме книги «Рекордные модели самолетов с бензиновым моторчиком», но она трудна для меня. У меня есть «Простейшие расчеты авиамоделей с бензиновым моторчиком». Летом я эти книги проработаю. Записался в планетарный кружок. Вчера вечером были занятия радиокружка.

15. 03. Сегодня у нас в школе был «Вечер отдыха». Было объявлено, что десятым классом будут ставиться отрывки из оперы «Евгений Онегин», и почему-то их театр называется «Блеф». Никто не знает, что это такое. Шурка мне ничего не говорил, но нас хорошо надули. Никаких отрывков не было, а были обрывки афиши, потому что это блеф, обман.

21. 03. На собрании нашего класса были ученики из 10-го класса, в котором учится мой брат Шура. Они ему хвалили меня.

Сейчас вечер, темно. 11 часов вечера. Шуры еще нет. Он в школе, наверное, там у себя, в лаборатории занимается. Он теперь часто получает письма от Державина, Цыцина и других знаменитых докторов наук — селикционеров злаковых культур.

26. 03. Вчера к нам приезжали полярники: Герой Советского Союза седовец Буйницкий и челюскинец Гаккель, а сегодня у нас в гостях были физкультурники из общества «Спартак», они показали нам упражнения на турнике и брусьях.

12. 04. Сейчас в нашем классе много говорят о дружбе, но дружба — это вещь тонкая. Я пока не нашел настоящего друга. Дружба с девочкой… не знаю. Ни разу не пытался, но мне кажется, что она должна быть лучше. Я дружу с Аней Картанен, но стесняемся друг друга. Завтра надо будет потолковать с ней об этом.

19. 04. Во Дворце Пионеров сдал на отлично нормы на ЮАС (юный авиастроитель). Меня спросили о материалах к авиамодели, о их свойствах, о воздушном шаре, стратостате, о братьях Райт и еще кое-что дополнительно. Мою модель хотят послать на выставку. Скворцы уже прилетели. Я слыхал, как они поют.

05. 05. Ездил во Дворец пионеров. Сдал практические нормы на ЮАС. На будущий год, пожалуй, пойду в аэродинамический или аэродвигательный кружок. Строить модели я могу и дома, мне больше нравится теория и конструирование.

26. 05. На устных испытаниях по алгебре быстро решил задачу с четырьмя неизвестными. Мелькнула мысль: «А что, если решить ее с двумя неизвестными?». И решил. Экзаменатор похвалил меня.

В газете прочитал статью о силе воли и о достижении цели. Есть ли эти качества у меня?

09. 06. Все испытания за 8-й класс я сдал на отлично, т. е. я отличник. Долго я этого добивался и добился!!!

06. 07. Сегодня я, можно сказать, получил боевое крещение. В 5 часов к нам пожаловали два фашистских самолета, но тут же были сбиты нашей зенитной артиллерией.

14. 07. С сегодняшнего дня стал работать в колхозе. Там работают и наши ребята. Пропалываем картофель.

19. 07. Работая на поле, увидели спускающийся аэростат заграждения. Мы побежали к месту его падения в парке. Другой аэростат опустился в залив. Я выпросил отрезать резинки, которые потом использовал для модели.

20. 07. Фашистские стервятники летели на Ленинград, но их встретили заградительным огнем. Они сбросили бомбы в залив и улетели. Сегодня призван в армию мой брат Шура. Он оставил мне свой фотоаппарат, и теперь я буду им фотографировать.

23. 07. Ходил на Черную речку копать «волчьи ямы» для танков. Почему меня сняли с колхоза? Ведь мне нет шестнадцати лет. Я иногда думаю: а не пойти ли мне на фронт, но боюсь, не примут. Там я смог бы быть связистом на велосипеде. Всех наших ребят и девочек из детдома отправляют в ремесленные училища.

29. 07. Получил два письма от Шуры. Он курсант Ленинградского артиллерийского училища, но я бы хотел, чтобы он был летчиком. Я все время мечтал, что буду конструировать самолеты, а летать на них будет Шура. Если школы в «Красных Зорях» не будет, то постараюсь поступить в летную спецшколу.

07. 08. Когда мы копали окопы, неожиданно прорвался фашистский самолет и стал сбрасывать бомбы на аэродром в 700 метрах от нас. По силуэту я определил, что это был «Хейнкель-3». Он делал четыре захода, а когда появились наши «ястребки», он быстро сбросил бомбы в поле. На окопах все перепугались, женщины плакали, а некоторые убежали. Я же лег в кусты и наблюдал, как от самолета отделялись бомбы и медленно, с воем, летели на землю.

13. 08. Мы работаем около аэродрома. Фашистские летчики сбрасывали листовки, в которых призывали нас, русских, сдаваться в плен.

17. 08. Поступил работать в мастерские спортивного общества «Авангард». Делаем солдатские лопатки. Зашел на площадь, посмотрел фашистский самолет Ю-88, сбитый под Ленинградом. Сам он черно-зеленый, а брюхо желтое.

21. 08. Сегодня для меня самый печальный день: эвакуируются «Красные Зори». Жаль моих краснозорьских друзей! С Аней не сумел проститься, но через Сергея передал ей свою любимую книгу об авиамоделизме, несколько красивых открыток и свою фотокарточку. Итак, уехали все! Никого нет. Один я.

24. 08. Получил благодарственное письмо от Ани. Вчера вечером к нам прилетали немецкие Ю-88. Пикировали и сбрасывали бомбы на аэродром.

07. 09. Вечером ко мне пришла краснозорька Рита Рутковская и привезла мне письма от ребят и от Ани. Несколько девочек приехали собирать оставленный в «Зорях» урожай.

* * *

22 сентября 1941 года немецкие войска оккупировали Стрельну, а в апреле 1942 года семья Федоровых оказалась в деревне Видоки Себежского района Псковской области. В июне 1943 года Витя ушел в партизанскую бригаду, которой руководил известный партизан Марго. На следующий год партизанская бригада соединилась с Красной Армией 1-го Прибалтийского фронта. В районе города Риги шли тяжелейшие бои. В ходе боя Виктор заменил погибшего командира батальона и погиб в бою в возрасте восемнадцати лет.

Отечество в опасности

В начале июня 1941 года все тридцать два десятиклассника успешно сдали выпускные экзамены. Настроение приподнятое, снято напряжение.

Двадцать четвертого июня предстоял школьный выпускной праздник.

— А что, если нам сменить обстановку и сходить на несколько дней в поход, — предложил Леша Богданов.

— Давайте съездим в город Пушкин. Неважно, что мы уже были там. Это будет новая встреча с нашим любимым поэтом, — мечтательно сказала Зоя Демидова.

— Нет, лучше в оперный театр, но надо уточнить, не уехал ли он на гастроли, — почти в один голос сказали Рая Герус и Тоня Снопкова.

Заслышав спор ребят, к ним подошел учитель физики Василий Александрович Осипенко.

— Вот что, ребята, я предлагаю сделать поход по Карельскому перешейку. Леша Вальков, сходи, пожайлуста, за картой.

Леша принес карту и тут же разложил ее на дощатом столе. Павка Фролов из березовой веточки сделал указку и подал ее Василию Александровичу.

— Всем вам памятны события 1939-40 годов, и вы, конечно, знаете, что такое «линия Маннергейма»? Первые два дня мы ознакомимся с ней, затем посетим город Выборг, там переночуем и после завтрака двадцать четвертого июня пароходом отправимся по Финскому заливу до Нового Петергофа, а затем пешком домой.

Это предложение понравилось ребятам, но надо было спросить разрешение у директора. Ребята кинулись на розыски. Нашли его у парников с огурцами.

— Что случилось? — встревожился Николай Степанович.

— Наши выпускники горят желанием сходить в туристический поход по Карельскому перешейку, — пояснил Василий Александрович и вкратце рассказал о предстоящем маршруте.

Директор всячески поощрял походы и экскурсии, иногда и сам ходил с ребятами, но на этот раз он призадумался, сдвинул свои густые черные брови, но, увидев умоляющие взгляды ребят, улыбнулся и сказал:

— Ладно, разрешаю, только не задерживайтесь к своему выпускному празднику.

На следующий день ребята стали собирать рюкзаки. Мальчики паковали не только свои вещи, но и часть вещей девочек, чтобы им было легче нести свою поклажу. Оставшиеся по разным причинам одноклассники проводили своих друзей в поход. Первая остановка экскурсантов была на станции Мустамяки, откуда пять километров шли до местной школы, которая располагалась в старинном особняке. По соседству стоял такой же старинный дом. В нем сохранилась часть имущества, принадлежавшее родственникам известной русской актрисы Марии Федоровны Андреевой. Максим Горький часто бывал здесь в гостях. Теперь этот дом стал музеем.

В школе ребята спали на полу, подстелив еловые ветки. Двадцать первого июня направились на станцию Пярк-Ярви. По пути остановились на ночлег у местного лесника. Утром собрались идти дальше, и вдруг неизвестно откуда к дому подошли цыгане.

— Вот это гости! — воскликнул Сережа Куманичкин. — Давайте посмотрим, что они нам покажут.

Смуглые, черноглазые, с растрепанными волосами ребятишки пустились в пляс. Они задорно хлопали себя лодошками по груди и пяткам, хором припевая скороговоркой какую-то цыганскую песню, из которой можно было уловить возгласы «Ней, ней, ней!». После концерта они стали просить вознаграждения. Пришлось раздать им оставшееся печенье.

Женщина-цыганка назойливо приставала к Василию Александровичу:

— Милок, позолоти ручку, всю правду расскажу.

Василий Александрович, смущенно улыбаясь, всячески старался уйти от нее и попытался поскорей увести ребят от непрошеных гостей.

Когда, звеня кружками о пустые ведра и крича во все горло, ребята вышли на железнодорожное полотно, ведущее к станции Пярк-Ярви, навстречу им шел военный в летной форме.

— Ну, чего орете? — недовольно произнес он.

— От избытка аппетита и недостатка продуктов, — пошутил Гена Наумнюк.

На шутку Гены лейтенант строго сказал:

— Война, ребята, война. Выбирайтесь отсюда, да побыстрей.

Никто всерьез не вник в эти слова, и отряд продолжал свой маршрут. Сели в поезд на Выборг. И только здесь, в поезде, поняли, что происходит что-то неладное. Когда приехали в Выборг, то увидели, что вся привокзальная площадь, вокзал и перроны запружены военными и гражданскими лицами. Толпа. Мужчины, женщины, с детьми, с вещами. Все стремились выехать из города. Люди буквально осаждали поезда и городской транспорт. Подобное краснозорьцы видели только в кино, теперь же это все было наяву.

Выбраться из Выборга «побыстрей» было нелегко. Василий Александрович бегал по военным эшелонам, направлявшимся в Ленинград.

— Прошу вас, — умолял он военных, — возьмите ребят, они из ленинградского детского дома.

В полночь, как только прозвучал сигнал к отправлению и один из эшелонов тронулся, молоденькие красноармейцы крикнули:

— Давайте сюда, ребята, залезайте в вагон!

Ехали медленно, с продолжительными остановками. Прибыли в Ленинград, когда уже больше суток шла война. Дома узнали о скоропостижной смерти любимого всеми педагога Ричарда Эрнестовича Гольбека и услышали разговоры о предстоящей эвакуации младших воспитанников.

Директор школы Николай Степанович Лесков собрал старшеклассников в одном из классов и сообщил им о военной обстановке.

— Сегодня райком комсомола, — сказал он тихим голосом, — прислал нам направления. Одно на строительство военного объекта на Карельском перешейке, а другое — рыть окопы в Ропше и Новом Петергофе. К работе необходимо приступить с завтрашнего дня, то есть с 24 июня. Предоставляю слово комсоргу Вале Кузьминой.

— На Карельский перешеек поедут десять человек: Авдеева, Демидова, Кузьмина, Кадомцева, Левентуб, Михайлова, Сергеева, Снопкова, Фурсенко, Орелик Коля и десять студентов из агропедтехникума. В этот список мы не включили наших старших мальчиков, потому что они ждут повестки из райвоенкомата, а пока будут работать в Ропше и в Новом Петергофе, поближе к дому. Туда назначаются: Богданов, Вальков, Куманичкин, Назаров, Наумнюк, Фролов, Якупов, а кроме того, Герус Рая, Гребнева Валя, Ипатова Галя, Михайлова Нюра, Петрова Зина, Пошехонова Варя и Орлова Женя.

После некоторой паузы Валя спросила:

— Может кто-нибудь из вас хочет отказаться?

В классе воцарилась тишина. Конечно, никто не отказался, все понимали важность предстоящих работ. Утром, провожая ребят на работу, Николай Степанович Лесков напутствовал их:

— Надеюсь, ребята, что вы с честью справитесь с поставленной задачей.

Никто из присутствующих не мог предположить, что видят своего директора в последний раз. Вскоре он уйдет на фронт и погибнет в боях за Ленинград на Невской Дубровке.

Военный объект на Карельском перешейке значился за № 1807. Предстояло возвести ангары и посадочную площадку для самолетов. Здесь было много огромных валунов, которые надо было врыть в землю. Для этого около каждого валуна выкапывали большую яму, а под него одним концом подсовывали бревно от старого телеграфного столба, служившее рычагом, а на другой конец налегали всей бригадой и таким образом сбрасывали валун в яму, после чего присыпали его песком и землей. Валуны меньшего размера вывозили к лесу на лошадях. Трудились ребята и взрослые в две смены по двенадцать часов. К концу июля объект был закончен. За добросовестный труд Красносельский райком комсомола объявил краснозорьцам благодарность. Другая группа ребят работала в районе Нового Петергофа. В конце июня недалеко от места, где краснозорьцы вместе с другими добровольцами копали окопы, стали появляться фашистские самолеты с черными крестами. Они разведали, что здесь находятся цистерны с горючим. Через несколько дней неожиданно вражеские тяжелые бомбардировщики прорвались к указанному объекту и на бреющем полете стали сбрасывать бомбы. Земля дрожала от взрывов. Люди бросились бежать, спотыкались и падали, плотно прижимаясь к земле, прятались за каждый бугорок, за кустик, старались сдерживать дыхание, но успокоить частое биение сердца было невозможно. С пронзительным свистом летели вниз бомбы, взрывались и горели цистерны. Громадные черные клубы дыма удушающей гарью наполняли воздух. Вспыхнувшее пламя сначала рвалось кверху, а затем его огненные языки мгновенно расползались по земле, слизывая разлитое и разметанное взрывом горючее. Зенитные батареи вели непрерывный огонь по вражеским самолетам, но из-за дыма и гари трудно было что-либо разглядеть. Когда все утихло, люди вышли из укрытий и через некоторое время, придя в себя, снова приступили к работе.

* * *

Пока комсомольцы работали на своих объектах, оставшиеся в «Красных Зорях» девушки провожали одноклассников в Красную Армию.

5 июля они же собрали дошколят и воспитанников возрастом до 14 лет для эвакуации в Ярославскую область, на станцию Нея. Каждому из эвакуируемых выдали летнюю форму и рюкзак с продуктами. И вот краснозорьцы уже в пути. На Московском вокзале ребята постарше норовили убежать в город, чтобы попасть в Красную Армию или остаться защищать Ленинград, но это им не удалось. Когда подали состав и посадили ребят в вагоны, Николай Степанович попрощался с каждым воспитанником лично. Обнимая воспитателей и директора нового детского дома Евгению Давыдовну Левитину, он пожелал им счастливого пути.

Детский дом № 6

В конце июля оставшиеся в «Красных Зорях» воспитанники вынуждены были прекратить работы на полях и готовиться к эвакуации в Ленинград. Воспитательница Анастасия Александровна выдала ребятам постельные принадлежности и носильные вещи в безвозмездное пользование. Опять прощание, — теперь уже последнее! Плакали работавшие в «Красных Зорях» служащие. Они по разным причинам оставались в Стрельне. Во дворце развернули военный госпиталь. Весь урожай оставался на корню, хотя в Ленинград перевезли часть имущества и двух коров. Одну из них потом отдали военным, а вторую вскоре пришлось сдать на убой из-за отсутствия фуража. Мясо тоже поделили с военными.

Разместились в пустующем здании эвакуированного из Ленинграда Института слепых детей на улице Попова, дом 37. В мирное время краснозорьцы встречались с этими детьми на пионерских слетах, на конкурсах художественной самодеятельности и других городских мероприятиях, видели их всегда чистыми, опрятно одетыми, дружными.

Переехав в здание института, «Красные Зори» стали именоваться «Ленинградский детдом № 6». Сюда всю блокадную зиму поступали потерявшие родителей дети. Их приводили родные, знакомые, чужие люди, девушки из бытовых отрядов с направлением гороно, по записке райкома комсомола и без каких-либо документов.

Голодные, ослабевшие, замотанные в грязные одежды, детишки тихо сидели в приемной детского дома. Директор вызывал воспитательницу и старших девочек. Ребенка раздевали, стригли наголо, мыли. Если одежда была непригодна к носке, ее тут же бросали в печь. После санитарной обработки ребенка отводили в группу, и он становился детдомовцем.

В сентябре продуктовый паек жителей города резко сократился. Фома Егорович Савшуков, взявший на себя обязанности директора детского дома, несколько оставшихся с ним воспитателей и обслуживающий персонал детдома ясно понимали, какая огромная ответственность легла на их плечи. Фома Егорович собрал старших краснозорьцев и коротко сказал:

— Ребята! Немцы взяли Лугу, они под Гатчиной. Городу грозит окружение. Запасы продуктов у нас незначительные. Впереди — зима. А их, — он кивнул в сторону двери, за которой шумели младшие воспитанники, — кормить надо. В «Зорях» картофель неубранный, овощи, скот… Надо ехать туда, убрать, что сумеем, и привезти сюда.

Восьмиклассница Пава Андрианова поднялась:

— Надо, значит, сделаем. Не дадим фашистам нашего урожая!

5 сентября около тридцати старших воспитанников поехали в «Красные Зори». Десять дней с раннего утра до темноты копали они картофель, убирали овощи и на автомашинах перевозили все в город.

В один из дней, стоя на картофельном поле и ожидая грузовики, ребята увидели в небе фашистский самолет. Своим глазам не поверили: как это так, ведь до Ленинграда 25 километров — рукой подать! Самолеты летят низко, на крыльях кресты, даже летчиков видно. Но ребята не думали, что их могут убить, просто не осмысливали опасности, — то ли потому, что вражеские самолеты увидели впервые, то ли потому, что по натуре своей не были трусами.

В обеденный перерыв они старались пробежаться по аллеям, подняться на горки в парке. Кругом золотая осень, красотища, небо голубое, еще тепло. Парк и дворец по-прежнему родные, но там уже другие хозяева. В главном здании — госпиталь, под деревьями, в кустарниках — машины, орудия, полевые кухни. Кругом красноармейцы, моряки. Они предупреждают:

— Уходить вам нужно, ребята, застрянете здесь со своим картофелем.

— Уйдем, когда все уберем, — услышали в ответ.

Краснозорьцы разместились на третьем этаже в помещении бывшей бельевой. Фома Егорович строго следил, чтобы с наступлением темноты никто никуда не выходил. В темный парк действительно не ходили, но на крышу вылезали — смотреть, как пылает зарево над Ленинградом. Видели, как горели Бадаевские склады.

14 сентября с утра парк опустел: ушли военные. К вечеру начал эвакуироваться госпиталь. Рая Герус и Илья Васильев собрались в очередную вылазку на крышу. Услышали: стрельба где-то в стороне Ропши, там, где недавно они рыли окопы. Так ведь это совсем недалеко! Горохом скатились с крыши в помещение, а там уже Фома Егорович дает команду:

— Срочно собраться. Уходим.

Увязали рюкзаки, оделись. В десятом часу вечера вышли в парк, построились попарно и направились к шоссе. Немцы шли по пятам так быстро, что не успели ребята уйти из парка, как дворец уже разбомбили. По обочинам шоссе почти сплошным потоком шли люди со стороны Петергофа, и краснозорьцы влились в этот поток. Путь от «Зорь» до Кировского завода прошли за шесть часов. Трамваи не ходили, — трамвайная линия у Урицка была уже разбита. Справа за лесом, в каких-то 8-10 километрах, — немцы. Оттуда — стрельба, сполохи пожаров. Слева — зарево и свет прошивающих небо прожекторов над Ленинградом. Над головой — гул пролетающих снарядов. Для ребят, идущих в потоке уходящих от наступающих немцев людей, это была первая военная дорога. Потом для многих из них будут другие военные дороги, более опасные и более суровые, но эту — первую — не забыть никогда!

На этом работа по заготовке продуктов не окончилась. Ежедневно в детский дом прибывали дети и надо было думать о том, как и чем их кормить. У Фомы Егоровича возникла мысль попытаться вывезти овощи и птицу из 39-го детского дома, находившегося недалеко от города, в Сосновой Поляне. Под руководством физрука Павла Петровича Верещагина 15 старшеклассников на своей машине отправились за добычей. По Ленинградскому шоссе навстречу смельчакам от Красного Села отходили наши воинские части. В Сосновой Поляне ребята начали грузить овощи, приманивать и ловить кур. Откуда ни возьмись, прибежал военный:

— Кто вас сюда привез? — закричал он. — Мы отступаем, даем последний заградительный огонь!

Пригрозив гранатой, он обратился к Павлу Петровичу:

— Если ты сейчас же, за одну минуту, не вывезешь своих девчонок, их схватят немцы! Увози немедленно. Не видишь, что вокруг творится!

И только теперь ребята увидели, как наши бойцы перебежками продвигались к окопам, а впереди в серо-зеленой форме показались немцы. В небе появились три фашистских самолета, и навстречу им поднялись наши «ястребки». Завязался короткий воздушный бой. Один вражеский самолет закувыркался и, объятый пламенем, рухнул на землю, а два других улетели. Как только все утихло, ребята выбежали из укрытий и вскочили в кузов грузовика. Машина тронулась, но за ней бежал человек:

— Возьмите меня, пожайлуста, — кричал он, — я еврей, немцы меня расстреляют.

Шофер притормозил, ребята подали бедняге руки, и мужчина был уже вне опасности.

* * *

В суровую, морозную, голодную зиму воспитатели старались как можно рациональней расходовать продукты. При норме блокадного хлеба в 125 граммов они дополнительно делали лепешки из очистков картофеля. Дети часто говорили о еде, о том, что они ели раньше, что готовила им мама, вспоминали котлеты, блины, хлеб с маслом, жареный картофель. Старшие всячески старались перевести разговор на другую тему. Потянулись блокадные дни и ночи. Особенно тяжело было ночью. Дети спали, не раздеваясь: вся одежда лежала на кроватях. Помещения освещались коптилками, которые часто гасли, и тогда всюду стоял мрак. И совсем невыносимо было поднимать детей ночью по тревоге. А ведь ослабевших приходилось выносить на руках. Устроив детей в траншее, неутомимые Фома Егорович и Петр Павлович возвращались в здание, чтобы проверить, не остались ли кто-либо из старших в помещении. Ведь они отвечали и за их жизни.

С сентября 1941 года, по просьбе директора детского дома № 6 Фомы Егоровича Савшукова и последовавшему распоряжению гороно, выпускницы «Красных Зорь» были назначены воспитательницами. Эту обязанность взяли на себя Демидова Зоя, Кузьмина Валя, Михайлова Женя, Пошехонова Варя, Фурсенко Катя, Петрова Зина, Герус Рая. Ксана Гурьева и Валя Сергеева были направлены работать в дошкольный детский дом № 30. Остальные девушки дежурили в райкоме комсомола, на крышах, откуда сбрасывали «зажигалки», навещали в госпиталях мальчишек-краснозорьцев, побывавших в боях и получивших ранения.

Поступали печальные известия: от ран умер Измаил Гильметдинов, воевавший под Невской Дубровкой; на Ладоге во время перехода погиб Алеша Вальков — курсант Военно-Медицинской Академии; от голода умерли Гоша Андреев и американец Джон Рид, сын известной американской журналистки Мэри Рид, живший в то время у матери. В декабре ушла в партизаны комсорг Валя Кузьмина и не возвратилась с задания. С каждым месяцем все больше и больше приходило подобных печальных известий.

С наступленим нового 1942 года все ленинградцы ожидали увеличения нормы хлеба, но она оставалась прежней — 125 граммов. Трупы людей лежали на улицах, в подъездах, в трамваях, в квартирах. Нет света, нет воды, нет дров, молчит радио. Всюду пожары, разрушения, постоянные тревоги, огромные очереди за хлебом. К счастью, от всего этого детдомовцы были ограждены стенами своего учреждения. Здесь дети получали горячую пищу вроде «колотушки»: вода, заправленная мукой или крупой.

Однако блокадные беды не миновали и детский дом № 6. В начале января два снаряда взорвались около дома, разрушив его левое крыло. Были легко ранены несколько детей. Пришлось переселиться в правое крыло, в дальнем коридоре которого был изолятор, но этой зимой он стал «скорбным местом». Там лежали дети, пришедшие в детдом с тяжелой формой дистрофии. Кто-то из них выживал, других же, не справившихся с этой страшной болезнью и умерших, завхоз выносил в сарай. Подростки Зоя и Дуся в тяжелом состоянии попали в изолятор. Через несколько дней туда же положили девочку лет двенадцати, Галю. Обессиленная, она плакала всю ночь: не хотела умирать. К утру она затихла. Увидев эту смерть, Зоя, собрав последние силы, держась за стены, с большим трудом выбралась из изолятора и дошла до спальни. Девочки положили ее в самое теплое место — у печки. Через несколько дней она уже стала выходить на улицу, считала пройденные шаги. За Зоей вышла из изолятора и Дуся. Врач, наблюдавшая детей в изоляторе, сама еле передвигала ноги. К счастью, появилось «спасительное» лекарство — бактериофаг, который исцелял детей, а в рационе питания появились мясные консервы и порошковое молоко. Все же детям этого было мало. Казалось, прибавили бы немного продуктов, и не надо было бы уезжать из своего родного города; но детей надо было уберечь, помимо всего прочего, еще и от бомбежек и обстрелов!

Приближалась весна. В городе из-под талого снега обнажался мусор и нечистоты. Чтобы предупредить возможное распространение инфекционных заболеваний, все ленинградцы взялись за очистку города. С ними вместе на работу вышли воспитатели и старшие воспитанники детдома № 6.

В разговоре директора с воспитателями все чаще слышалось слово «эвакуация».

В конце марта 1942 года было принято решение об эвакуации детей из блокированного Ленинграда, в том числе и об эвакуации детских домов. Двадцать третьего марта детский дом № 6 стал собираться в дорогу: паковали одежду, постельное и носильное белье, кухонные принадлежности, книги, — в основном классическую литературу и Большую советскую энциклопедию. Последнюю ночь спали буквально на узлах. Дети согласны были на все неудобства, лишь бы скорее обрести покой. На следующий день за четыре часа всех сто двадцать человек перевезли на Финляндский вокзал. В девятнадцать часов началась посадка детей и погрузка вещей, и лишь в три часа ночи железнодорожный состав отошел от платформы. Девять часов шел он к спасительной Дороге Жизни, к Вагановскому спуску. Здесь снова разгрузились, проверили наличие детей и взрослых.

— Я пойду оформлять документы, а вы, Петр Павлович, ловите машины, — сказал директор детдома своему помощнику.

Вскоре подошли машины и военные стали грузить в них детей. Каждый ребенок хотел, чтобы ему помог залезть в машину именно военный. Так они истосковались по мужской ласке. Когда все ребята были размещены и укутаны в ватные одеяла, машины осторожно вошли в воды Ладоги. По озеру расстилался туман, поэтому не было обстрела. Беспокоило то обстоятельство, что колеса машин наполовину были в воде. Вода бурлила, журчала между колесами, разбрасывая брызги до самого кузова.

Машины шли на небольшой скорости, с большими интервалами. Взрослые не сводили глаз с кабины водителя; они хорошо знали, что такие рейсы эти героические люди совершают ежедневно и что каждый из этих рейсов — риск и большая ответственность. В полночь к берегу подошла последняя, шестая машина и Ладога осталась позади. Десять раз, реже днем, а чаще вечером и ночью, делали погрузку и выгрузку учащиеся седьмых и восьмых классов.

На Большой земле был подан железнодорожный состав, и теперь дети ехали в тыл страны в плацкартных вагонах. В Волхове, на эвакопункте, лениградцев накормили пшенной кашей с сосисками и дали свежеиспеченные коржики.

На одной из станций произошла неожиданная встреча с Карлом Яновичем Нутом. Когда старшие девочки пошли за кипятком, то вдруг услышали:

— Ой, миленькие мои, родненькие девочки, как вы тут оказались? Вот это неожиданность!

Девчата бросились к военному на шею.

— А вы, Карл Янович, изменились. Военная форма вам к лицу… Куда вы сейчас?

— Выписался из госпиталя и спешу в свою часть.

Стоянка поезда была недолгой, такой же недолгой была и встреча. Потом поезд остановился на станции Любим Ярославской области. Младших детей и вещи довезли до местной школы на подводах, остальные дошли пешком.

Ночью, уложив детей спать, воспитатели вышли во двор школы и увидели темно-синее, чистое и спокойное небо. На нем ярко светились звезды: голубая — Полярная Звезда, в созвездии Близнецов — Венера, незаходящие созвездия Большой и Малой Медведиц. Ярко светила луна.

Вспомнился небесный купол за дворцом в «Красных Зорях», вспомнились бывшим краснозорьцам и замечательные уроки астрономии Василия Александровича Осипенко. Только здесь они ощутили, как необходимо человеку такое бездонное в своем вечном спокойствии небо…


кира 23 Сентября 2010 - 23:45
даже плакала, мама из детдома, прочла на одном дыхании, спасибо
[Ответить] [Ответить с цитатой]
кира Ларионова 03 Марта 2012 - 20:13
Когда читаю Повесть о Красных Зорях очень жалею, что не распрашивали маму о жизни в детдоме Петродворца.Имеется только фотография. Тема эта как понимаю для нас была закрыта.Умерла мама когда мы были еще не велики.Обращалась в госархив,ответили, что документы уничтожены.Амы не знаем даже даты и месяца рождения кроме года.Спасибо за книгу, т.к. имею хотя бы какое-то представление о жизни в детдоме в то время.
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Николай 30 Сентября 2012 - 07:30
Степан Мусоров оставивший свой адрес на стене дворца - это мой дядя. Его младший брат Василий,(мой отец),тоже закончил агропедтехникум. Один раз в 1967году я с отцом летом ездил на ежегодную встречу краснозорцев и видел вдову Ионина-Нину Петровну. Мой отец и дядя всегда очень хорошо отзывались об Ионине, ситали его гениальным педагогом и организатором.
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Наташа 16 Декабря 2012 - 04:04
Автор книги Бубликова Г.Г. моя бабушка
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Татьяна Алексеенко 21 Июня 2013 - 19:04
Горжусь, что мой отец, Алексеенко Петр Иванович, воспитанник "Красных Зорь."Кадровый военный, боевой офицер, ушедший из жизни в 1982 году в возрасте 68-ми лет. Часто мы, его дети ездили с ним на традиционные встречи в первое воскресенье июля. У нас в семье хранились фильмы, которые мы снимали на этих встречах,и потом с проектором приезжали и показывали.Непередаваемое чувство, когда люди узнави себя, или своего брата /Мусоровы приезжали не каждый год/, или своих однокашников, но, к сожалению, папа отдал эти фильмы, в надежде, что их вернут, преподавателю Некрасовского училища, котроя писала о "Красных Зорях." Помню некоторых воспитанников:Аркадия Алексеевича Цырина, Сергея Иванова, Киру Волкова, Павла Васильевича Голышева, братьев Мусоровых, Наташу Халимусю,Нину Петровну Ионину-женщину с красивыми грустными глазами,препоавателя литературы- Санхоцкую Валентину Михайловну, которая приезжала к нам в гости.А встречи краснозорцев всегда проходили очень трогательно, с воспоминаниями, интересными рассказами, смехом и пикником /как теперь бы сказали/. После смерти папы ни разу не были -очень тяжело вспоминать все это без него, но когда едем на электричке мимо станции "Красные Зори" сердце всегда замирает и почему-то всегда встаешь и смотришь в окно в надежде кого-то увидеть, а на глаза наворачиваются слезы...
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Екатерина 11 Июня 2019 - 20:11
Я работаю в школе-интернате "Красные Зори", которая является продолжением школы-колонии И.Ионина. Сейчас в школе создается музей. Мы собираем любую информацию, воспоминания, связанные с "Красными Зорями" с 1919 года по 1990 год. Страничка ВКонтакте:https://vk.com/redzori, https://vk.com/id3860344
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Татьяна Анатольевна Плавитцки 14 Марта 2017 - 14:28
Моя мама Рябовская Валентина Рафаиловна поступила в 6 д/дом Приморского р-на 03.09.1941г., эвакуирована была 24.03.1942г.в г. Любим Ярославской обл.Если кто-нибудь был в это время с ней в эвакуации, сообщите пожалуйста. Может есть фото или копии документов,буду очень благодарна за помощь в поиске. мой адрес:taplawitz@gmx.de
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Ольга 19 Апреля 2017 - 17:12
Автор Голышева П.в. -это мой дедушка. В книге он называет себя Павликом Булышевым.
[Ответить] [Ответить с цитатой]
Наталия 05 Апреля 2021 - 13:59
Добрый день, подскажите, пожалуйста, в каких годах в "Красных зорях" работала Пугина Ираида Александровна. Сохранилась ли её фотография?
Она жена моего родственника, пытаюсь отследить судьбу их семьи. Про И.А. Пугину нашла, что она была эвакуирована в Башкирию, затем вернулась в Ленинград и стала завучем в 397 школе. Её муж Николай Михайлович воевал под Ленинградом, был снайпером. Сын Юрий погиб в 1944 году под Бендерами. Судьба приемной дочери Елизаветы неизвестна.
nath_v @ rambler.ru (без пробелов)
[Ответить] [Ответить с цитатой]

Оставить  комментарий:

Ваше имя:
Комментарий:
Введите ответ:
captcha
[Обновить]
=